Реалист

Чтобы сохранить верность себе, иногда приходится быть ретроградом. Художник Люсьен Фрейд благополучно «отстал от времени» еще в 1950-х, жил интересно, долго, и дождался признания.

Широкая публика, как правило, знакомится с искусством через скандал или большие деньги. В случае с художником Люсьеном Фрейдом (1922-2011) сработало второе. После того как в 2008 г. российский миллиардер Роман Абрамович купил его картину «Спящая соцработница» за $33,6 млн., многие узнали, что у основателя психоанализа Зигмунда Фрейда есть внук, очень талантливо рисующий, и более того, являющийся самым дорогостоящим из живущих художников. Впрочем, похоже, Фрейд всегда (еще с 1940-х!) знал себе цену, а мнения посторонних никогда не мешали ему получать удовольствие от работы и жизни. Он любил дорогие рестораны, был дважды женат, имел многочисленных любовниц, оставил 14 (только официальных) детей и мог позволить себе достаточно одиночества для размышлений и труда.

Меж тем история аукционных продаж Люсьена Фрейда дает понять, что ценовой рекорд 2008 г. не был такой уж сенсацией. Незадолго до этого, в ноябре 2007-го, полотно «ИБ и ее муж» ушло за $19,3 млн. А еще в 1998-м эффектная многофигурная картина «Большой интерьер W11, по мотивам Ватто» была продана за $5,8 млн. анониму из США.

В 1960-х и 1970-х не только зарубежные коллекционеры, но и искусствоведы мало интересовались Фрейдом. Работы художника ценились в основном его британскими поклонниками, которые в 1980-х были готовы выложить за большое полотно несколько сотен тысяч долларов. Этому способствовала его 40-летняя на тот момент творческая карьера, влиятельные связи, которыми он легко обзаводился, и понятная многим традиционная живопись, которой Люсьен Фрейд всегда оставался верен.

Художник писал портреты (очень редко на заказ), иными словами, занимался «фигуративом» – художественной практикой, считавшейся во второй половине XX в. неактуальной и даже архаичной. Право выражать дух послевоенного мира арт-критики отдали абстрактному и беспредметному искусству. Появился поп-арт, концептуализм. Полотно уступило место перфомансу и видеоарту, а Люсьен Фрейд продолжал приглашать в студию натурщиков и подолгу держал их в неудобных позах, проникаясь человеческой сущностью и старательно выписывая детали.

Казалось, таким образом он все глубже погружается в забытье, но вместе с ним «шла ко дну» целая эскадра британских живописцев. В 1972 г. Рональд Китай, американский художник, живший в Англии, дал ей название «Лондонская школа». Кроме Люсьена Фрейда, туда входили Френсис Бэкон (1909-1992), Леон Коссов (1926), Франк Ауэрбах (1931), Майкл Эндрюс (1928-1995) и др. Каждый из них имел свой почерк, вместе же их объединял неизбывный интерес к изображению человека, участие в коллективной выставке «Человеческая глина» (Лондон, 1976) и позднее признание.

Раньше всех, в 1970-х, международная известность пришла к неистовому Бэкону (кстати, родственнику знаменитого философа XVII в.). Для Фрейда, который был его близким другом с 1945 г., а также для других «лондонцев» эпоха восхищения наступила в 1990-х. «Посетители смотрят на давно забытую вещь: как художник мазал кистью по холсту», – писал о триумфе «лондонской школы» российский художник Максим Кантор.

Впрочем, еще в 1987-88 гг., когда Британский совет решил организовать передвижную выставку 65-летнего Фрейда, многие музеи в США отказались принимать экспозицию «малоизвестного живописца». Но именно тогда влиятельный американский арт-критик Роберт Хьюз назвал его «величайшим художником-реалистом из ныне живущих».

Среди немалого количества обнаженных портретов, созданных британцем (в разное время ему позировали родственники, жены, любовницы, дети, друзья, друзья друзей, британские селебрити), пожалуй, ни один нельзя назвать эротическим. Выставляя напоказ гениталии, герои Фрейда не соблазняют, а как будто хамят. На самом же деле они напоминают зрителю о том, что человек – это все-таки тело, а уже потом бизнесмен, менеджер, чиновник, патриот. В то же время напи­санная рельефными мазками кожа на полотнах художника имеет мрачные зеленовато-желтые и бурые оттенки, а богатые складки заведомо немодельной плоти выглядят, как тревожные пейзажи. Очевидно, в мире, где красивое обнаженное тело служит транспортным средством для рекламных внушений, чтобы вернуть фигуре человека нейтральность, приходится делать ее немного неприятной. Почему нет? Ведь, собственно, в избавлении от навязчивых иллюзий и состоит цель истинного реализма.