— Вот ты, Анастасия, отвечаешь на вопросы, которые читатели задают, о человеке говоришь как о творце, но ты ведь женщина. Лидер одной духовной конфессии, знаешь, что о женщинах сказал?

— И что же?

— А то сказал, что женщины творить не могут, их предназначение в том и состоит, чтобы красивыми им быть, мужчин лишь вдохновлять на разные дела и творчество, а всё творят только мужчины.

— Но ты, Владимир, согласен с высказываниями такими?

— Наверное, с ним можно согласиться. Знаешь, есть статистика — наука беспристрастная такая. Так вот, если по статистике смотреть, следующая ситуация получается.

— Какая?

— Андрей Рублёв, Суриков, Васнецов, Рембрандт, ну, и другие знаменитые художники мужчинами все были, а женщин среди них нет вообще, по крайней мере, я и не припомню женщин. Изобретатели самолёта, машин, электродвигателя, спутников, ракет — тоже мужчины. Сейчас одним из самых популярных искусств кино у нас считается, чтоб фильм поставить, нужен кинорежиссёр, он для кино один из самых главных. И снова все лучшие кинорежиссёры — мужчины. Бывают женщины, но редко. И у них нет выдающихся, ну, таких, как у мужчин, интересных фильмов. И музыканты лучшие всегда мужчины, философы, и те, которые из древности до нас дошли, и современные, — тоже мужчины.

— Но для чего ты мне все это говоришь, Владимир?

— Так, мысль одна есть у меня. Я думаю, она тебе поможет.

— Какая мысль? Со мной ты ею поделиться можешь?

— Такая мысль. Тебе, Анастасия, надо больше уделить внимания какому-то благоустройству здесь и воспитанию ребёнка, о мире, людях ты не очень загружай себя, в конце концов, со всеми делами мужчины могут разобраться. Только мужчины, так статистика говорит. Наука точная, беспристрастная. И по истории всё так случалось, что мужчины главное всё делали, а от истории нам тоже не уйти. Ты поняла, какая неопровержимая получается мысль?

— Да, я поняла тебя, Владимир.

— Ты только не расстраивайся. Лучше раньше всё понять, чтобы делами своими заняться, а не теми, которые другие лучше могут сделать. Ты мир стремишься к лучшему менять, а это могут сделать лишь мужчины, они всё лучшее изобретают и лучше женщин всё творят. Согласна с этим?

— Владимир, я согласна с тем, что внешне выглядит творцом мужчина. С позиций материальных если посмотреть.

— Что значит внешне? И как ещё, с каких таких позиций на факты неопровержимые можно смотреть? Ты лучше тут не философствуй, а конкретно мне скажи: ты сотворить хоть что-то сможешь? К примеру, можешь вышивать хотя бы? Иголкой по ткани можешь рисунок красивый вышить?

— Рисунок вышить я иголкой не смогу.

— А почему?

— Иголку в руки взять я не смогу. Иголку, что содеяна из недр живой природы. К чему ж творить, сначала разрушая творение великое, живое? Представь, Владимир, когда разрежет кто-то неразумный картину, полотно великого художника, как ты сказал, творца и станет зайчики, фигурки резать из кусочков полотна, его деяния можно творчеством назвать, пред этим на неразумность скидку сделав? Но если то же самое станет творить другой, разумный, понимающий, что есть вокруг него, тогда определение иное его деяния приобретут.

— Какое?

— Подумаем давай мы вместе. К примеру, можно вандализмом его деяния назвать.

— Ну надо же, куда хватила. Так что же все творцы, художники — вандалы?

— Они художники, творцы в сознании мирозданья на уровне своём. Но если на другом сознание уровне окажется у них, творения способом иным вершиться будут.

— Каким — иным?

— Тем, что Создатель всё творил в своём порыве вдохновения. И совершенствовать творения свои и новые вершить он человеку, лишь человеку одному способность дал.

— А чем Создатель всё творил? И инструмент какой для творчества он человеку дал?

— Мысль — главный инструмент Великого Творца. И человеку мысль дана. Творения Истинны тогда, когда в свершеньях мысли действует Душа, и интуиция, и чувства, и главное, а главным будет осознания чистота.

Смотри, цветок растёт у наших ног, его прекрасны формы и цвета, полутона меняются в живом творении, усовершенствуй их своею мыслью. Сконцентрируйся, попробуй их изменить на лучшее видение.

— Какое, например?

— Ты сфантазируй сам, Владимир.

— Ну, сфантазировать смогу. Один, к примеру, красный лепесток пусть будет у ромашки этой, другой останется как есть, так чередуются, по-моему, так лучше, веселее будет.

И вдруг Анастасия замерла. Внимательно стала смотреть на белую ромашку. И, понимаете, она, ромашка, тихонько, медленно, но прямо на глазах сменила лепестков своих цвета. Они чередоваться стали — красный, белый, снова красный. Сначала красные едва заметны были, потом сильнее покраснели, все ярче красный цвет их получался, и наконец они пылать, словно светиться красным цветом стали.

— Вот видишь, как произошло, придумал ты, а я всё мыслью сотворила.

— И что же, люди все так делать могут?

— Да! И делают. Но материал используют при этом, сначала омертвляя материал, а мёртвое лишь разлагаться может. Так человечество веками бьётся, чтобы своих творений разложение приостановить, так гнили мысль людская всё больше отдаётся, и некогда подумать человеку, что Истинным Творением зовётся.

Всему сначала мысль предшествует, потом со временем её и воплощают в материю или обустройство общества меняют. Но лучшее иль худшее творят — не сразу понимают.

Вот ты ромашки лепестков цвет захотел сменить. Я мыслью их сменила, ромашка подчинилась мысли человека, теперь внимательно смотри, ты лучшее помыслил? Совершеннее того, что было?

— По-моему, повеселее стало, попестрее.

— Но почему без восхищенья говоришь ты о Творении новом?

— Не знаю, может, ещё чего-то не хватает, цветов каких-то, я пока не знаю.

— Цвета друг с другом в противоречия вошли, полутона нежнейшие за пестротой поблекли. Спокойных нежных чувств не вызвать пестроте кричащей.

— Ну, ладно, попробуй всё вернуть обратно.

— Не я, обратно измениться сама ромашка сможет. Цвет красный опадёт. Ведь мы её, живую, не убили. Природа всё сама в гармонию вернёт.

— Так что же, по-твоему, Анастасия, мужчины все вандалы несмышленые, а женщины — творцы?

— Мужчины все и женщины едины, начала в каждом два сливаются в одно. И в творчестве своём они неразделимы, для них обоих земное существует бытиё.

— Но как же так? Совсем не ясно. Вот я, к примеру, я — только мужчина.

— А из чего ты состоишь, Владимир? Плоть женщины и плоть мужчины в единое слились, в тебе объединились, и Дух двоих в единый слился Дух.

— А для чего ж тогда твердят, трактаты пишут, что женщина, а что мужчина есть и кто из них сильнее, кто главнее?

— Подумай сам, кто хочет и с какою целью твою осознанность, твоё сознание, что изначально всем Создатель дал, догматом заменить своим?

— А вдруг кому-то больше дал Создатель, и он, учитель, стремится поделиться мудростью своей со всеми?

— У каждого росточка на Земле, у семени берёзки, Кедра и цветка есть информация Создателя сполна.

Так как же мысль тебе прийти смогла, что Высшему Творению своему Создатель мог помыслить недодать чего-то? Что может быть обидней для Отца подобного упрёка?

— Да что ты, я никого не упрекаю. Я просто про себя, так как бы размышляю.