1

Бескрайний украинский пейзаж. Холмы, речка, мостик, на дороге «голосуют» две молодые крестьянки. Проезжающая мимо одинокая карета (на козлах — кучер в ливрее) подскакивает на ухабе, проезжает мимо, останавливается. Дверь распахивается и из кареты почти выпадает нетрезвый человек в черном сюртуке, с темными волнистыми волосами и бакенбардами, блюет в канаву. Из кареты выглядывает Оленин с выражением бесконечной усталости на лице, сарказм.

Оленин:                       Эх, Александр Сергеевич, видел бы вас сейчас старик Державин!..

Пушкен:                      Оставь меня, занудное созданье! (отряхивается, замечает девушек, идет к ним) Милостивые государнны… госурда… горсу… (покачиваясь, наводя резкость) государыни девки! А поедемте с нами!..

Оленин:                       (выходя из кареты) Александр Сергеевич!

Пушкен:                      Поедемте! У моего знакомого помещика есть чудный пруд… на берегу озера!

Оленин:                       (кучеру) Клавдий!

Пушкен:                      Позвольте представиться! Пушкин! Александр Сергеевич! (заговорщицки) Только тс­с­с!

С козел спрыгивает кучер и вместе с Олениным они запаковывают глупо улыбающегося Пушкена в карету.

Оленин:                       Ты бы еще в баню их пригласил…

Уезжают.

Девка 1:                     Как он сказал?

Девка 2:                     Пушкин… Лександр Сергеич.

Девка 1:                     А кто это?

ЗТМ (или начальные титры)

2

Карета, в ней слегка пьяный Пушкен и Оленин, оба раздражены.

Оленин:                       Нам осталось ехать пятнадцать верст, приди в себя!

Пушкен:                      Такие симпатичные мамзельки, чего ты?..

Оленин:                       Прекратить паясничать! Еще раз — и твоя доля будет уменьшена вполовину!

Пушкен:                      Подлец и шантажист, я действовал согласно плану!!

Оленин:                       «Согласно плану?!»

Флэш­бэк. Пушкен (полуголый, с клубком одежды в руках) внезапно появляется на террасе, перед генералом и Олениным. Пушкен удирает, Оленин — за ним. На балконе появляется полуодетая генеральша с криком: «Саша!». Погоня.

Пушкен:                      Зато я получил от нее 800 рублей только за один автограф! А что тебе дали твои карты? Десять душ?! И где же они, эти десять душ? Не видел, не бегут за каретой (выглядывает)? Мы договаривались не брать крепостными!

Оленин:                       Еще мы договаривались не напиваться!

Пушкен:                      Я — Пушкин!.. Это все мое иииммммя!..

Оленин:                       (зло) Ты — никто! Это мое предприятие, моя карета, это я учился с Пушкиным в лицее и знаю, что он любит и как говорит, я добываю сведения и его стихи! А на твое место, Петя, я мог бы взять хоть Волошина из твоего же театра!

Флэш­бэк. В партере театра сидит Оленин с дамой. На сцене — Пушкен в роли древнегреческого поэта. Дама — Оленину: «Смотри! Ему бы бакенбарды — вылитый Пушкин!»

Оленин:                       Если бы в этом захолустье была хоть одна душа, которая знала настоящего Пушкина, или видела, или видела его портрет — нас бы арестовали еще месяц назад, в Елисаветграде! Все, что ты делаешь, пишешь, говоришь… И женщины, и кутеж, и дуэли — это всё «галочки» ему в биографию! Ты — часть легенды… и должен соответствовать!

Пушкен:                      А знаешь, что, друг Оленин! Иди­ка ты к черту! (в окно Клавдию) Стооооой!

2.1

Из кареты выскакивает Пушкен, за ним — Оленин, догоняет Пушкена, резко хватает за плечо, разворачивает, держит.

Оленин:                       Куда ты собрался?.. Клавдий! (Клавдий заходит Пушкену с тыла)

Пушкен:                      Ты можешь делать со мной все, что хочешь. Мне это надоело. Когда мы начинали, ты обещал, что я отработаю долг и ты поможешь мне уехать в Италию. Долг я отработал. И сверх долга еще. Где мои деньги? И сколько их?

Оленин:                       Какие «твои деньги?» А то, что я тебя кормлю и пою?..

Пушкен:                      А эти деньги тебе — Пушкин зарабатывает? Или я — Петр Мокриди? И кто из нас «никто»? (вырывается) Я ничего не буду делать, пока ты мне не заплатишь. И даже если заплатишь — тоже не буду.

Оленин:           Хорошо. Деньги — далеко. В надежном месте, ты это знаешь. Вчерашний барыш — твои 800 рублей да мои 10 душ да 200 рублей за книжки. Хватит тебе? Нет? Тогда давай договоримся. Окучиваем последний город. Все, что возьмем — пополам. (пауза)

Пушкен:                      Обещаешь?

Оленин:                       Да

Пушкен:                      Последний раз?

Оленин:                       Даю слово.

Пушкен:                      Хорошо.

Оленин:                       Хорошо. Дел ­то — тьфу! Смотри… те,.. Александр Сергеевич! (показывает наброски портретов) Городничий Саржевский Сергей Адамович. Завтра дает ежегодный бал… Сын — Никита, 19 лет.

Пушкен:                      Чудненько.

Оленин:                       Пушкин никогда не говорит «чудненько». Он говорит «волшебно»!

3

Дом городничего Саржевского. Крепостные во дворике раздувают сапогом самовар. Из краника самовара идет длинный шланг, который, проходя через весь дом, заканчивается мундштуком кальяна. Саржевский затягивается, бормочет под нос, читая корреспонденцию. Вокруг него ходит сын Никита, возбужденно рассказывая:

Никита:                       И к тому же, папенька, она — дочь героя! Лев Кириллович отмечен лично князем Багратионом… хотя, вы же об этом знаете!

Флэш­бэк. Поле битвы. Все в дыму. На носилках солдаты несут Багратиона, останавливаются возле орудия. Багратион орет канониру: «Что ж ты делаешь? Ты же по своим стреляешь, гад! Тебя за это надо голову снять! А вот то, что французы зашли нам в тыл, и ты их покрошил в капусту — за это тебе орден полагается! (распахивает полу камзола, там висят награды в ассортименте. Снимает одну и лепит на грудь канониру)

Саржевский:              (Читая письма) О! Пишет нам помещица Мышкина. Что тут? Беззакония опять, взяточничество, притеснения от соседей. Эх, все ж таки далеко нам еще до Европы… А знаешь, дружочек, кто у нее сосед? Твой герой войны Залихватских. Второй год судится с этой старухой из­за болота с двадцатью лягушками.

Никита:                       Папа, вы же знаете, оно на земле майора, пожалованной его отцу еще в восьмисотом году!

Саржевский:              Да­да, фамильное болото Залихватских. Возьми его в приданое, а?

Никита:                       Отец, я чувствую вашу иронию! Но я всерьез люблю Софью!!

Саржевский:              О! (в письме) Извольте! Помещик Кузякин продает пистолет. С каменьями. Отличное состояние, из Германии в двадцать втором году. Ты, дружочек, уже спрашивал у майора ее руки?

Никита:                       Спрашивал.

Саржевский:              И что же?

Никита:                       Просили подождать.

Саржевский:              Что за страна? Какой­то майор! «Подождать!» Ну, жди.

Никита:                       Но я не могу ждать!

Саржевский:              Тогда, не жди.

Никита:                       Она обещала завтра на балу дать ответ. Я уверен, она согласится!

Саржевский:              (читая очередное письмо, побледнел) Никакой свадьбы не будет.

Никита:                       Папа, мы об этом уже сто раз спорили!..

Саржевский:              (показывая сыну на письмо) Я сказал: «не будет»! Читай! (отдает письмо Никите) Ненавижу этот проклятый «совок»! (берет стоящий возле камина совок и выбрасывает в окно)

4

Карета стоит где­то в рощице. Клавдий ставит пушкинские автографы на книгах.

Клавдий:                     Двадцать хватит?

Оленин:                       Давай еще пяток. (вспомнил, Пушкену) Погоди, а как ты вчера генеральше подписывал? У тебя ж почерк…

Пушкен:                      Я букву «п» только написал, делов­то.

Оленин:                       Стих он назвал «к…», подписался «п». (кучеру) Клавдий, переодевайся!

Клавдий:                     В какой?

Оленин:                       (задумался) Давай в турецкий.

Кучер начинает переодеваться в костюм в восточном стиле.

Оленин:                       К Саржевскому сначала поеду сам, визитку ему, наверное, уже доставили. Расскажу о (едко) приезде «русского Байрона» и про журнал.

Пушкен:                      Опять «Журнал»? Ты что, не понимаешь, что он нас до каторги доведет?

Оленин:                       Нас все ведет к каторге! Но чем сиротствовать с дамочек сто рублей да скучать с их мужьями по пять гривен роббер, потому что они, видишь ли, «в азарт не играют!» Лучше за вечер снять несколько тысяч на журнал и утром быть за десять верст!

Пушкен:                      Но ведь никакой дурак­помещик не признается, что ты ему сметал «баламут»? И любой рассказ барышни будет воспринят фантазией! А пять сотен, которыми плешивый Каменский полицмейстер смилостивился на издание «Живого журнала» Новороссии, он вам, дорогой издатель, обязательно вспомнит! И уже скоро. Эдак, вернее в помощь декабристам средства собирать!

Оленин:                       Разговор окончен! Играем партию «журнал»! Кстати о декабристах. С кем тебе уж никак

нельзя встречаться, это с неким отставным майором Залихватских (показывает рисунок)

5

Усадьба майора. Столовая. За столом завтракают майор, майорша, гувернер Джованни, Софья и ряд детей помельче. Майор нюхает табак, чихает.

Майорша:                    (по-французски) Дорогой, я же просила не делать этого за столом!

Майор:                        А я, Наталья Федоровна, просил не выражаться в моем доме по-­французски! (в сторону гувернера) Равно как и по­итальянски! За год русскому нормально не научиться!.. (ребенку) Кирюшенька, что вы вчера учили с дядей Ваней?

Кирюша:                     Мы с синьором Джованни играли в лапту.

Майор:                        Прекрасно! (гувернеру) Что это за уроки у вас такие?

Джованни:                 Урок физической культуры! А сегодня учим грамоту.

Майор:                        Ты научишь… Не нравится мне, Наталья Федоровна, вот эта ваша мода на учителей заграничных. Вон, Софьюшка наша безо всяких итальянцев вишь какая умница выросла! И красавица! Стихов одних больше сотни знает!..

Майорша:                    (театрально) И как такое сокровище в чужой дом отдавать?!..

Софья:                        Маменька, вы так говорите, как будто я уже выхожу замуж!

Майор:                        Но ты ведь обещала завтра дать Никите ответ!

Софья:                        Но я же не обещала дать ответ утвердительный. Я не уверена, то ли это, (закатывая глаза) о чем я грезила.

Майорша:                    Софья!

Софья:                        А вдруг счастие мое еще впереди?

Майорша:                    Лучше Саржевского для вас партии не сыщешь! Так чего ждать­то? Пока из Петербурга камер­юнкер какой­нибудь прискачет? Специально за тобой!?

Майор:                        А может, Наташенька, и правда не стоит торопиться? Вот посмотри — мы с тобой! Душа в душу! Уже одиннадцать… месяцев.

Софья:                        Как не совестно, Наталья Федоровна! Я не хочу, чтобы брак мой был плодом провинциальной безысходности! А был союзом тонко чувствующих сердец! Вы о партиях говорите, а я не о замужестве мечтаю, а… хочу встретить натуру не только романтическую, но и поэтическую! «И Ангел белоснежными крылами сокроет нас от мира суеты!»

Все замерли с раскрытыми ртами. Майор начинает хлопать, все подхватывают, Кирюша дарит букетик цветов, Софья кланяется и уходит к себе. Ее комната украшена пушкинскими профилями (наброски на больших кусках бумаги). Вертикальная полка (как для CD) с томиками Пушкина: «Евгений Онегин, part 1», «Евгений Онегин, part 2», «Евгений Онегин, part 3», «A. S. Pushken, Goblin`s translation», «Пушкин. The best.» (Возможно, на стене постеры: «Наполеон возвращается», «Группа Царско­сельский лицей» и пр.) Софья садится на кровать и хватает томик Пушкина.

Опять столовая. Слуга балансирует с тарелкой, на которой двухметровая стопка блинов.

Майорша:                    А я считаю, что тянуть с замужеством более невозможно.

Майор:                        А мы, артиллеристы любим «поближе подпустить». Вся в меня. Вот пусть сама и решает.

Гувернер картинно разворачивает платок с вензелем «D&G». Сморкается

Майорша:                    Джованни!

Майор:                        Синьор Гальяно! (сыну) Кирюша! Шли бы заниматься, а?

Уходят

Майорша:                    Что она может решить? К ней сын городничего сватается, а она?.. А вы?

Майор:                        Да уж конечно, сам городничий так и мечтает с нами породниться! Помню, как же: «в приличном доме щами пахнуть не должно!». И сынок, уверяю вас, такой же! Два года как из кадетов, а пороху не нюхамши! (нюхает табак)

Майорша:                    Лев Кириллович!!

Майор:                        Да ладно, ладно (чихает). Надо бы на нее поднажать (чихает). Замужем и Пушкина своего из головы выкинет.          

 6

Карета Пушкена подъезжает к смешному строению с вывеской «Трактирное заведение вдовы Семеновой». Слуга на входе. Из кареты выпрыгивает Оленин.

Оленин:                       Скажи хозяину, двое господ из Петербурга, да слуга с ними. Пусть озаботится комнатами.

Слуга убегает.               Пушкен выходит из кареты, заметно помят и бледен.

Пушкен:                      Дмитрий, вещи скажи в комнату поднять, а сам поезжай к господину градоначальнику! (перейдя на шепот) А может я все­таки с тобой?

Оленин:                       Куда? С таким­то перегаром? (громко) Да, Александр Сергеевич. Клавдий, распрягай я верхом поеду!

Выбегает трактирщик.

Семен:                        Здравия желаем! Не извольте беспокоиться! Заведение чисто содержим, по первому нумеру­с, подлых людей не бывает, прислуга бойкая, пропитание приличествующее.

Пушкен:                      Клопы?..

Семен:                        Не держим­с.

Пушкен:                      А ты… хозяин?

Семен:                        Похоже, что так­с. Муж хозяйки.

Пушкен:                      (взгляд на вывеску) Семенов?

Семен:                        Шутить изволите, барин? Хозяйка­то — вдова! Если бы я был Семенов, то я б утоп третьего года, а я вот он, к вашим услугам­с.

Пушкен:                      А звать как?

Семен:                        Семен.

Пушкен:                      Так вдова твоя получается, Семенова?

Семен:                        Нет, я — Семен. А вдовы — то фамилия — Семенова!

Пушкен:                      Ох. (тяжелый похмельный вздох) Тяжело видать твоей вдове с тобой, Семенов.

Семен:                        Я не Семенов, барин, я… (видит идущего мимо Клавдия с вещами, бросается помогать)

Все заходят в трактир

Оленин:                       (задерживая Пушкена в дверях, тихо) И слушай, как проспишься, почитай! Поучи! Нам свежее читать нужно! «Онегина» уже седьмая глава вышла, а ты все третью, и запинаешься через слово. Стихи за тебя Пушкин читать будет?

Пушкен:                      (громко) Поезжай скорее. Да не шуми как приедешь, я работаю.

Оленин:                       (тихо) Пароль помнишь, мерзавец?

Пушкен:                      (громко)  Муза! (трактирщику) Семен Семенов, у вас музы в трактире водятся?

Семен:                        (после паузы, хитро) Не извольте беспокоиться… Все по первому нумеру. Одного акцизу восемьдесят рублей в год платим. Милости прошу. Может кофею с дороги ­то?

Пушкин поднимается на второй этаж, Оленин выходит. По лестнице спускается Клавдий

Семен:                        Извините, что мы к вам обращаемся, господина­то вашего как записать?

Клавдий:                     (снисходительно) Пушкин. Александр Сергеевич. Поэт.

Семен:                        Батюшки! Неужто тот самый? (ошарашен)

Клавдий:                     Только не болтай! А то твоя Семенова станет дважды вдовой!

Семен:                        А можно книжечку?

Клавдий:                     Не можно, а нужно!

7

Комната в том же трактире, агент тайной полиции в штатском (в приоткрытой дверце шкафа виден висящий мундир). Стук в дверь, входит полицмейстер

Полицмейстер:          Здравствуйте, Петр Эрастыч!

Агент:                         Господин полицмейстер!

Полицмейстер:  Какой сюрприз! Агент тайной полиции в нашей глуши! Уже два дня тут живете, хоть бы зашли, чаю попили!

Агент:                         Знаете, предпочитаю инкогнито.

Полицмейстер:          А я ведь еще в первый день знал, что вы здесь. Городовой Булкин вас приметил. Путешествуете или?..

Агент:                         Или. По делу государственной важности. Что ж вы? У вас тут под боком такие безобразия готовятся! Невзирая на всю прозорливость вашу и ваших городовых, включая Булкина! Кстати, высокий, темноволосый, прихрамывает, бывший кучер или конюх, на левой ноге мизинца не хватает.

Полицмейстер:          Булкин­то? Маленький, рыжий, вольноотпущенный, лошадей боится до смерти. А насчет безобразий мы в полной мере осведомлены и преступников со дня на день схватим.

Агент:                         Ни в коем случае! Я имею тайное предписание. Дело это передано жандармскому управлению. И мы все сделаем без вас. До свидания!

Полицмейстер уходит.

Агент:                         Поскотин! (из шкафа вылезает Поскотин)  Все слышал? Что думаешь?

Поскотин:                   Дозвольте, Петр Эрастыч, почмейстеру наказать, чтоб все письма нам сюда для начала, чтоб лошадей никому. А я уж к нашему поэту приклеюсь поближе…

Агент:                         А как сбежит?.. За границу! Я тебя тогда, Поскотин, точно в острог…

Поскотин:                   Не сбежит, дело у него есть. Бал завтрашний для него крайне важен. Да и не подозревает он…

Агент:                         И то правда. (ложится на диван) Ступай, Поскотин. Эх, мне бы пойти (зевает). Да меня ведь здесь уже каждая собака… Булкин этот… (засыпает)

8

Дом градоначальника. Большая гостиная, полная борзых. Саржевский и Оленин разговаривают.

Оленин:                       … обнаглевшие столичные издатели, кому, как не вам это понять. «Живой журнал» для Александра Сергеевича как глоток свежего воздуха! Моя скромная роль — воплотить в реальность эту мечту. Видите ли, в «Живом журнале» будет печататься не только Пушкин! Пушкин — это, как говорят англичане, «brand». Любой новороссийский помещик сможет напечатать свои сочинения или наблюдения из жизни или даже рецензию на других. Просвещенная Европа давно уже не воспринимает это как просто забаву!.. Передовые умы пишут в «Ж. Ж.»…

Саржевский:              Ну что мы хотим от этой страны?.. Обратите внимание, дружочек! Вот за того красавца (показывает на одну из собак) я целых две семьи отдал. Представляете, девять душ! Зато я уже вчера с полем. В сентябре! Зайца! Каково!?

Подходят к сервированному столику, берут налитые рюмки.

Саржевский:              Ну, за крепостное право!

Оленин:                       И за хозяина этого дома и этого города! (выпивают)

Саржевский:              Да полно вам, Дмитрий Иванович! Раньше на двести верст вокруг все Саржевским

принадлежало. А сейчас любому майоришке жалуют деревню за сомнительные боевые заслуги. Вас и Александра Сергеевича мне само провидение послало…

Оленин:                       А нам — вас!

Входит Никита

Саржевский:              Вот, познакомьтесь, Дмитрий Иванович, мой сын Никита! Никита, это знаменитый издатель Оленин Дмитрий Иванович, путешествует по Новороссии в компании со своим другом, поэтом Александром Пушкиным!

Никита:                       Как? Сам Пушкин? Здесь?

Оленин:                       Да, да. Завтра же привезу его к вам на бал! (Саржевскому) Сегодня он во власти вдохновения! Величайшая загадка, эти творцы! Бывает, иногда и забудешь, что перед тобою гений, говоришь с ним как ни в чем ни бывало, или играешь в штосс. И какое­то случайно оброненное слово, он вдруг как вскрикнет: «Муза!», глаза безумные, хватает бумагу, перо, прячется и пишет. Так что… (поворачиваются к Никите, того нет)

Саржевский:  Никита!! (Оленину) С детства учился по­английски. Извините. От любви сам не свой! Уже и руки попросил!

Оленин:                       Волшебно! Приношу вам свои… поздравления, в таком случае!

Саржевский:              Благодарю. Да только вот ведь тут какая штука. Сыну­то я свататься, хоть скрепя сердце, давно разрешил. А сегодня получаю письмо. Из жандармского управления. В коем говорится, что (достает письмо, читает) некие военные чины распространяют в городе некоторые настроения и подозреваются в… (бормочет еле слышно)

Оленин:                       Простите, в чем?

Саржевский:              (снова бормочет то же слово)

Оленин:                       Как?

Саржевский:              В вольнодумстве! (перекрестился) Майор Залихватских! Служил в одном полку с… теми… о ком нельзя упоминать! А в моем положении брак с такими… нюансами — это катастрофа. И по понятным причинам, посвятить я в это дело никого не могу! И отговорить сына я не в силах. А вот, дружочек, ежели кто со стороны… к примеру, заезжий какой человек… то я бы уж в его предприятии всяческую поддержку оказал. Если не лично… (Оленин хмурится, Саржевский понимающе) А хотя и лично! (подходит к секретеру)  Скажем, тысячу рублей… (Оленин морщится, Саржевский понимающе)  Для начала! Только во благо…

Оленин:                       (забирая деньги) Только во благо русской словесности!

9

Трактир. К нему верхом подъезжает Никита. Семен прибивает к стене мемориальную доску, отходит, рассматривает: «Здесь 10 сентября 1830 года останавливался великий русский поэт Александр Пушкен»

Никита:                       Скажи, милейший, а не здесь ли остановился?.. (замечает надпись) Ага. Здесь. Пушкин нужно через «и» писать. А в каком номере?..

Семен:                        (смотрит на доску, задумчиво)  Точно. В каком номере? (убегает в трактир, Никита за ним)

10

Трактир. Зал.

Никита:                       Так в каком номере остановились спрашиваю?

Семен:                        Велено не беспокоить!

Никита:                       Мне очень нужно! Скажи, что я его поклонник!

Семен:                        (остановился)   Тем более не велено. Но. Если интересуетесь… (заходит за конторку, достает) Извольте. «Руслан и Людмила», второе издание. Кожаный переплет. Двести рублей.

Никита:                       Мне нужно с ним поговорить!

Семен:                        Хорошо, стихи Александра Сергеевича, издание двадцать пятого года. Тридцать рублей.

Никита:                       Скажи, Никита Саржевский просит принять.

Семен:                        (более настойчиво)  Тогда вот, седьмая глава «Евгения Онегина», свежая, ни у кого нет.

Никита:                       (догадывается) Сколько?

Семен:                        Восемьдесят.

Никита:                       А с автографом?

Семен:                        У­у­у, с автографом. Ну, вы, барин… (достает другую) С автографом сто рублей.

Никита:                       А дешевле можно?

Семен:                        Я не хозяин, я только продаю… Но ежели дешевле хотите, есть пиратское — вот, (достает)

«Кровавый корсар» и «Сокровища Флинта».

Никита:                       Если я куплю, ты меня к нему проводишь?

Семен:                        Да как же вы не поймете, барин! У них вдохновение! Они творят!

11

Комната Пушкена. Пушкен задумчиво подпирает рукой лоб, напряженно молчит.

Пушкен:          Так, девятки вышли, дамы тоже… Значит, у тебя, Клавдий, трефовый король и семерка бубновая! (бросает на стол несколько карт) Твоя. Твоя. И вот так вот. (финальным аккордом лепит карты по столу) Эх, скучно играть с тобой, Клавдий! И это я еще полпива не выпил. (потягиваясь) Вот же несчастный человек этот Пушкин. Величайший поэт, а приедет он сюда в городишко никто его и не узнает.

Крик за окном:           «Александр Сергеевич!»

Пушкен:                      О. Какой­то мой тезка пропал! Тасуй, тасуй. Уже три с полтиной!

Крик за окном:           «Александр Сергеевич! Господин Пушкин!»

Клавдий:                     А ты говорил, никто не узнает.

Пушкен:                      (испуган) Не было печали. Посмотри, кто там!

Крик за окном:           «Александр Сергеевич! Мне надо с вами поговорить!»

Пушкен:                      (себе) Да что ж ты так кричишь. (Клавдию) Угомони этого дурака!

Клавдий:                     (открывает окно) Как не совестно вам, барин! Александр Сергеевич творит! (Пушкен собирает карты и деньги, прячет вещи)

Никита:                       Александр Сергеевич! Это дело жизни и смерти!!

Пушкен:                      Заведи его, он не успокоится!

Клавдий:                     Сейчас я за вами спущусь! (Пушкену) А ты давай соответствовать!

Клавдий уходит, Пушкен лихорадочно достает письменные приборы и создает видимость творческого процесса. Садится за стол в задумчивой позе, вертит в руках перо. Входит сконфуженный Никита, у него за спиной Клавдий.