Несчастный случай

К окончанию исповеди я всегда проникался неподдельной жалостью и состраданием, а на следующий день уходил навсегда, неся в сердце печаль о еще одной несправедливо обиженной. Долго терзать израненную жизнью девушку несбыточными мечтами о счастливом браке я считал не этичным.

Воскресный вечер прошел не совсем так, как я намечал. Скромное желание - съесть что-нибудь в корне отличающееся от шаурмы, поваляться на диване и сладко уснуть с томиком Платона в руках - так и осталось неудовлетворенным. Сначала все шло хорошо: Коромыслин, Леший и еще пара бывших одноклассников ждали меня возле бани, как в старые добрые времена. Пока молоденькие банщицы, перехватившие эстафету у разбитых параличом и капитализмом старушек, приводили в порядок кабинет, я пытался втолковать Лешему разницу между южными и северными корейцами, но быстро оставил это бесполезное занятие, решив не портить себе настроение. Потом мы долго сидели в парилке, прочищая отравленные цивилизацией легкие сухим горячим воздухом с парами эвкалипта и засоряя мозги откровениями Лешего, истинно нам говорившего: "я никогда не потею"; купались в бассейне, пили липовый чай. Вдоволь напарившись, мы решили несколько расширить культурную программу и пошли в парк отдыха выпить пива на колесе обозрения. После третьего круга и пятой бутылки я пришел в то расположение духа, когда в серой и скучной жизни человека открывается место подвигу. Сильно геройствовать я не стал, только угостил всех шаурмой и, расставаясь с Витькой Кашловым, выпил на посошок бутылку водки. Что было после этого, я запомнил плохо. Помню, как голым купался в реке, в том месте, где еще недавно мечтал утопиться и исповедовался Лешему в чистой и светлой любви к неземной женщине с райским именем Таня и с опасной фамилией Крюкова. Леший радовался, как дитя, и все приговаривал: "Вот и хорошо! Вот и молодец! Господь тебя не оставит". Периодически Леший вытаскивал мое заблудшее тело из камышовых зарослей и, очистив лицо от тины, крестил на все лады, после чего я опять погружался в пучину. Егор сидел на берегу и тактично ждал, когда обряд крещения закончится. Потом я собирался идти в клуб и излить душу непосредственно Тане, но ноги отказали, да и друзья не помогли. Потом помню прищуренный глаз Лешего, отражающий фары встречных машин, и его идиотский вопрос: "Денис! Тебе плохо?", не дававший мне спокойно уснуть на заднем сиденье такси. Я зло мычал в ответ как Герасим, лишившийся Му-му, а Коромыслин переводил звуки "му" в слова: "Оставь его в покое, не видишь разве - ему хорошо".

Всю ночь я боролся со штормом, норовившим выбросить меня из постели. Когда накатывал девятый вал тошноты, я вставал, пил воду и уничтожал сигареты, как всплывший на поверхность подводник. Такой волны чувств, прорвавшей плотину спокойствия и рассудительности, я от себя не ожидал. "Неужели это дерьмо и есть любовь?! Не может быть! - думал я, тщетно пытаясь заснуть. - Что же делать? Как дальше жить?"

Понедельник не внес ясности в этот вопрос. Кое-как отокеяв десять часов в кегельбане, я заправился на всякий случай шаурмой с бананами и поехал к Тане.

Такой важный пункт контракта, как транспортировка рабочей силы на место проведения ремонтных работ, в связи с форс-мажорными корейцами не соблюдался, но выставлять счет за понесенные убытки я не спешил. "Будет классная отмазка, если все-таки решу слинять", - думал я, ковыряя ключом замочную скважину. Безо всяких усилий с моей стороны дверь открылась и я увидел Таню. Поправив воротник японского халата, Таня ласково улыбнулась и произнесла приветственную речь:

- Ой! Дениска!... Наконец-то! Я уже думала, ты не приедешь. Чего так поздно? На работе задержался?!

- Добрый вечер... - неожиданно попав в цейтнот эмоций и не имея времени для выбора тактики, я ляпнул первое, что взбрело в голову.

Я собирался побыстрее закончить ремонт и стойко перенести искушение, наивно полагая, что наши отношения станут сухими и жесткими, как верблюжья колючка. А тут такая засада, поневоле застопоришься. Кроме того, при виде выпуклостей японского халата на меня по-прежнему сверху и снизу нападал столбняк (Егор Коромыслин трактует это состояние как сухостой).

- Ну, заходи, не стой на пороге, - Таня еще ласковее улыбнулась и, резко вильнув попкой, скрылась на кухне.

Пока я забивал холодильник недельным запасом бананов и мучительно искал тему для разговора, любуясь стройными загорелыми ножками хозяйки и глотая слюну, Таня проверяла новое супермоющее средство на грязной посуде.

Услышав хлопок двери холодильника, Таня повернулась ко мне и одарила третьей за вечер улыбкой:

- Ну, как сходил в баню?

Странно... До этого Таня никогда не интересовалась подробностями моей личной жизни. Когда возникала неловкая пауза и молчание сильно затягивалось, Таня обычно выезжала из сложной ситуации на гаишниках, а я - на качестве работ. Но: "В науке нет широких столбовых дорог, и только тот достигнет ее сияющих вершин, кто готов долго карабкаться узкими извилистыми тропами", - как мудро подметил преподаватель геодезии, возвращая мне пустую зачетку. Осторожно нащупывая новую тропинку в диком лесу, я ответил:

- Нормально сходил.

- Весело было?

- Даже слишком... Оттянулся по полной программе. Пиво, водка, потом в реке купался - все как у людей.

- Вот и хорошо, - такое времяпрепровождение было близким и понятным Тане. - Я уху приготовила, будешь?

- Из лосося? - я вспомнил мороженую рыбину, занимавшую отдельный номер в морозилке с тех пор, как я тут поселился.

- Да... а как ты догадался? По запаху?! - искренне удивилась Таня.

- По лунному календарю! - съязвил я.

- А что я еще приготовила, угадаешь? - Таня, по-своему поняв шутку, подошла к столу и поправила крышку кастрюли.

"Вот дернул меня черт шутить! - я посмотрел в окно на молодую луну, больше похожую на наглую улыбку Чеширского кота. - Нет, луна тут не поможет, попробуем подойти к этому вопросу с научной точки зрения... Что может приготовить к ухе Таня? Все что угодно: вермишель, вареники, курицу, салат какой-нибудь из зелени...". Я задумчиво помассировал лоб и посмотрел на стол. Рядом с таинственной кастрюлей стояла бутылка подсолнечного масла. "Салат… попробуем - салат!" Я подошел к Тане и взял ее за руку. Она не сопротивлялась.

- Расположение звезд на небе и вот эта линия, - я провел повлажневшим пальцем по вене от ладони до локтевого сгиба, - говорят мне о том, что ты приготовила салат.

- ...Это винегрет, - Таня задумчиво погладила вену и внимательно посмотрела мне в глаза. - Как ты это делаешь?!

И меня понесло. Ослепленный неожиданной вспышкой интереса к моим уникальным способностям, я вывалил все, что знал об астрономии, астрологии, хиромантии, оккультизме и их непосредственном влиянии на судьбу человека, его характер и поступки. Но пытаясь определить знак зодиака, под которым родилась Таня, я спутал тельца с быком.

- Такого знака нет, - Таня отрицательно покачала головой.

- Это по китайскому календарю, - попробовал я исправить ошибку.

- Не подлизывайся. Знаю я эти штучки. Я на три года старше.

- Если бы не Надя, то я тебе больше 22-х никогда бы не дал.

- Хочешь сказать, что я похожа на змею?!

- Я хочу сказать, что это комплимент, - ответил я, хотя предположение насчет змеи мне показалось не лишенным смысла.

- Я родилась в год собаки, разве не видно?! Ты-то сам кто по гороскопу?

- Баран, - мне хотелось поскорее завязать с этой темой.

- Овен, - уточнила Таня, наливая уху. - Я так и думала. Садись, ешь. Пиво будешь?

- С ухой? - на этот раз удивился я.

- Конечно! Самый смак.

Я занял привычное место в углу и занялся ухой. Таня села рядом на табуретку и подперев ладонями лицо спросила:

- Вкусно?!

- Обалдеть!...

- То-то же! Я тебе х...ню не посоветую.

Даже такие редкие для высшего света слова, она произносила легко и небрежно, как названия французских блюд. Однако я никак не мог к этому привыкнуть и едва заметно скривился.

- Что случилось? - Таня опустила левую руку на стол и вопросительно выгнула спину.

- Косточка попала.

- Ты осторожнее, а то еще подавишься и плакал мой ремонт.

Покончив с ухой, я затащил Таню в ванную: поговорить о полках и ненароком потереться о ее гладкое загорелое тело. Но Таня очень умело маневрировала на небольшом участке пола, не занятом сантехникой, и до прямых контактов дело почти не доходило. В моих затуманенных страстью глазах Таня видела лишь искренний интерес к устройству унитаза (чтобы придать разговору деловой тон и хоть как-то занять руки, я время от времени нажимал на хромированную кнопку слива), открыто приставать я так и не решился.

По ходу дела выяснилось, что Таня хочет иметь в ванной не то чтобы полочки, а, скорее, шкафчики, причем много: под ванной, под умывальником, за унитазом, возле зашитого стояка.

- М-м-да... - сказал я, немного остыв. - Тут есть, о чем подумать.

- Подумай, конечно! - подбодрила меня Таня, возвращаясь на кухню. - Тебе кофе сделать, чтоб лучше думалось?

- Сделай, - я облокотился на край ванны и закрыл глаза, пытаясь выбросить из головы особенности покроя японского халата с его неожиданными откровениями и всунуть на освободившееся место мебель.

- Однажды я тоже так застрял на два месяца в однокомнатной квартире на площади Котовского...

- В ванной ничего не получалось? - предположила Таня.

- Не скажи! В ванной как раз получалось очень хорошо и если б не Егор...

На этот раз меня перебила телефонная трель и Таня, оставив ложку тонуть в сгущенном молоке, а меня - в воспоминаниях, убежала в зал.

"Как все было хорошо, пока не звонил телефон! Сейчас опять куда-нибудь сорвется", - подумал я, включая приемник погромче, но на этот раз ошибся. Таня вернулась на кухню заметно погрустневшая и молча достала из холодильника початую бутылку коньяка, затем так же молча вытащила пузатые рюмки и плеснула по полной.

- Что случилось? - я отхлебнул кофе и посмотрел сначала на коньяк, потом на Таню.

- Кума-с-сука!!! - Таня нервно закурила. - Выпьешь со мной?!

...Это был не коньяк. Во всяком случае, не тот коньяк, каким меня отпаивал Егор после двух месяцев затворничества в однокомнатной квартире на площади Котовского. Скорее всего, подкрашенный самогон. Но Таню это не смутило и она тут же налила по второй:

- Чтоб он с-сука сдох!!!

Осушив рюмку после столь странного тоста, Таня так трахнула ей по столу, что у меня потемнело в глазах.

- От, козлы! Еще и свет отключили!... - Таня глубоко затянулась и вытянула зажигалку из проступившего на столе оранжевого пятна. - Ты пока наливай, а я схожу за свечкой.

От такой крейсерской скорости у меня опять зашумело в голове, перед глазами замелькали пейзажи парка культуры и заросший камышом берег реки. Я поднялся, расставив ноги пошире, как на корабле во время качки, и нащупал бутылку. Наливать в темноте мне еще не приходилось и я крепко задумался над таким, казалось бы, несложным вопросом: "как это делают слепые? Ведь пьют же они как-то, не может быть, чтоб не пили!...". Тут мне на помощь пришла маячившая в форточке луна. Я капал понемногу в рюмку и внимательно смотрел через толстое стекло на бледную корку луны, пытаясь определить уровень эрзацконьяка.

Таня вернулась со свечой, вставленной в массивный, с завитушками подсвечник, имитирующий амурную сцену. С появлением свечи дело пошло быстрее. Таня сменила подсвечник на рюмку и остановила взгляд на пламени свечи:

- Мне тогда как раз убитая собака приснилась. У нас раньше собака жила - пудель, все линолеум грызла, так она под машину попала, все кишки повылазили, три дня мучилась. Сил не было смотреть. Я Юрке говорю, убей, чтоб не мучилась, а ему жалко. Не могу, говорит. Потом отнес ее все-таки к мусорнику и кума позвал. Тот и пристрелил… Вот и не верь после этого в сны.

Я делал вид, что все понимаю.

- Давай... - Таня подняла рюмку и посмотрела на меня.

- За собаку?!

- Дурак!... За Юрку, царствие ему небесное.

После этого Таня познакомила меня с покойным мужем, память о честности и доброте которого не умрет в веках. Всю сознательную жизнь Крюков занимался бизнесом и до смерти был влюблен в свое дело. Три года он торговал металлом и пока железо было горячо, успел наковать машину, дачу, два отпуска в Анталии и затеял в квартире ремонт. Лучшего мужа не придумаешь. Когда куму, крестившему Надю, светило несколько лет заключения за нездоровый интерес к цветным металлам вообще и медоносному кабелю в частности, человеколюбивый Крюков отдал совсем не лишние в домашнем хозяйстве две тысячи зеленых и лично ездил в милицию, чтобы замять дело. Но кум остался при своем мнении о роли Крюкова в этой истории, которое и выразил с помощью ружья. Это случилось год назад. Сегодня кума взяли с поличным в сигаретном ларьке...

Глаза Тани блестели в неровном свете свечи.

- Успокойся, - я дружески потрепал ее по плечу. - Уже ничего не изменишь.

- Я знаю, но все равно обидно. Убила б эту сволочь. А кума-падла хочет, чтоб я отказалась от свидетельских показаний. Что ж мне так не везет в жизни?!...

- Прими мои искренние соболезнования. Я понимаю, как тебе тяжело, но это пройдет, обязательно пройдет!

- Не пройдет. Я знаю... Это давно началось... Мне десять лет было, когда мамка отравилась. Она пила много, неделями могла пить. Отец захотел отучить ее от водки. Взял и подсунул ей вместо спирта бутылку с ацетоном. Мамка сначала не поняла, что случилось, ей плохо стало, все наружу полезло. Она неделю кишками рыгала, пока не умерла, а отец все ходил вокруг да приговаривал: "Будешь знать, как пить! Это тебе урок на будущее". Я совсем ссыкуха была, вон как Надька, ничего не понимала. А отец прямо взбесился - бегает, кричит: "убери эту блевотину - видеть ее не могу!". Ну я и убирала, а как гляну на кровавые комки, так самой тошно...

Роль носового платка мне приходилось исполнять не впервые. Это всегда происходило в похожей обстановке: при свечах, с вином, сигаретами и слезами, после нескольких месяцев тесных отношений. Но разрывающим душу откровениям обычно предшествовало два-три акта постельного балета. К окончанию исповеди я всегда проникался неподдельной жалостью и состраданием, а на следующий день уходил навсегда, неся в сердце печаль о еще одной несправедливо обиженной девушке. Долго терзать израненную жизнью девушку несбыточными мечтами о счастливом браке я считал не этичным. Тут был другой случай. Я не привлекал Таню как жених, и еще меньше как половой партнер.

Я нашел ее ладонь и сжал в своих руках:

- Я тебя отлично понимаю, сам когда-то пережил нечто подобное. У меня в детстве был друг. Мы вместе выросли, вместе облазили все мусорники и заводы в округе, вместе воровали фанеру с пилорамы, яблоки и всякое такое. Вместе убегали и вместе попадались. Вместе ездили по ночам за город на черный рынок радиодеталей. Он делал мне цветомузыку. Вместе учились прогуливать уроки и пить пиво, и много чего еще... Его убили 10-ть лет назад из-за 12-ти рублей и тайваньских часов с семью мелодиями, когда он был в командировке. Даже не убили - проломили череп и оставили умирать на снегу. Дело зимой было, перед Новым Годом. Он на три дня поехал, даже попрощаться не зашел, думал - скоро вернется. Его два месяца искали, пока снег не сошел, а когда нашли, он уже разлагаться начал. Т ак в закрытом гробу и похоронили. Он мне до сих пор снится, никак не могу поверить, что его нет... Давай выпьем за него... и за твою мать...

Я разлил остатки по рюмкам и быстро осушил свою. Усталость и сон навалились на меня и недозволенным приемом начали клонить голову к столу, веки налились коньяком, свеча потеряла четкость очертаний и раздвоилась. Но я не сдался. Подперев лоб левой рукой, я закрыл ладонью левый глаз, а мизинцем держал веко правого, изо всех сил стараясь не уснуть.

- Знаешь, я даже повеситься хотела. И тут не повезло, - Таня смахнула средним пальцем слезу и невесело улыбнулась. - Веревка оборвалась.

Отравившаяся мать и убитый муж оказались еще цветочками на могиле ее загубленной души. Копнув глубже и с отвращением перебирая самые низменные страсти, Таня рассказала мне о том, как в 13 лет ее изнасиловал какой-то рыбак, заткнув ей рот вонючей сумкой с рыбьими потрохами, когда она убежала из лагеря и слонялась по берегу реки в поисках приключений, рыбака так и не нашли, а подружки с тех пор дразнили ее блядью; как в интернате из-за нее дрались пацаны, жестоко, до потери сознания, и она доставалась избитому до крови победителю, а ее любимый Юрка четыре раза лежал в больнице с поломанными ребрами и отбитыми внутренностями; как следователь обещал продвинуть дело, если Таня ему отдастся, и нагло лапал при даче показаний, а она сидела немая от горя и не понимала, что происходит; как, оставшись без мужа, без денег, без цели в жизни, она пошла искать работу, но все пути к работе пролегали через постель...

Чем больше я слушал мрачную историю ее жизни, тем отчетливее понимал, что этот с виду сладкий кусок пирога - не по моим гнилым зубам. Уж очень твердой коркой должно было покрыться ее сердце за эти годы, чтобы достучаться до него надо быть как минимум Морошкой.

- Я когда в клуб попала...

- Не надо о клубе. Не хочу больше слушать, не могу! Ведь это же... не знаю... прости меня, Таня! Я не знал... я был последним козлом! - я схватил ее за плечи и тряхнул так, что халат распахнулся. - Я люблю тебя, Таня! Что хочешь для тебя сделаю!

- Что ты можешь?! - Таня опустила голову, на обнажившейся груди заблестела бусинка слезы, потом еще одна.

- Таня!... - я убрал руки с ее плеч и уставился на блики свечи, прыгающие со слезы на слезу. - Я больше не могу...

Закрывая от вожделения глаза, я уронил голову на Танину грудь и зашептал слова любви.

Она не оттолкнула меня! Обхватив мою шею мертвой хваткой, горячо задышала мне в затылок. Я схватил Таню за груди, оказавшиеся на удивление твердыми и холодными, и стал их массировать до боли в носу.

- Денис! Возьми меня, я больше не могу! - зашептала она.

- Сейчас, Таня! Сейчас!...

Долгожданный миг победы приближался, но я, вконец измученный затяжной позиционной войной, потерявший в последнем бою лучшие силы и где-то даже здоровье, никак не мог поверить в удачу. Затаив дыхание, я наслаждался осознанием победы и пытался растянуть этот краткий миг счастья на всю оставшуюся жизнь. Томящаяся от неудовлетворенного вожделения Таня еще крепче сжала мою шею.

- Сейчас!... Сейчас..., - я опустил руку и, нащупав клитор, начал нежно его поглаживать. Неожиданно указательный палец провалился в просторное лоно и прямо-таки утонул в густом киселе, сочившемся из ее трепещущего от нетерпения тела. Теплая, липкая волна захлестнула мою ладонь.

- Гха-а-а! Таня-я!..., - я вытащил палец и лизнул тягучий нектар. Таких сладких женщин у меня еще не было.

- А-ах!!! Ну же - Денис! - заскрежетала зубами Таня, обжигая дыханием макушку.

- Сейчас... сейчас!..., - я потянулся языком к ее лилейной шейке и судорожно вдохнул воздух. Вместо тонкого аромата женского пота, смешанного с дезодорантом, мне шибануло в нос застарелым дымом, я чихнул и проснулся...

© Семен ПУДОВ

Высказать свое мнение и обсудить прочитанное вы можете в нашем Форуме