• Александр Загребельный, заповедник "Киево-Печерская лавра"

Впервые за треть века Золотая пектораль — нагрудное украшение скифского царя IV ст. — вернулась из Киева на Днепропетровщину, в землях которой она пролежала много веков

В 1971 г. археолог Борис Мозолевский раскопал курган Толстая Могила, где была обнаружена золотая скифская пектораль, ставшая одним из символов Украины. Это была первая в моей жизни экспедиция. И сейчас мне бы хотелось вспомнить, как она начиналась, вспомнить её руководителя — выдающегося украинского учёного и поэта.

В окружении Бориса Мозолевского были люди, не совсем представлявшие себе специфику работы археолога и поддерживавшие его имидж удачливого, прозорливого учёного, но он не стремился их разуверять. Любил говорить: лягу, мол, на курган, переночую, услышу, кони копытами бьют — вот там и будут могильники с золотом и драгоценной сбруей. Одним словом, опоэтизировал археологический труд, на самом деле очень тяжёлый: ненормированный рабочий день при любой погоде, руки, стёртые лопатой до крови.

В археологию он явился не в белых перчатках. Уже зрелым человеком пришёл работать в институт как внештатный сотрудник. Я тоже так начинал — сразу после армии, в 1971-м. Свободных штатных единиц попросту не было. Меня только в награду за участие в экспедиции, когда нашли пектораль, приняли в штат. Иначе могли вообще не взять. Ну, а Борю Толстая Могила и вовсе спасла.

Родился он в 1936 г., в семье крестьян, в селе Николаевка Николаевской области. Растила его мать: отец погиб на фронте. Окончил семилетку, попал в армию воспитанником — тогда был такой способ поддержания малолетних советских граждан. Позже поступил в Ейское авиационное училище и во время учёбы перевёлся курсантом в военно-морское авиационное училище под Ленинградом, затем вернулся в Ейск, где с ним учились будущие космонавты, Герои Советского Союза Шонин и Добровольский (погиб в 1971 г. при возвращении на Землю после стыковки с орбитальной станцией «Ð¡Ð°Ð»ÑŽÑ‚»). Кстати, Георгий Шонин написал вступительное слово к книге Мозолевского «Ð¡ÐºÑ–Ñ„ÑÑŒÐºÐ¸Ð¹ степ», вышедшей в 1983 г.

В 1956-м демобилизовали в связи с первой волной армейских сокращений. Почти 10 лет проработал в Киеве кочегаром. Параллельно писал стихи и учился на историко-философском факультете столичного госуниверситета. Окончив его, Борис с 1965-го по 1968-й был редактором в издательстве «ÐÐ°ÑƒÐºÐ¾Ð²Ð° думка». В ту пору об археологии он не мечтал, а в экспедиции ездил за новыми впечатлениями, необходимыми ему как поэту. Но общение с археологами не прошло даром — у Мозолевского появился интерес к древности. Тогда как раз начинался период новостроечных исследований на степном юге Украины. По рекомендации Алексея Тереножкина — корифея отечественной археологии, основоположника украинской скифологии, вырастившего практически всех заметных отечественных учёных-скифологов, — Бориса в 1968 г. принимают заместителем начальника Северо-Рогачикской экспедиции, которую возглавил Тереножкин.

Казалось, тогда Мозолевскому в археологию открылась прямая дорога. Но через некоторое время одно его «Ð°Ð½Ñ‚Ð¸ÑÐ¾Ð²ÐµÑ‚ÑÐºÐ¾Ðµ» стихотворение попало в руки «ÐºÐ¾Ð¼Ð¿ÐµÑ‚ÐµÐ½Ñ‚Ð½Ñ‹Ñ… товарищей» и с институтом пришлось распрощаться. Борис вернулся в кочегарку, где проработал три года. Но археологи его по-прежнему поддерживали. По договору он работал замначальника экспедиции, которой с 1969-го руководил Василий Бидзиля. В то время в г. Орджоникидзе Днепропетровской области шло строительство промышленных предприятий, поэтому ряд курганов необходимо было срочно раскапывать. Но все штатные сотрудники института археологии были заняты, и получилось так, что Борис, уже имевший опыт раскопок и при этом свободный, оказался востребованным. Его назначили начальником Орджоникидзевского отряда. В 1969-м Мозолевский впервые лично провёл раскопки, на которых ему помогали сотрудники Орджоникидзевского народного музея. Примечательно, что летом археолог работал замначальника экспедиции и начальником её отряда, а зимой продолжал трудиться... кочегаром.

Однажды в Орджоникидзе Борис познакомился с Григорием Лукичом Середой — директором горно-обогатительного комбината, Героем Соцтруда, кандидатом технических наук. Григорий Лукич был фанатом археологии. Он начитался разной литературы, наслушался историй археологов, которые по вечерам в экспедициях рассказывают, и он страшно захотел принять участие в каких-нибудь исторических раскопках. Но ему долго не везло: все курганы, раскопанные при нём, оказывались разграбленными. Причём подавляющая часть — самими скифами. Хотя и казаки в своё время тоже этим не гнушались. В одной из запорожских летописей есть эпизод: кошевой собирает кош, смотрит — Миколы нет, Ивана нет. «Ð де ж вони?» — «Ð, копають могилу, золото шукають». У археологов была шутка — когда спускались в опустошённую могилу, знали, что грабленая, но копать всё равно надо, говорили: «Ð’сё ограблено до нас».

Скифологи, копавшие в той области, давно посматривали на самый большой в округе курган — Толстую Могилу. Алексей Тереножкин придумал способ, благодаря которому можно выяснить, к какой эпохе принадлежит курган — скифской или бронзовой. Как правило, погребальная яма располагается по центру. С помощью простого приспособления — заточенной стальной трубы на верёвке — бурился грунт, и по его составу определялась принадлежность кургана. Но Толстая Могила была немного неправильной формы — её вершина разрушилась во время Второй мировой войны. Поэтому несколько попыток экспедиции Тереножкина получить образцы грунта из центральной могилы были безуспешными. В принципе, курган находился в таком месте, что никому не мешал и мог простоять ещё несколько лет. Но Борис увлёк Середу рассказами о «ÑÑ‚ÑƒÐºÐµ копыт», дескать, в этом кургане будут лошади в золотой и серебряной сбруе и восемь золотых чаш. Григорий Лукич ему поверил и предложил копать Толстую Могилу.

Борис Мозолевский любил говорить: «Ð›ÑÐ³Ñƒ на курган, переночую, услышу, кони копытами бьют — вот там и будут могильники с золотом и драгоценной сбруей»

Наш институт находился тогда на улице Кирова, 4 (сейчас Грушевского), напротив стадиона «Ð”Ð¸Ð½Ð°Ð¼Ð¾». Я работал лаборантом в реставрационной мастерской. Так вот, в начале апреля 1971 г. заходит к нам приятный молодой человек: «Ð—дравствуйте, я Борис Мозолевский. Фёдор Павлович Шевченко, директор института, попросил вас мне помочь. Надо ехать в экспедицию». Я только что из армии, на подъём лёгкий, собрал рюкзак, взял армейские сапоги и 14 апреля мы уже были в Орджоникидзе. Приехали одни мы с Борисом. В институте все скифологи считали, что это курган эпохи бронзы, поэтому больше никто туда не отправился, тем более что у всех экспедиции уже были распланированы заранее.

Середа поселил нас в гостинице (за номер мы платили всего 20 копеек), дал бригаду хороших скреперистов, готовивших грунт под роторные экскаваторы, бригаду шахтёров. Мы вставали в шесть утра и рейсовым автобусом отправлялись на курган. Середа приезжал в свой обеденный перерыв в белой рубашке, однажды его чуть не завалило. Как только мы приехали, сразу пробурили курган и попали на грунт из центральной могилы! У Бориса опыта ещё было мало, но он прочёл множество книг, поработал в других экспедициях, потому сразу определил: «Ð“лубина входной ямы — не менее пяти метров. И точно скифы». Опустившись на приличную глубину, я наткнулся на зелёные медные крошки. Позвал Бориса, мы ножом потыкали — что-то звякнуло. Расчистили и увидели сбрую погребальной повозки из бокового могильника, где, как потом выяснилось, была захоронена царица, которую Борис окрестил Зариной (что значит «Ð—олотая»). Возле кургана постоянно околачивались зеваки из местного населения. Когда на следующий день мы ехали на работу, водитель автобуса рассказывал, что археологи нашли восемь лошадей в золотой сбруе.

Мы уже понимали, что перед нами — курган царских скифов. Когда сняли насыпь, стало ясно, что есть центральная и боковая могилы, по две квадратных и прямоугольных камеры (Борис предположил, что это — захоронения лошадей). И есть грабительский ход. Вокруг кургана — ров, заполненный остатками поминальной тризны. Всё, надо начинать серьёзную работу. Вдвоём мы, конечно, справиться были не в состоянии. В начале мая из Киева приехали машины с необходимой амуницией. Приехала Рената Ролле, немка-скифолог, работающая в Украине (сейчас раскапывает скифское городище под Харьковом — одно из самых крупных, городище-загадка). Приехал Евгений Черненко — единственный штатный сотрудник института в нашей экспедиции — и ещё несколько человек. Начались напряжённые будни.

Как Шлиман в своё время поверил в легендарную Трою, так Борис поверил Геродоту, описавшему историю скифов. Первое время у него, конечно, превалировала поэтическая бравада, но потом все его утверждения базировались на глубоких знаниях. И многие его интуитивные догадки подтверждались. Много лет он искал геры — гробницы скифских царей. У него и стихотворение такое было: «Ð¯ скіфський цар, я сплю у герах…». Наверное, именно он и должен был найти пектораль.

Работу мы начали с боковой могилы, хода грабителей, который Боря поручил мне расчищать. Увидев «Ð³Ñ€Ð°Ð±Ñ…Ð¾Ð´», Середа расстроился: «Ð‘орис, ты мне говорил, что тут всё будет неграбленое, что здесь лошади. А отсюда уже всё вынесли». Но первое золото мы нашли именно здесь — я обнаружил 19 маленьких бляшек, которыми расшивалась одежда, и две театральные маски. Из боковой шёл ход. В нём — остатки колёс, захоронение девочки лет 15. Дальше обвал. Сбоку — нора большая и черепки амфор. Борис позеленел: подумал, что и тут ограблено. Но впоследствии оказалось, что это дополнительное захоронение, где был погребён ребёнок — рядом с матерью. Это вообще оказался родственный могильник. А поскольку он царский, ребёнка, возможно, убили в борьбе за трон. Мы тогда оставались ночевать рядом с курганом. Как-то вечером приезжает Середа с одним начальником из Днепропетровска: мол, покажите человеку, что вы нашли. А потом говорит: «Ð”а нет здесь ничего. Борис, ты меня обманул, денег столько вложили, скреперисты работали, а где ж твоё обещанное золото? Всюду ходы грабителей». Борис взял нож: «ÐÑƒ, вот давайте, ткну тут, или где хотите — всё здесь будет!». Раз ножом — выворачивается комок глины, в котором размером со спичечный коробок золотая бляшка. От головного убора. Потом ещё несколько бляшек. Мы положили всё обратно. Молча вышли. И уже наверху заорали: «Ð£Ñ€Ñ€Ð°-а!».

Как только появилось золото, на следующий день уже наряд милиции дежурил с автоматами и радиостанциями. Через каждый час из города приезжала патрульная машина. Потому что слух о находках быстро разнёсся, газеты писать начали, коллеги-археологи приезжали. Таки нашли лошадей с золотыми сбруями и вазы, которые обещал Борис. О том, как обнаружили пектораль, уже много раз писали. Скажу лишь, что ажиотаж поднялся страшный. Археологи съехались, гости всех рангов из Москвы и Ленинграда, от журналистов отбоя не было, по городу невозможно пройти, все кричат: «ÐÑ€Ñ…еологи, привет!». Железнодорожное депо, находившееся рядом с Толстой Могилой, не работало: все его труженики висели у нас над ямами (приходил начальник депо, гонял их). И это притом что у нас всё было огорожено забором, и охрана стояла. Потом кто-то объявил день открытых дверей. Народу приехало! Машины, автобусы со всей округи. Все одеты как на праздник. Пришлось дополнительный наряд милиции вызывать. «Ð­ÐºÑÐºÑƒÑ€ÑÐ°Ð½Ñ‚Ñ‹» непременно хотели спуститься вниз. Мы еле отбились. Особенно запомнился один пьяный мужичок с младенцем на руках. Мужичок кричал: «ÐœÐ½Ðµ самому безразлично, хочу дитю показать!». К Боре прибыло много его коллег по литературному цеху. Поэт Микола Винграновский, помню, ходил среди толпы и восторгался: «Ð¦Ðµ ж народ! Народ! Яка мова!». А народ, действительно, в выражениях не стеснялся.

…После Толстой Могилы опала Мозолевского закончилась. Его приняли в институт на постоянную работу. Совмин УССР и президиум Академии наук установили ему персональную ставку в 200 рублей и выделили трёхкомнатную квартиру на проспекте Науки (до этого он с семьёй жил в гостинке в районе аэропорта «Ð–ÑƒÐ»ÑÐ½Ñ‹»). В 1971-м его приняли в Союз писателей СССР. Потом в его жизни были другие курганы, он стал одним из самых авторитетных советских скифологов.

Да, была эйфория, успех. Но Борис вёл себя очень скромно. Он вообще отличался от большинства начальников экспедиций. Его никогда нельзя было увидеть стоящим на бровке и командующим раскопками — он всегда копал сам. В институте были разные подводные течения, сокращения, в штате оставались только те, кто работал в новостроечных экспедициях. Мозолевский сумел сохранить свою Орджоникидзевскую экспедицию, закрепил за собой её сотрудников, которые многому у него научились и потом сделали хорошую профессиональную карьеру.

Он был остроумным и обаятельным. Любил женщин, а они — его. Воспевал их в стихах. Иногда не без иронии: «Ð•Ñ‘ глаза немножечко косили. Меня косили, не траву…».

Многие говорили, что ему просто повезло. Боря и сам постоянно повторял о знаках свыше. Но я считаю, что это был долгий путь к успеху. Через несостоявшуюся карьеру лётчика, работу кочегаром, через поэзию, мечты и тяжёлый труд. Может, Толстая Могила и была везением, но абсолютно заслуженным. 

версия для печати     отправить по E-mail     Написать в редакцию

Повторите код на картинке.

15:52		Ющенко заменил запорожского губернатора
15:38		Ющенко назначил Богатыреву Секретарем СНБО
15:23		Президент нашел работу уволенному Министру культуры
15:12		Встречи Ющенко, Тимошенко и Яценюка станут еженедельными
14:35		Только 15% украинцев не говорят с друзьями о политике
14:13		Янукович предложил разделить депутатов на две палаты
14:08		Янукович не помнит, кого играл на Ð´ÐµÑ‚ÑÐºÐ¸Ñ ÑƒÑ‚Ñ€ÐµÐ½Ð½Ð¸ÐºÐ°Ñ
14:06		Партия регионов может поддержать досрочные выборы мэра Киева
13:52		Правительство Януковича запомнилось инфляцией и борьбой за власть
13:38		Ющенко назначил своего представителя в парламенте

Все новости

Потребительский гнев

Украинские компании увлеклись ребрендингом. Но практика показывает, что смена имиджа иногда может похоронить товар

Бабло побеждает зло

Отделить бизнес от власти невозможно. Но, вероятно, это не так плохо, как кажется на первый взгляд

Все авторы

Возвращение Тимошенко
(17 фото)	фото:

Все галереи

ОПРОС