3 декабря, 2015. четверг

Новое время

UA RU
Обед с Александром Ройтбурдом

Не изображая жертву

07 марта, 2015
Один из самых дорогих отечественных художников за рюмкой чачи говорит о том, что Украине необходимо избавляться от комплекса жертвы, потому что мир считается только с сильными Екатерина Сергацкова

Большая звезда украинского изобразительного искусства Александр Ройтбурд, успешно завершив покорение столицы, вернулся в родную Одессу. К 53 годам он и правда достиг немалого, перешагнув границы Украины: его называют среди самых дорогих отечественных художников, его работы на торгах аукционных домов Sotheby’s и Phillip’s уходят за десятки тысяч долларов, их покупают как частные коллекционеры, так и музеи вроде МоМА — Музей современного искусства в Нью-Йорке.

Теперь же Ройтбурд принял решение вновь поселиться в городе, в котором родился и впервые прославился,— в 1980‑е он стал лидером целого направления в искусстве, прозванного украинским трансавангардом.

Пообедать с художником НВ отправляется в Одессу — там он предлагает встретиться в пространстве HUB Odessa. Тут же в этот день проходит встреча с депутатом Европарламента немкой Мари Бек.

— Оккупируйте нас, пожалуйста, иначе наша страна умрет! — сходу обращается к депутату художник.

Бек вздрагивает.

— Мы больше никого оккупировать не собираемся,— мрачно отвечает она.

Позже Ройтбурд, ехидно улыбаясь, говорит мне: “Кажется, она подумала, что я это серьезно”.

В отличие от многих художников, Ройтбурд — прямая противоположность образу молчаливого творца. Он дружит со многими политиками, и отголоски актуальных тем проникают на его полотна, причем художник искренне жалуется, что его политические посты в Facebook порой собирают в десять раз больше лайков, чем фотографии новых картин.

Мы перемещаемся в ресторан Кларабара, который держит знакомая Ройтбурда — Клара Булгакова. Заказав рюмку серебряной чачи, он заводит разговор о политике.

Последняя мишень художника — новый министр культуры Вячеслав Кириленко. “Недавно он заявил, что министерство будет финансировать только инициативы, которые связаны с поддержкой бойцов в АТО. Так мы дойдем до того, что и лечить будем только участников АТО. А диабетиков, например, не будем”,— бурчит Ройтбурд.

Он вспоминает, как во времена Виктора Януковича правительство не вмешивалось в гуманитарную сферу, поскольку культура ему была чужда. “Азаров с Януковичем знали, что они — не выразители народных чаяний и боялись “попалиться”. А нынешние лидеры считают себя выразителями и пытаются этими чаяниями рулить”.

Впрочем, к прежней власти у Ройтбурда, участника Майдана, были претензии иного уровня. Когда активисты заняли Межигорье, художник организовал выставку артефактов из резиденции Януковича.

“После нее левые обвинили меня в социальном фашизме — я написал, что в обстановке Януковича были видны его комплексы: стремление к роскоши, характерное для выходцев из социальных низов,— говорит Ройтбурд, закусывая чачу цветной капустой в кляре.— Но мне действительно было стыдно за то, что люмпены определяют политику моего государства. У Януковича эстетическая планка ниже плинтуса”.

Новым политикам — Кириленко, а также президенту Петру Порошенко и премьеру Арсению Яценюку — Ройтбурд регулярно пишет открытые письма и публикует их в Facebook, где дает чиновникам советы и описывает свое видение будущего страны. Себя он в шутку называет пикейным жилетом — так в Золотом теленке Ильф и Петров называли обывателей, которые с видом знатоков любят порассуждать о глобальных проблемах.

Азаров с Януковичем знали, что они — не выразители народных чаяний и боялись “попалиться”. А нынешние лидеры считают себя выразителями и пытаются этими чаяниями рулить

“Я рос в те времена, когда по вечерам все приличные люди слушали Голос Америки, а потом между собой обсуждали услышанное,— объясняет Ройтбурд.— Политология у таких, как мы,— форма светского досуга”.

У художника недавно появился собственный маленький дворец — просторная квартира в старом особняке в центре Одессы. Так совпало, что его переезд произошел вскоре после трагических событий 2 мая прошлого года, когда в ходе беспорядков в Одессе погибли 48 человек. Теперь в зоне беспокойства художника — не только военные действия в Донбассе, но и вопрос, дотянутся ли до Одессы “щупальца русского мира”.

“Большинство людей, с которыми я тут общаюсь, нормальные,— говорит Ройтбурд, манерно закуривая в помещении ресторана электронную сигарету.— Я вот хожу за продуктами на Новый базар, и он вполне себе проукраинский. А Староконный рынок, говорят, более ватный. Важно, что торговки рыбой — в основном проукраинские, они формируют мнение”.

Нынешняя Одесса, признается Ройтбурд,— совсем не тот город, в котором он вырос. Только камни, говорит, те же. Все дело в циркуляции населения: большая часть деятельных одесских евреев, которые формировали среду города, эмигрировали. А их заменили “те, для кого в Москве в свое время изобрели слово лимита”.

Правда, себя он тоже причисляет к таким внутренним мигрантам. Его родители переехали в Одессу из Николаевской области: мама родом из Врадиевки, отец — из Кривого Озера. Но Одесса, замечает он,— это город, который “форматирует людей под себя”.

Я рос в те времена, когда по вечерам все приличные люди слушали Голос Америки, а потом между собой обсуждали услышанное

“В 1970‑е, приезжая в Киев, я чувствовал, что из культурной среды попадаю в более простоватую,— вспоминает художник, стряхивая невидимый пепел с электронной сигареты.— Да и средний тип обывателя в Одессе был более европейским за счет близости моря, импортных шмоток и отсутствия сильной советизации”.

И все же Одесса остается провинцией, а одним из свойств провинции является то, что ей трудно генерировать собственные мифы, продолжает рассуждать Ройтбурд.

“В этом смысле вся Украина — это провинция. У нас есть общий миф о казаках, которые шашками машут, и есть отдельные — одесский, харьковский мифы”.

— А донецкий миф?

— А вот донецкого мифа я не знаю. В культурном плане это всегда была терра инкогнита. Я помню, как в 2004 году был на концерте Донбасского симфонического оркестра в соляной шахте в Артемовске. Это представление устроили, потому что слово донецкие в Украине начало становиться нарицательным.

В Донбассе необходимо было строить не стадионы, а музеи с такими же бюджетами, как у футбольного клуба Шахтер, иронично замечает художник. “Туда нужно было в детстве отводить маленьких Моторол и объяснять им, что такое импрессионизм и чем плох соцреализм,— говорит он.— Тогда бы сегодня никто не стрелял”. Вслед за этой фразой Ройтбурд опрокидывает вторую стопку чачи.

Во время Майдана художник стал одним из его рупоров. События первых дней революции он вспоминает с особым воодушевлением. Тогда Ройтбурд поднимался на трибуну и говорил, что в государстве наряду со сменой верхушки должен произойти ментальный переворот — смена идентичности.

— Процессы освобождения от советских стереотипов и проявление идентичности в Украине начали появляться в конце 80‑х. Тогда я впервые увидел, как умные, интеллигентные москвичи превращаются в злобных идиотов, когда речь заходит о том, что художественные выставки в Киеве — это не провинциальное событие, а другая культура другой страны. Сама мысль об этом вызывала в людях агрессию.

По мнению Ройтбурда, имперское неприятие украинского стало поводом к формированию собственной идентичности, а он “как типичный еврей инстинктивно встал на сторону страны, которую обижают”.

Теперь же художник считает, что Украине пора избавиться от привычки быть жертвой. “Голодомор не должен быть стержнем национального самосознания, невозможно смаковать это бесконечно”,— негодует он, отпивая из граненого стакана несколько капель чачи.

— В жизни Франции было немало кровавых страниц, и все же основа нашего представителя о ней — это Женитьба Фигаро, Парижская школа живописи, Монмартр. Украине тоже пора утверждать себя с сильной стороны. Поймите, в Европе не знают украинской культуры, зато знают, кто такой Достоевский. Поэтому даже сейчас, во время войны на востоке, некоторые воспринимают ее как войну великой русской культуры с диким полем.

Когда разговор заходит об украинском искусстве, Ройтбурд окончательно расстраивается: через 50 лет о том, каким был нынешний арт Украины, будущее поколение не сможет узнать практически ничего. Последняя госзакупка искусства в украинские музеи проводилась в 1989 году.

— Это настоящее преступление. Начиная с 1990‑х мне твердят о том, что на искусство нет денег, но почему‑то чем тяжелее экономическое положение, тем больше на улицах дорогих тачек.

В последнее время Ройтбурд часто ездит в Европу: то по делам, то на отдых — посетить музеи.

— Чем чаще я хожу в европейские музеи, тем сильнее ненавижу совок, из‑за которого не увидел все это в свои 25. Увы, этого уже не вернешь. Я смотрю на гигантские полотна Карпаччо и великолепного Тинторетто и понимаю, что никогда не увижу их глазами 25‑летнего человека, который только начинает заниматься искусством.

Все, что сейчас у нас происходит в Украине, я принять не могу, но допускаю, что понять нам этого просто не дано

Тут же он вспоминает, как в 18 лет пошел в синагогу сделать пару набросков. И там к нему пристал с разговорами ровесник — ныне один из уважаемых одесских раввинов.

— Мы говорили о телках и немножко о религии, и когда я начал предъявлять претензии Богу за то, что Ионафан чуть не обрел смерть из‑за заклятия своего отца царя Саула, парень сказал: а кто ты такой, чтобы судить Бога? Бог наказывает или награждает по другим соображениям, которые находятся вне человеческого понимания. Так что все, что сейчас у нас происходит в Украине, я принять не могу, но допускаю, что понять нам этого просто не дано.

.

.

.

.

.

5 вопросов Александру Ройтбурду


— Какое событие в вашей жизни вы считаете главным?


— Вопрос для идиотов, следующий вопрос.


— Ваш любимый город?


— Любимых нет. Есть город, где на каждом шагу я погружаюсь в разные моменты из своей жизни, и ни один другой город, кроме Одессы, мне такого ощущения не даст. Одессу я очень люблю, хотя иногда хочется ее убить.


— На чем вы ездите?


— На такси.


— Ваш личный прожиточный минимум?


— Шо?


— К чему вы стремитесь?


— Мечта у меня одна, я много раз о ней писал: хочу, чтобы на одной из центральных площадей какого‑нибудь старого города, например Одессы, появилась бронзовая статуя меня на коне в два натуральных размера. Было бы супер, если бы она появилась еще при жизни.

.

.

.

Автор: Екатерина Сергацкова

Фото: Александр Ройтбурд via Facebook, PinchukArtCentre

новое время

Материал опубликован в №7 журнала Новое Время от 27 февраля 2015 года

Другие Лонгриды

Майдан глазами Инги Вишневской
От культа ЗОЖ — к культуре healthy lifestyle
История Майдана от Кристины Бердинских
От рабочего класса — к креативному
Майдан глазами Мустафы Найема
Чем был и чем не был Майдан