Дирижер

Сделайте, пожалуйста, музыку потише,— первое, о чем просит Роман Кофман, когда мы устраиваемся за столиком ресторана Under Wonder в центре Киева.

Он — главный дирижер симфонического оркестра Национальной филармонии Украины и вообще известный в мире музыкант. Пока несут меню, мы разглядываем интерьер — цветные витражи в окнах, связки газет на полках и лампочки Эдисона, освещающие зал.

— У меня будет сложный заказ — я стопроцентный вегетарианец,— предупреждает Кофман. Он не преувеличивает: довольно тщательно выбирает, что заказать, советуясь с официантом, который охотно рассказывает об ингредиентах блюд.

— Давно? — уточняю я вегетарианский стаж моего собеседника.

— Очень давно, с рождения. Я не знаю вкуса мяса и рыбы. Так что если вас спросят, знакомы ли вы с человеком, который ни рыба ни мясо, скажите, что один такой к вам заходил,— последняя его фраза адресована уже не столько мне, сколько официанту: маэстро шутит с невозмутимым видом человека с хорошим чувством юмора.

Кофман признается, что в ресторанах бывает нечасто. Но в Under Wonder заходил за несколько дней до нашей встречи — ужинал с пианисткой Анастасией Волчок после их концерта в филармонии. Я тоже была на том концерте и рассказываю, как один из слушателей, выходя из зала, напевал главную тему из Концерта для фортепиано с оркестром №1 Сергея Прокофьева. Мой собеседник воспринимает рассказ как должное.

78‑летний Роман Кофман считается культовой фигурой в кругах профессионалов и знатоков классической музыки. Скрипач по первому образованию, в 33 года он дебютировал в качестве второго дирижера на американских гастролях ансамбля украинского танца имени Павла Вирского и с тех пор продолжает дирижерскую карьеру.

В 2003 году Кофману предложили стать генеральным музыкальным директором немецкого города Бонн. Так он возглавил Бетховенский оркестр и Боннскую оперу и на протяжении пяти лет определял музыкальную жизнь города. Однако продлевать контракт не стал и принял решение вернуться в Украину, получив за свою работу орден за заслуги перед Германией.

Обед с Кофманом наполняется бесконечным количеством историй — их у маэстро, кажется, накопилось не на одну книгу. Впрочем, шесть книг собственного авторства он уже издал, а сейчас пишет седьмую — автобиографию, в которой коснется и жизни оркестра, в частности взаимоотношений между музыкантами. Рабочее название книги Моя жизнь — импровизация, и оно в точности отображает его жизненную позицию.

— Я никогда не ставил себе целей в жизни, ни к чему не стремился и никогда не составлял далекоидущие планы,— признается дирижер. Говорит, что планирует свою жизнь на день-два, максимум — на месяц. И занимается только тем, что приносит ему удовольствие.

А наибольшее удовлетворение Кофману, как выясняется, приносит именно литература. О ней музыкант говорит даже более охотно, чем о музыке. Невольно я интересуюсь, не жалеет ли он, что стал дирижером, а не литератором.

— Жалею,— на этот раз без тени иронии говорит он. И вспоминает, что первое стихотворение написал в семь лет и посвятил его освобождению Киева от фашистов. И тут же декламирует свой стих, написанный 70 лет назад. В той войне погиб его родной брат. А музыкант до сих пор помнит, как его семья уезжала из Киева в августе 1941 года, хотя ему тогда было всего пять лет.

— Мы ехали на подводе. А немецкие истребители летали вереницей над дорогой. Мы разбегались, как только они приближались, потому что они расстреливали людей из пулеметов,— вспоминает он и тут же прерывает себя: не хочет вспоминать.

Та война невольно напоминает о нынешней — той, что идет в Донбассе. Я спрашиваю, не думает ли он, что войны на востоке можно было бы избежать, если бы там в свое время реализовывалась системная культурная политика.

Кофман в это не верит. По его мнению, отсутствие культурной политики сыграло, конечно, свою роль в настроении региона и уровне мышления его жителей, но далеко не решающую.

Он рассказывает, как в середине 1990‑х приехал в Донецкую филармонию, чтобы дать концерт. Зайдя в комнату главного дирижера, увидел, что за окном на расстоянии полутора метров выстроена кирпичная стена, заслоняющая солнце. Выяснилось, строили ресторан.

— Я спрашиваю: “Как же это позволили?” А мне в ответ: “Этот человек никого не спрашивает. Ахметов его фамилия, он молодой и богатый”.
Мы допиваем чай, и Кофман просит официанта дать ему пакет для книг, которые он несет домой.

— Знаете, кто это? — полушутя спрашивает дирижер у него, указывая на обложку со своим фото в профиль.

— Конечно. Это вы — известный дирижер Роман Кофман,— отвечает официант.

Маэстро подозрительно смотрит то на меня, то на официанта.

— Я никому ничего не рассказывала,— спешу заверить я Кофмана.

Несмотря на его недоверчивый взгляд, видно, что ему приятно.