Отказавшись быть пристяжным в каретах Петросяна и Дубовицкой, великий мастер разговорного жанра ушёл c эстрады. В ХХІ веке на сцену вышел другой Хазанов — драматический актёр, который собирает аншлаги, играя в спектаклях своего друга Леонида Трушкина и на сцене «Ленкома»

— Геннадий Викторович, вы не скрываете свою неприязнь к журналистам. Не любят их, впрочем, многие. Но открыто говорят о своей неприязни — почему-то лишь большие артисты…
— Я думаю, что самая серьёзная причина такой нелюбви — непрофессионализм человека. Отсутствие дарования превращает беседу в глупость, банальность и бессмыслицу.

— Однако вы не жалуете также и эстраду в её нынешнем виде. Когда закончился эстрадный артист Хазанов и начался драматический?
— Мне пришлось проделать большой объездной путь в творчестве. Первые шаги я сделал ещё на самодеятельной сцене эстрадной студии Московского государственного университета «Наш дом» Марка Розовского. По этой причине смысловая планка у меня была выше, чем у многих представителей так называемой «массовой культуры». Основной уровень материалов для эстрады казался мне очень банальным и примитивным. Я должен был маневрировать, чтобы оставаться самим собой. Начал обращаться к многотысячной аудитории с материалом, который был рассчитан на подготовленного зрителя. Но публика долго видела во мне выпускника училища циркового и эстрадного искусства. В каких-то вещах я казался ей белой вороной. И немедленно получал за это щелчок по носу от зрительного зала.

— Однажды вы решили уйти с эстрады?
— Мне стало тесно на эстраде. Всё-таки я — дитя коммунистического времени. Не важно, что я не находился в оппозиционном хоре по отношению к власти и не был никогда диссидентом. Я видел много странного, наивного, глупого, кондового. В общем, проблемы жанра, которому я посвятил жизнь, были видны уже в конце 90-го года. Я продолжаю настаивать: жанр этот — в том виде, в каком он существовал в советское время, — закончил существование. Естественно, меня потянуло туда, где можно, используя актёрские навыки, продолжать самовыражаться. Не с кем ведь было больше бороться. Не стало коммунистической партии, закончилась жизнь страны, в которой мы родились. Надо было рождаться заново.

— Вашим театральным дебютом принято считать роль у Сергея Юрского в «Игроках»…
— Всё-таки это был условно театральный дебют. Мне кажется, это было скорее желание получить сатисфакцию за уязвлённое самолюбие эстрадного артиста, который всегда считался не первым сортом. Вот драма — это серьёзное дело, заслуживающее внимания, а всё остальное… Но я не совсем был прав тогда. Ведь и на театральной сцене много скучного и бездарного.

— Можно ли сказать, что вас, как театрального актёра, изменил Роман Виктюк? В одном из интервью вы сказали, что сотрудничали с ним ещё в далеких 80…

— Я думаю, что Роман был первым человеком, который нанёс сокрушительный удар по моему представлению о существовании на сцене. Зачастую артисту, выходящему на эстраду, такое и в голову не придёт. Роман Григорьевич был разрушителем моей уверенности в том, как надо существовать на сцене и эстраде.

— Вы имеете в виду постулат, что на сцене надо жить и умереть? К слову, правда ли, что накануне очередного спектакля вы перенесли микроинсульт?— Никакого инсульта не было! Это журналистская «утка», опять какая-то самодеятельность. У меня просто подскочило давление. Перед спектаклем вызвали врачей, они сказали, что у меня, с их точки зрения, оно слишком высокое. Может и так — для человека, у которого за 120 верхнее давление никогда не заходило. Но чтоб такое… Потом я узнал, что одной ногой уже «не здесь». Это — возвращаясь к началу нашего разговора о журналистах…

После киевской премьеры Геннадий Хазанов был спокоен и добродушен

— С 1997-го вы — художественный руководитель Театра Эстрады. Не возникало ли у вас желание сменить название театра?
— Как я могу? Это же бренд! Да и не вижу в этом необходимости, потому что никакой это не театр эстрады. Эстрада, сами видите, где теперь располагается. Либо на огромных площадках, вокруг которых гудит толпа, либо в каких-то ночных увеселительных заведениях. Да, можно переименовать, но что это даст? Для шоу-бизнеса наш театр всё равно мал. Не подумайте, что у нас какая-то аховая ситуация. Мы не жалуемся. Не шикуем, конечно. Но мы нормально вписались в жизнь Москвы — в раздел под названием «развлечение».

— К вопросу о прописке. У вас ведь, насколько мне известно, двойное гражданство…
— Я всё-таки человек, выросший в России. И таким доживу до конца своих дней. Где бы я ни находился, в любой точке земного шара, никем кроме как россиянином себя не чувствую.

— Верно ли говорят, что спектакль «Город миллионеров», в котором вы играете, привезён в Киев в первый и последний раз?
— Насколько мне известно, только «Ужин с дураком» Леонида Трушкина два раза приезжал в Киев. Это ведь сложное дело — привезти спектакль в другой город. Без помощи меценатов практически неосуществимое. Я имею в виду полноценные гастроли. Выходит, никому кроме Фонда Виктора Пинчука не нужно, чтобы в Украину приехал «Ленком». То есть «хорошо бы, чтобы кто-то приехал», но очередь желающих не выстраивается, чтобы этому содействовать.

— Роль Сориано в «Городе миллионеров» до вас играли два актёра — Джигарханян и Караченцов. Захаров как-то адаптировал эту роль под вас?
— Не было абсолютно никакой адаптации. Я получил пьесу в том виде, в котором она шла в театре. Наоборот, я бы даже сказал: Захаров приложил массу усилий, чтобы меня адаптировать к этому спектаклю, а не пьесу ко мне.

— Гастроли «Ленкома» в Киеве во все времена сопровождал ан­шлаг. В чём, по-вашему, причина?
— Для меня ничего удивительного в этом нет. Всё-таки 350 лет Украина и Россия были вместе. Но я думаю, что наши культуры будут всё больше отдаляться друг от друга. Мне кажется, эти процессы (я произношу это с грустью) необратимы. Сила действия равна силе противодействия. Россия жёстко вела себя по отношению к Малороссии и теперь пожинает плоды.

— Чувствуете ли вы себя в Украине иностранцем?
— У меня нет ощущения, что я нахожусь в другом государстве. Приехать в Украину — совсем не то же самое, что приехать в Германию. По-другому и быть не может. Когда Украина стала независимой, мне уже было 46 лет. Для меня вся Украина: и запад, и юг, и восток — пространство, где я практически ежегодно бывал на гастролях. Из меня никудышний иностранец. Конечно, многое изменилось. Но важно понять: жестокость и цинизм в Россию приходят не из Украины, и в Украину приходят не из России. Началась другая жизнь, которую мы ощущаем пока лишь наощупь. Должен пройти период, когда мы все переболеем чернухой и появится потребность в чём-то другом, позитивном.

— В 90-х вы ещё проявляли политическую активность, входили в Президентский совет при Борисе Ельцине. А сейчас?
— Мне кажется, каждый должен заниматься своим делом. Я никому никаких рецептов не выписываю. Не чувствую потребности в этом. Думать, что от тебя что-то зависит — одна из форм счастливых человеческих заблуждений.

версия для печати     отправить по E-mail     Написать в редакцию

Повторите код на картинке.

15:52		Ющенко заменил запорожского губернатора
15:38		Ющенко назначил Богатыреву Секретарем СНБО
15:23		Президент нашел работу уволенному Министру культуры
15:12		Встречи Ющенко, Тимошенко и Яценюка станут еженедельными
14:35		Только 15% украинцев не говорят с друзьями о политике
14:13		Янукович предложил разделить депутатов на две палаты
14:08		Янукович не помнит, кого играл на детских утренниках
14:06		Партия регионов может поддержать досрочные выборы мэра Киева
13:52		Правительство Януковича запомнилось инфляцией и борьбой за власть
13:38		Ющенко назначил своего представителя в парламенте

Все новости

Потребительский гнев

Украинские компании увлеклись ребрендингом. Но практика показывает, что смена имиджа иногда может похоронить товар

Бабло побеждает зло

Отделить бизнес от власти невозможно. Но, вероятно, это не так плохо, как кажется на первый взгляд

Все авторы

Возвращение Тимошенко
(17 фото)	фото:

Все галереи

ОПРОС