Задуманный хорошим писателем Орханом Памуком неплохой роман «Снег» скверно написан и безобразно переведен на русский язык.

Начнем с перевода. Дамы и господа, это же просто ужас какой-то!

Например, вот: «…выпорхнул воробей и, пролетев между медленно падавших огромных снежинок, пролетел над нами и исчез». Пролетая, пролетай, воробей!

Или такое: «…застроенный жилищами военных, вокруг которых дети, которым негде было играть, катались на велосипедах среди чахлых тополей, новыми штабными строениями и учебными полосами, и таким образом дом, в котором останавливался Пушкин во время своего путешествия в Карс и конюшни, которые спустя сорок лет после этого…» Помучаемся над разгадкой сего синтаксического ребуса. Отметим четыре слова «который» в одной фразе. Возблагодарим обозревателя за милосердие: здесь процитирована только половина предложения.

Но это еще цветочки. А вот ягодка: «На какое-то мгновение Ка опять спутал Фазыла с Неджипом, который пришел на железный мост с опозданием». Опять «который», но на этот раз эффект пострашнее. Как вы думаете, дорогой читатель, кто именно пришел на мост? Очевидно Неджип, да? Дудки вам! На мост пришел Фазыл! Потому что Неджипа уже сто страниц как нет в живых! Я бы хотел долго и со значением посмотреть в глаза нескольким людям. Переводчику А. Аврутиной. Ответственному редактору Е. Шиповой. Литературному редактору Е. Пуряевой. Особенно вот этой даме, Е. Пуряевой. Она не то что не правила роман — похоже, она в него даже не заглядывала! С отвращением продираясь через тернии перевода, я искренне надеялся увидеть звезды других достоинств «Снега». Они вроде бы мерцают. Но както тускло и неуверенно.

Герой романа, близкий по духу автору 42-летний поэт по прозвищу Ка, попадает в захолустный Карс, раздираемый топорной политикой властей и отчаянным противодействием исламских радикалов. Заблудившись в вихре религиознополитических страстей, Ка впадает в некое смутное состояние духа, напоминающее размышления Васисуалия Лоханкина о сермяжной правде жизни. Пока в заваленном снегом городе происходит антирелигиозный военный переворот, неприкаянный поэт влюбляется, сочиняет стихи, ищет пути к Аллаху, ходит на поклон к имамам и ведет сочувственные беседы с молодыми исламистами. Причем противники религиозных традиций представлены в книге весьма нелицеприятно — насилие, как ни странно, совершают именно они. Зато страшные с виду мусульманские экстремисты выглядят носителями подлинной духовности и завораживающей пассионарности. Персонажи и обстоятельства романа подчеркнуто символичны. К примеру, Карс — место действия, Кар — по-турецки «снег», Ка — имя главного героя. Или вот еще: секуляризованную возлюбленную Ка зовут Ипек (шелк), а ее религиозную сестру — Кадифе (бархат).

Поначалу взаимоотношения персонажей поддаются какой-то логике, но по мере развития действия мотивы их беспорядочных поступков становятся все более неясными. И тут уже вины переводчика нет. Сравнивая русскую версию романа с украинской, более пристойной, хотя и многократно раскритикованной, приходишь к выводу, что беды «Снега» начались не на стадии перевода, а гораздо раньше. Если в замечательном романе «Меня зовут Красный» проблема столкновения культур была подана в изящной обертке исторического детектива и повязана бантиком виртуозной фабулы, то «Снег», несмотря на изобретательную образную систему, производит впечатление робкого литературного дебюта. Кажется, будто роман писал не Памук, а его инфантильный и не столь даровитый герой.

В финале в Карс по следам Ка отправляется автор. Его тоже заносит каром, то есть снегом. Он тоже влюбляется в шелк, то бишь в Ипек. Покидая несчастный город, писатель рыдает от сочувствия и бессилия.

В свежем номере журнала читайте обзоры книг:

• Кадзуо Исигуро «Не отпускай меня»
• Кристиан Гарсен «Полет почтового голубя»
• Джулиан Барнс «Лимонный стол»
• Дмитрий Быков «Борис Пастернак»
• Лев Лосев «Иосиф Бродский»

Юрий ВОЛОДАРСКИЙ