Weekend (Украина) №96(917) от 12.06.09 |
|
Книги с Анной Наринской
 | | |
"Парижские письма виконта де Лоне"
Дельфина де Жирарден
М.: Новое литературное обозрение, 2009
Это издание ставит нас в некоторый тупик: непонятно, чему радоваться больше – собственно тексту или тому, как он "сделан". А именно – переведен и, главное, откомментирован Верой Мильчиной. Ее примечания не оставляют непоясненным и непроясненным практически ничего, что было бы непонятно или интересно, и читаются почти как художественная проза. Но именно что "почти" – подстрочные тексты Мильчиной лишены сухости обычного книжного "аппарата", но при всей своей живости ни на секунду не составляют конкуренции основному тексту, а лишь проявляют его достоинства, подобно уместным репликам в "правильной" светской беседе, одним из главных свойств которой (как указано как раз в этих примечаниях) "теоретики называли умение выслушивать чужие мнения, не навязывая своего".
Вот, например, говоря о парижских светских салонах, автор "Писем" дает высокую оценку "политическому" салону княгини Ливен, "по которому можно судить о том, чем становится политика в обществе высокоцивилизованном: это политика элегантная, простая и холодная; это нейтральная почва, где все идеи представлены в равной мере, где старые системы еще пользуются уважением, а новые мысли уже находят понимание; это приют для тех, кто сделался не нужен, прибежище для тех, кто слывет опасным".
Княгиня Дарья Христофоровна Ливен, поясняет Вера Мильчина, сестра шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа и жена российского посла в Англии князя Х. А. Ливена, разъехавшись с мужем, обосновалась в Париже. Там она стала возлюбленной и "политической нимфой" знаменитого историка и видного политического деятеля Июльской монархии Франсуа Гизо.
Некоторые, возможно, украсили бы Бенкендорфа эпитетом "тот самый", а о княгине Ливен добавили что-нибудь вроде "бывшая, как считается, тайным агентом русского правительства", но такие демарши – вне традиций светской беседы, и Мильчина от них воздерживается. Зато добавляет, что после смерти Талейрана княгиня Ливен наняла квартиру в его бывшем особняке на углу улицы Сен-Флорантен и площади Согласия.
Впрочем, мы увлеклись – давно пора сказать, что, собственно, это за книга, которую мы тут восхваляем. "Парижские письма виконта де Лоне" – это сборник газетных колонок, которые в 30-40-х годах XIX века писательница, поэтесса и светская дама Дельфина де Жирарден писала в принадлежавшую ее мужу газету "Пресса".
Дельфина (названная так в честь героини романа мадам де Сталь) родилась в 1802 году. Она с детства увлекалась литературой и была вхожа в главные светско-литературные салоны Парижа (один из них, кстати, принадлежал ее матери писательнице Софии Гэ). В 1831 году она вышла замуж за Эмиля де Жирардена, основателя нескольких газет, человека, совершившего, как считается, революцию во французской периодике. Причем революцию свойства не только коммерческого (он радикально увеличил тиражи газет, сделав их более дешевыми, а недостающие деньги получал, привлекая рекламодателей), но и содержательного. В изданиях Жирардена процветала "неполитическая журналистика" – рецензии, очерки, фельетоны. С "Прессой" сотрудничали Теофиль Готье, Александр Дюма и Бальзак. А своей жене, написавшей ко времени запуска "Прессы" несколько небольших романов, Жирарден поручил писать очерки парижских нравов. Эти статьи она подписывала мужским аристократическим псевдонимом виконт де Лоне.
Сборник текстов виконта открывается сентябрем 1836 года, а заканчивается сентябрем 1848-го. Первая фраза первого очерка и, соответственно, всей книги – одна из самых остроумных, самых запоминающихся, самых цитируемых: "На этой неделе не произошло ничего особенно примечательного: в Португалии случилась революция, в Испании явился призрак республики, в Париже назначили министров, на Бирже упали котировки, в Опере поставили новый балет, в саду Тюильри оказались два капота из белого атласа". Последняя фраза книги куда более проста, чтобы не сказать прямолинейна: "Неужели эта страна, где больше не дозволено иметь ни ума, ни отваги,– наша Франция?" Начинается все при либерализме Июльской монархии, заканчивается – в почти диктаторской атмосфере Второй республики.
Между двумя этими фразами укладываются воздвижение на площади Согласия Луксорского обелиска, премьера "Калигулы" Александра Дюма, последнее публичное выступление Талейрана, воцарение на сцене Рашели, появление дагеротипа, перенесение останков Наполеона с острова Святой Елены в собор Инвалидов, прием в академию Виктора Гюго и смена правительств. А также описания мод, балов, скачек, спектаклей и депутатских заседаний. Множество наблюдений за людьми и за жизнью – неизменно тонких и остроумных. Иногда рассуждения Дельфины страшно напоминают тех, кого мы уже знаем, но кто при этом писал позже нее. Вот, скажем, ее определение понятия "балласт" – "дядюшка-миллионер никогда не бывает балластом. А тетушка из провинции бывает им всегда" (практически Антоша Чехонте). Или вот из чего, по ее мнению, состоит женская красота: "Из девичьих башмачков. Настоящего хереса. Прекрасных лошадей в отличной упряжи. Прославленного друга. Учтивого мужа" (Фредерик Бегбедер обзавидуется).
Так что позвольте рекомендовать – русское издание "Парижских писем виконта де Лоне". Это действительно отличное сочетание: над полосой, отделяющей текст от подстрочных примечаний,– журналистские эссе, остроумные, пылкие, в меру высокомерные и лишь слегка многословные, под ней – почти исторический роман.
Где купить?
"Нора Баржес"
Мария Голованивская
М.: Новое литературное обозрение, 2009
Героиня романа Марии Голованивской – тезка Норы из "Кукольного дома" Ибсена, классической и сразу вошедшей в канон раннего феминизма пьесы о том, как женщина находит в себе силы уйти из семьи ради свободы и самореализации. Именно как одну из вариаций на ибсеновскую тему и стоит читать "Нору Баржес". Героиня романа – странное сочетание непреклонной силы и бесконечной слабости, усталости, изнеможения. Она уходит от мужа, дочки, друзей, подруг, соседей – от "несносных грубых людей, которых принуждена любить" и которым она не по зубам, но уходит не на свободу, а в небытие, проще говоря – умирает. Смертное изнеможение как единственный путь если не к свободе, то к покою – здесь классический феминистский сюжет словно возвращается к готическому роману, где героини чахли в подземельях, с той только разницей, что те были невинны, а в современном мире (и это точно изображено в романе) невинны как раз люди грубые и выживающие, а гибнут те, кто невинность потерял – подобно Норе, которая виновата перед людьми прежде всего потому, "что совсем уже не могла жить". Жаль только, что роман написан небрежным иногда до неграмотности языком: "радовалась для собственной проформы" и т. п. (это тем более обидно, если вспомнить, каким обдуманным языком были написаны рассказы из первого сборника Голованивской "Частная коллекция"). Правда, как только дело впрямую касается главной героини – ее внешности, манер и даже еще не купленной ею одежды, качество текста сразу повышается: "Она принялась мерить черные асимметричные, словно сползающие на одну сторону крылья, сдвинутые набок швы, намекающие на надломленный позвоночник или врожденную горбатость, которой наконец-то отвели положенное ей почетное место". Текст приобретает иную плотность, становится непрозрачным и почти загадочным.
Где купить?
"Карта мира"
Кристиан Крахт
М.: Ад Маргинем Пресс, 2009
Кристиан Крахт, главный герой немецкой поп-литературы, почти никогда не жил в Германии. Он учился в Канаде и США, начинал карьеру в Сомали, затем работал корреспондентом Der Spiegel в Южной Азии, жил в Бангкоке, в здании бывшего посольства Югославии, издавал журнал Der Freund (офис редакции находился в Катманду), вместе со своим другом Инго Нирманном поднимался на Килиманджаро. Крахт меняет места своего проживания каждый год; по последним данным, сейчас он живет в Буэнос-Айресе. И отовсюду Крахт пишет – статьи, репортажи, путевые заметки. В 2000 году вышла первая книга его путевых историй "Желтый карандаш", в 2006-м вторая – "New Wave". Избранные места из обеих и составили "Карту мира".
Крахт, очевидно, всюду чувствует себя как дома – поражает его умение разбираться с засоренными тайскими туалетами, покупать уличную еду в Баку и в любой стране находить немцев и беседовать с ними о Томасе Бруссиге. Автора вообще не очень интересуют национальная экзотика и чужая жизнь, его интересует прежде всего он сам, автор и немец, и какие-то незначительные мелочи, частное вместо общего – обеды и уличные ссоры, случайные знакомства и то, какое пиво дают в баре. Заметка из Гонконга превращается у него в описание мучений китайских модников, разрывающихся между Prada и Gucci. В Каире он читает труд о христианском православии, сидя в пустом баре под портретами Майкла Пэлина. Из России докладывает о выходных на даче прозаика Александра Проханова с бутылкой "Абсолюта". "Карта мира" больше похожа на "Faserland", лучший из романов Крахта, чем на образцовый тревелог. Здесь нет ощущения времени, но сохраняются главные приметы крахтовской прозы – гламур, поэзия и ирония. Но самое главное, то, на чем держится все повествование, это фигура автора – ироничного, умного, богатого немецкого интеллектуала, который ко всему миру одинаково презрительно равнодушен.
Где купить?
... текущие материалы в открытом доступе |
|
|
|
|
|
|
|
Содержание
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
"Сон Гафта, пересказанный Виктюком" в Русской драме
|
|
|
|
|
|
Спектакли Петра Ластивки в Театре имени Ивана Франко
|
|
|
|
|
|
"Сорочинская ярмарка" в Театре оперетты
|
|
|
|
|
|
Хор Турецкого во дворце "Украина"
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Музыка Вивальди в Национальной филармонии
|
|
|
|
|
|
Андрей Белов в Национальной филармонии
|
|
|
|
|
|
Музыка с Борисом Барабановым
|
|
|
|
|
|
Классика с Михаилом Трофименковым
|
|
|
|
|
|
|
|
|
Гастрономический переворот
|
|
|
|
|
|
|
|
|
"Каждой головке сыра делают уколы"
|
|
|
|
|
|
"Темпранийо может и должен быть высокого качества"
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|