К списку обзоров
Все обзоры
Карманная вечность
Современная проза на Bookshop
Цитата: И жизнь моя погрузилась во мрак. Жил я почти одним воровством. Воровством и написанием курсовых для нерадивых студентов. Это редкое сочетание позволяло мне смотреть свысока на тех, кто промышлял чем-либо одним. Для уголовника я слишком очкастый, для книжного червя я слишком многоопытный и все на свете повидавший. Ник Лухминский. Мемуар двадцатилетнего
Думаю, включение Ника Лухминского в альбом модной барышни было тактической ошибкой "Лимбуса". Издать его надо б отдельной книгой: тонкой выделки норов молодого негодяя, телесные конвульсии, сотрясающие его прозу, география перемещений с Саратовым в роли танцевальной старт-печки - все это ой как напоминает молодого Лимонова. Рецензенты не прошли мимо без шуток: Лев Данилкин комплиментарно провозглашает Лухминского духовным преемником нью-йоркского аполитичного еще Эдички, Лиза Ъ-Новикова с гримаской поминает лимоновские деревни. Самое изысканное достоинство "Мемуара": исповедь юного ворюги-интеллектуала обошлась без мата, нет здесь ни единой эротической сцены, ни эпизодов насилия, ни наркотиков. При том, что герой якшается с неформалами и подрабатывает наркокурьером. Текст эпатирует искренностью и бесстыдной поэзией: без непристойности непристоен… Остальные участники (-цы!) антологии незамысловаты. "Заочная красавица" - "производственный рассказ" Ирины Табуновой о жизни девушек, зарабатывающих телефонным сексом. Тот, кто помнит чудные "Сказки по телефону" Эргали Гера едва ли продерется сквозь сырую чащобу сих разговорчиков. Хотя попадаются у Табуновой перлы и просто смачный фактаж: "… трубку кинул. Говоря нашим языком, повесился". "Аня Каренина" Лилии Ким - жестокий роман о подростках спального района и циничных сутенерах. Все они почему-то носят имена персонажей "Анны Карениной". До какой степени всё запущено, становится понятно примерно в середине, но, скрипя сердцем, дочитываешь до конца: по инерции и отчасти от безысходности - приходится все же узнать, чем там у них закончилось, у толстой шестнадцатилетней Ани, юной модельки Кити Щербацкой, их одноклассника Леши Вронского и богатого сноба Левина. Блеклая проза, однако прием с толстовскими именами, единственная находка на полторы сотни страниц, действует безотказно, и не только на меня…
Денежкина и Ко, "Антология прозы двадцатилетних"
Цитата: Кому-то дом нужен для того, чтобы туда возвращаться, кому-то - чтобы было куда приводить других людей, кому-то требуется место, которое можно обустраивать по своему вкусу и разумению, а кому-то - запереться на полдюжины замков и вздохнуть с облегчением: "Уж теперь-то наверняка доживу до утра". А мне дом нужен для того, чтобы было откуда уходить. Диковинная придурь, не спорю. <…> Зато теперь я отлично устроился. Выходя из дома, могу быть совершенно уверен, что если и вернусь, то лишь полдюжины жизней спустя, никак не раньше. А это, если разобраться, много позже, чем "никогда". Несколько "никогда" спустя - так, что ли, получается?..
Новый, не-Еховый роман Макса Фрая. Двадцать восемь лакомых кусочков, по числу дней лунного месяца, упакованы в обложку, на которой просматривается… просматривается нечто не вполне афроамериканское. Фрай, как какой-нибудь Майкл Джексон, - существо невыясненной расы, проблемной сексуальной ориентации, не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка. В последнее время он все чаще заговаривает о себе то во множественном числе, то в женском роде. Един в двух лицах, как Янус, бог времени, с коим вновь и вновь затевает тяжбу, испрашивая для себя бессмертия. Собственно, об этом книга - о контрабандой провезенной в бренный мир неуязвимости, о поиске спасения на неисповедимых путях: "В моей идеальной истории путник выходит из пункта А, но в пункте Б его ждут напрасно: этому счастливчику суждено увязнуть в какой-то собственной, персональной бесконечности". НАКХИ - особая разновидность вампиров. "Слизывают" чужие судьбы, воруют эмоции, забираются в шкуру ближнего, наскоро проживают-прожигают его настоящее и будущее (почему-то никто из них не обогатился на биржевых и футбольных прогнозах), и удаляются, оставляя после себя протертую шкурку так ничего и не понявшей жертвы. Излюбленные охотничьи угодья - всяческие кофе-ины, шоколадницы и клуб "Китайский летчик Джао Да" (Помните, Сергей Лукьяненко прославил скромное место сборищ парашютистов на Мясницкой, подробно описав его в "Ночном дозоре"?) Единственное условие легальной охоты: "донор" на момент встречи с "вампиром" должен роптать и сетовать на судьбу. Открыв дорогу в этот магический беспредел, автор отпускает воображение на охоту вослед своим голодным демонам. В "Жалобной книге" можно все. Как во второй "Матрице"… Необычайно насыщенное письмо: роман под завязку (на случай, что называется, атомной войны) укомплектован уютными бытовыми мелочами, душистым кофе всех сортов с кардамоном и корицей, переулками, анекдотами и цитатами. Хватит на сколько угодно перечитываний, чем и собираюсь заняться.
Макс Фрай, "Жалобная книга"
Цитата: В Индии много хорошего гашиша и все его очень любят. Но некоторых он высаживает на конкретный умняк. Например, один древний индийский человек как-то раз удолбился до такой степени, что сел под дерево и начал вспоминать все свои предыдущие жизни, а их было не меньше миллиона. И вот он все вспоминал, вспоминал, и чем больше вспоминал, тем больше приходил к выводу, что, за исключением некоторых прикольных моментов, ничего особенно кайфового там вобще не было. И тогда перед ним встал такой вопрос: если все это так некайфово, тогда на хера оно вобще надо? А тут вокруг него уже разные люди собрались, потому что видят, мужик уже неделю на одном месте сидит, думу думает, и ждут, что вот сейчас он глаза откроет и что-нибудь умное скажет. И вот он открывает глаза, видит толпу людей и говорит им: Чуваки! Жить - вредно! И тут все поняли, что это ДЖА-БУДДА и надо у него жизни учиться.
Последние пару лет аборигены электронных островов и архипелагов моря Ру все чаще наведываются на бумажные материки. Обрела плоть "Паутина" Мерси Шелли, явился в офф-лайновом блеске Лео Каганов, конвертировался Фрай-публицист. Наконец, настало время для "Джа Будды и его Джатак" и "Конопляных джунглей". "Джунгли" - колонка Дмитрия Гайдука на сайте rastaman.tales, так сказать, the best из текучки: оригинальная версия "Пьера Менара", отчет о встрече Нового года, иные вести с полей, намекающие непричастной к этим делам публике, что между известными "Растаманскими сказками" Гайдука и прочей жизнью лежит огромный мир тусовочного общения и живого фольклора, коим сказки питаются. Другое дело "Джатаки", пародирующие классические беседы Гаутамы и учеников. Цикл иронических притч - быть может, лучшие тексты Гайдука после сказок "Про Мышу" и "Про войну". Если и стираются со временем из памяти подробности сюжетных хитросплетений, все в целом оставляет по себе впечатление правильной рэгги-музыки, что ли. В качестве бонуса прилагается трактат "Фаллософия", наделавший в свое время шума и премированный авторитетным сетевым конкурсом "Тенета".
Дмитрий Гайдук, "Джатаки & джунгли"
Цитата: - То есть у тебя, - переспросила я, решив задавать вопросы очень простыми и короткими фразами, исключающими двойное толкование, - денег на кольца нет? А есть только третий пень. Который и на палец не наденешь, и к тому же он один, а не два. - Ну да, - просто сказал Сергей. - Я знал, что ты сразу все поймешь. Третий пень на палец точно не наденешь. Его даже в качестве значка нельзя прицепить - уж больно здоровый. Вот какой-нибудь второй Socket-370 еще можно было бы прицепить на лацкан в качестве значка...
Ежедневно любимый и еженедельно читаемый интернет-обозреватель Алекс Экслер наконец разместил под несколькими глянцевитыми, оформленными, будто учебные пособия (еще бы, тоже экслеровский хлеб!), обложками все свои беллетристические детища. Основу составили объемистые дневниковые записи, надиктованные автору во время сеансов столоверчения разнообразными потусторонними сущностями: котом Шашлыком, девушкой в белом и еще неким Васей Пупкиным. Чудесные миниатюры в духе раннего Чехонте о том, как правильно замучить Windows 95, и прочие прелести жизни, которые на голубом (?) глазу монитора, конечно, хороши, но на целлюлозе все же лучше. Признаюсь, погонные километры хохм из жизни программеров и фидошников и их домочадцев, компьютеры похожие на животных, животные похожие на людей и люди, похожие на компьютеры, - все это при неумеренном потреблении меня укачивает, зато при умеренном тонизирует и веселит.
Алекс Экслер, "Записки невесты программиста"
Цитата: Я сел в кресло. И вещи потянулись ко мне. Если раньше энергия контроля, которую я ощущал в себе, сидя в Кресле Силы, была чистой волей, "эйдосом", то теперь она обрела содержание. Вещи мне подчинились. Я подумал "справочник", и зрение мое само поструилось к тому месту на книжных полках, где стоял многотомный "Лярюсс". Или наоборот: вот висит на стене небольшая гравюра. Я не вижу, что на ней изображено, но в голове всплывает слово "Венеция", и - подойдя позже - я обнаруживаю на гравюре мост Риальто в день исторической регаты. Глянув на массивные стрелки напольных часов, застывшие на полседьмого, я догадываюсь, что к последнему издыханию они отставали на десять минут. Потом соображаю, что сейчас и есть полседьмого: я застиг эти мертвые часы в тот редкий момент, когда они показывают точное время. Мне кажется, что за массивным письменным прибором передо мной прячется нож для разрезания писем: проверил: так и есть: нож.
Сентиментальное путешествие по ухоженной, с бордюрчиком, "европке", - так фривольно именует территорию ЕЭС героиня "Месяца Аркашона", - странствия, озаряемые локальными инсайтами, украшенные фильмами Мэтью Барни, согретые мимикой, алкоголем и надеждой на то, что завтра будет хуже, чем послезавтра, - …так вот, плутовские хроники этих плутаний в дружелюбной пустоте, населенной отзывчивым эхом, пройдя химическую и термическую обработку в серых клетках мозга и кластерах хард диска, превратились в нечто любовно-криминально-авантюрное с виньеточной интригой. В роли дебютанта, чей знаменитый однофамилец как никто чуял веянья коньюнктуры, Вячеслав Курицын записался в ученики к собственному эпигону Владимиру Тучкову (см. Танцор - Матадор). При всем стремлении ВК пробиться к аудитории, условно говоря, акунинской, его уделом остаются немногие тысячи, глодавшие его же публицистику в конце девяностых. "Акварель для Матадора" и "Матадор на Луне", несмотря на пиар-кампанию "Книжного обозрения" и обилие злобной критики с остальных сторон, остались ходить в псевдобестселлерах (только не говорите, что псевдобестселлер - такой особый жанр). У скучного задачника "Месяц Аркашон" шансов и вовсе нет. …Пробираясь сквозь роман, держите наготове лукошко: складывать грибки-ягодки, весьма приятственные: "Кошка - одна из немногих вещей на свете, представленная всеми размерами: от мурзика до льва. В этом она похожа на камень, который - от песчинки до горы" "В каком-нибудь месяце без буквы `р`" "- Хочешь сказать, нет в них ничего человеческого? - Да и птичьего немного... в человеческом понимании". И хит сезона: "- Вообще еда - говно, - не унимается Рыбак. - Ненавижу вкус еды. Она нужна только, чтобы не сдохнуть с голоду". Всегда бы так.
Андрей Тургенев, "Месяц Аркашон"
Цитата: Маленькое животное с нарушениями пигментации. - Неееет! Это у тех, кто много с порнухой возится, есть понятие "белый кролик". Это то, на что у них стоит. Потому что со временем у них ни на что нормальное уже не стоит, а стоит на какого-нибудь белого кролика. Вот у тебя - какой "белый кролик"?
Законопослушные обыватели из романа Линор Горалик и Сергея Кузнецова "Нет", проживающие в послеполуденной половине XXI века, "золотой эры порнографии", о бессмертии речи не заводят - и охотно, за вознаграждение, готовы угостить изюминами собственной жизни, записав информацию на БИОНЫ, позволяющие, к примеру, испытать чужой оргазм в общественном транспорте или дома на кухне в полном или "приглушенном" режиме (работники порноиндустрии занимаются этим профессионально), насладиться приходом, не продырявив вену (зачем, если есть камикадзе готовые сделать это за тебя?), испытать ряд невозможных в действительной жизни ощущений и напрямую поделиться опытом с собственным белым кроликом - на сей раз раскавыченным. Бионные технологии - одна из основных Hi-Fi идей романа, по жанру близкого к музейным образцам кибер-панка (собственно кибера и панка осталось исчезающе мало, назовем сие "футур-гламур"). Бионы сокрушили Голливуд: почти никто из звезд не смог работать "на запись ощущений", то есть играть нутром. Другая идея - МОРФИРОВАНИЕ - не столь оригинальна, но отлично работает в тексте. Частичное (и обратимое) перевоплощение в животных - писк эротической моды 2060 года. "Зверское" проступает в облике, именах и прозвищах героев (Лис, Волчек), становится лейтмотивом повествования, исподволь готовит страшный финал. Текст вполне нарциссический: не честная фэнтези, а скорее грезы о настоящем в форме футур-проекта. Когда отдаленность на полвека с копейками по временной шкале - не что иное как прием изображения текущего момента в смещенной перспективе, и - как бы прогнувшегося под ветром времени, сотрясаемого, ежеминутно морфируемого нашими намерениями. Роман поделен на 107 маленьких глав, каждая из которых представляет собой монолог действующего лица - иногда электронное письмо. Героев, напомню, много больше двух, и уверенно определить авторскую принадлежность большинства фрагментов я так и не смогла. Горалик и Кузнецов умело дозируют сведения о цивилизации-2060, постоянно разогревая читательский аппетит и не снижая темпов раскрутки действия. Непонятное слово, смысл которого приблизительно ясен из контекста, подробно расшифровано полсотни страниц спустя. Редкие, между делом, упоминания о катастрофах и сенсациях недавнего, но уже более чем привычного прошлого: из бытовой болтовни узнаем, что в руинах лежит Лондон (арабы?). Отстраивают заново, вроде. Ловко манипулируя ценными бумагами собственной информационной биржи, авторы завладевают контрольным пакетом нашего внимания. Прочесть "Нет" на едином дыхании трудно. Отложить недочитанное того сложнее - как мед разрезать ножом.
Линор Горалик, Сергей Кузнецов, "Нет"
Цитата: Возможно все! Возможно, читатель, сейчас ты в той самой сказке из "Тысячи и одной ночи", где хищные существа, опоив вином путешественника, прыгают ему на шею и поселяются там, используя вас как простейший механизм для своих повседневных нужд. Возможно, до сих пор не закончился девятый век от рождества, а все эти компьютеры, наркотики и глобализованное клонирование овец есть просто морок, направленный нак вас несколькими умельцами с одним им понятной целью. Или вся современность - морок, адресованный тебе лично, дабы окутать сетью многоэтажного сна и заморозить твои поиски Грааля.
И далее - замечательно взрывоопасный образ: "Мы проходим сквозь майю, как через металлоискатель в аэропорту. Тот, у кого нет с собой лишнего, минует это заграждение легко и поднимается на самолет с красивой надписью "Veritas" на борту… Каждый рейс тут гарантированно угоняют поэтические террористы". То есть, очевидно, те, кто сумел пронести на борт запретное оружие - и разметать "Истину" по всему окрестному эфиру , а то и вовсе угнать по своим анархическим надобностям. Обманом протащить в зону абсолюта "лишнее", сансарическое своевольное "я" от которого лечит Гаутама. Цветков то и дело произносит слова из буддийского лексикона: майя, сансара, карма, - в душе оставаясь скорее гностиком. Личности, творцу предпочтительнее угадывать за покрывалом видимого мира Личность и Творца - пусть больного, условного, злонамеренного. Анархист, в прошлом студент Литературного института и автор "Лимонки" ныне сотрудник издательства "Ультра-Культура" (под началом Ильи Кормильцева), Цветков остается прежде всего художником, основа его мышления позитивна. Революция есть карнавал и праздник, полыхающая карусель. Кремовый торт, метко пущенный в лицо правительственному чиновнику, - и пожар, испепеляющий Вселенную в финале буддийской кальпы. Между первым и вторым располагается вся гамма артистизма-иронии-серьезности Цветкова: революционера, мистика и перформансиста.
Екатерина Ваншенкина
