Строгая
волосы трогает
жестом кокетливым.
Въедливо радостна -
влюбчивым не до сна.
Если б теперь -
весна...
Рыжая -
огненно выжжена,
кажется вспышкою.
Лишняя, злющая -
в голос зовущая -
ведьма от случая
к случаю...
Летняя
легкость рассветная
вьется над кожей. Ей
нравится нравиться
всем. Называется
женщиной...
Тревоги нет...
Тревоги нет. Есть только тишина, -
ее узнаешь одиноким телом,
дрожа стихами. Рыжее на белом
ужасно смотрится.
Ведь помнится, со сна
привиделось: ты - нежная невеста,
цветы и рядом кто-то - но нечетко,
и слезы непризнанья драли глотку,
давая корни бесконечным стрессам,
проращивая гибельную страсть,
и сдавливая мозг невыносимо.
Ты, кажется, выдумывала имя,
а выдумав, об имя обожглась...
Но позже - через кожу лунный свет
пройдет, лаская, и проникнет в вены.
И пахнут, подсыхая, хризантемы.
Тебя ласкает ночь. Тревоги больше нет.
Тугой петлей желанных...
Тугой петлей желанных искушений
ты обнимал одним движеньем мысли,
ласкал проникновенно чутким жестом,
авансом наслаждение даря;
заманивал изнеженностью лилий,
бутонами, набухшими от неги,
прорывами невольных восклицаний
и вкрадчивостью гибких лепестков;
рубил наотмашь ветреную стойкость
отточенным набегом аромата,
настолько тонким, что его дыханье
не выделяли бдительные ноздри, -
и оставалось лишь повиноваться
невнятной силе, смутно покорившей,
и обрекающей на сотни тысяч
веков неутоляемой тоски.
Ты был Гламур - изящный скользкий глянец,
невыносимый праздник, на котором
всегда другие, - я же, очевидно,
чужой ему останусь навсегда.
Ведьма в любви
Дымился осипший рассвет
парами оплавленной ночи.
Знак подан.
Предчувствие прочит
расплату за пламенный бред.
Исчадие счастья - живи
отравой последней минуты.
Подточена жалостью, будто
стекающим ядом любви.
Тобой, не умеющей быть
обычной, исторгнется память,
чтоб огненный отблеск оставить
и, пеплом взлетая, остыть.
Нечистая, громче зови.
Пьянит ощущение власти.
И ведьмам положено счастье
возьми же его -
и - умри.
