Некоторые берут на свои плечи всю
тяжесть этого мира. Все его горести и печали. И героически тянут.
И считают
себя страдальцами.
И пока они считают себя страдальцами, до тех пор и страдание их продолжается.
Так Сизиф, вздыхая, опять и опять тащит камень в гору. И нет никакого проклятия у Сизифа, но зато есть камень.
Так и люди тянут свое страдание в гору. И налипает на него грязь и тяжелеет груз, но тянут,- иначе как же,- говорят они и с обидой смотрят вслед бегущим налегке с горы.
И пока они считают себя страдальцами,
до тех пор и страдание их продолжается. И даже уже понимая, что только
от них самих зависит их страдание,- ничего уже не могут с собой поделать,-
и от этого тоже страдают.
Так, должно быть, пьяница запойный
живет светлым днем послечерезгодзавтрешним. Когда он в светлой рубашке
шагнет плавно в солнечный свет двора, просвечиваясь в дверном проеме, и...
дальше и подумать страшно. Или пусто дальше думать. Проще налить.
Так и страдоголики страдают даже
при отсутствии всякого объективного повода.
Страдоголизм это тоже философия, это
как-бы зеркально отраженный дзэн. С мучительным поиском словесных формулировок
способствующих перманентному страданию. Подчеркивающих страдательный момент.
Вот страдоголик рыдающий в саду
осеннем - о, сколько яблок, столько и не съесть - сгниет. Или наоборот,-
о, яблок нет, теперь их и не съесть.
И дальнейшие вариации.
Человек страдает до тех пор, пока всей
душой открыт для страданья, готов к нему и получает хотя-бы некоторое удовлетворение,
хотя бы от того, что могло бы быть и хуже.
И приближает этот день.
Некоторые берут на свои плечи всю
тяжесть этого мира. Все его горести и печали. И героически тянут.
Хотя тянут они всего лишь камень на
собственной душе. Ими туда же и уложенный.
И говорит страдоголик, оглянувшись
вслед бегущему с горы,- вот сломаешь себе шею,- но тот не слышит, он спешит.
А страдоголик, вздохнув, опять тянет
свой влажный камень на самую вершину своего страдания.
|
ХВ |
