У каждого народа есть нечто, подпадающее под емкое определение «Ð½Ð°ÑˆÐµ все».

У русских — Пушкин, у британцев — Шекспир, у французов — Мольер.

У нас, украинцев, — «ÐÐ°Ñ‚алка Полтавка». Причем во всех отношениях — литературно, музыкально и метафизически. В том, что механизм народной любви работает как швейцарские часы, желающие могли убедиться на премьере театра им. Ивана Франко.

Были на афише два неброских дополнения, которые сразу выводили это театральное событие из ряда вон. Во-первых, жанровая характеристика — «Ð£ÐºÑ€Ð°Ñ—нське музично-драматичне рококо, теє-то, як його, на 2 дії». Во-вторых, присутствие в афише имени, которое немедленно придало происходящему концептуальность. Олег Скрипка, выступивший в этом спектакле в качестве музыкального руководителя и драматического актера, известен своей безграничной любовью к этнике и счастливой способностью превращать все вокруг себя в развеселый балаган. Так что украинские националисты, постмодернисты и этнопанки вправе были рассчитывать на совместное приятное времяпрепровождение.

Публика рвалась приобщиться к источнику духовности с небывалым энтузиазмом. Старушки-шестидесятницы в янтарных бусах, студенты и школьники в наушниках, завсегдатаи спектаклей национального репертуара в вышиванках, музыкальная и художественная богема в чем-то неописуемом, представители всевозможных диаспор, дипломаты, чиновники, продвинутая молодежь с этническими элементами в одежде, непродвинутая молодежь без этнических элементов — все стремились попасть на спектакль, как если бы там обещали дать окончательный ответ на вопрос о высшем предназначении украинского народа.

Московско-киевский режиссер Александр Ануров и сценограф Андрей Александрович-Дочевский воссоздали на сцене полноценный «ÑƒÐºÑ€Ð°Ð¸Ð½ÑÐºÐ¸Ð¹ рай». При виде такой картинки украинская душа ну просто немедленно тает и перестает рефлексировать. Все было хозяйственно расставлено по своим местам: белые домики с соломенными крышами, тыны с перелазами, колодцы с журавлями. Расстелены пушистые зеленые лужки, а поперек сцены натянута небольшая полноводная речка. Нашлось место и для садово-парковой скульптуры льва, намекавшей, что где-то за кулисами припрятан полностью укомплектованный добротный «Ð¿Ð°Ð½ÑŒÑÑŒÐºÐ¸Ð¹ маєток». Центром композиции стала сама героиня — молодая актриса Наталья Ярошенко — в позе грациозной задумчивости и в элегантном национальном наряде. Для пущей красоты картинка была взята в овальную раму — просто бери ее как есть и вешай над кроватью. На франковской сцене с нежностью воссоздали аутентичную картину театра конца ХІХ века со всеми его трогательными нелепостями. Но именно в таком лубочном виде она нашла живейший отклик у всех присутствующих в зале. Вероятно, именно такое зрелище и отвечает нашему чувству прекрасного, которое мало изменилось за последние полторы сотни лет.

Не изменилась и способность искренне сопереживать сюжету, наивность которого так очевидна, что хочется поискать тайных посланий автора потомкам. Ведь пьеса эта удивительна тем, что в ней, как ни ищи, напрочь отсутствует драматический конфликт. Просто борьба хорошего с лучшим. Ну хотела вдова Терпелиха выдать дочь за уважаемого и грамотного соседа, поскольку жених ее четыре года шатается неизвестно где. Ну огорчилась девушка, в общем и целом признавая рациональность этого шага. А тут жених вернулся. С деньгами — небольшими, но достаточными для обустройства. Уважаемый и грамотный сосед не стал мешать их счастью, хотя и сильно огорчился. Вот, собственно, и все. Но культовое произведение — оно на то и культовое, чтобы зрители получали удовольствие от самого факта его созерцания, не особо задумываясь над смыслами.

Современники Котляревского находили удовольствие в том, что на сцене говорили и пели по-украински, вели себя по-украински и думали по-украински. После того как Мыкола Лысенко написал оперу, к этому добавилась музыка в модном итальянском стиле. «ÐŸÐ¾Ð»Ñ‚авцы» и «Ð¿Ð¾Ð»Ñ‚Ð°Ð²ÐºÐ¸» запели в технике bell canto, чем еще больше умилили просвещенную публику. Затем для «ÐÐ°Ñ‚алки» наступили не лучшие времена. Канонизированная, помещенная в рамки советского «ÑƒÐºÑ€Ð°Ñ—Ð½ÑÑŒÐºÐ¾Ð³Ð¾ музично-драматичного театру», она на многие годы стала фактом отчетности по наличию национального репертуара, пугалом для интеллектуалов и прогрессивной театральной общественности. Худшие качества нашего театра виделись меж классических строк — мелодраматизм и слезливость, провинциальность и пафосность. К «ÐÐ°Ñ‚алке» стали относиться, как к приехавшей из села бабушке, за которой все время надо следить, чтобы чего лишнего перед гостями не сказала.

Но теперь, похоже, ее звездный час вернулся. У культуры появился новый общий враг — глобализация, на борьбу с которой брошены лучшие силы. С ней борются «Ð´Ð¸ÐºÐ¸Ð¼Ð¸ танцами», старушками с барабанами наперевес, модными коллекциями, как будто позаимствованными из музеев народного быта. «ÐÐ°Ñ‚алка Полтавка» в версии Анурова-Скрипки сработала как хорошо продуманная партизанская акция. Зрители, захваченные врасплох, оказались лицом к лицу с собственным культурным кодом и невольно включились в предложенную им игру.

Олег Скрипка получал от происходящего очевидное наслаждение. Роль выборного Макогоненко — хитреца и балагура — стала для него поводом поиграть в «ÐºÐ¾Ñ€Ð¸Ñ„ÐµÑ украинской сцены». Расхаживал вальяжно (почему-то почти вприсядку), форсировал голосом, щеголял свежеразученными франковскими интонациями. Местами подыгрывал себе на баяне. Великолепный Петр Панчук, изображая неудачливого жениха, «Ñ†Ð¸Ñ‚ировал» себя самого в роли странствующего философа-сковородианца из спектакля того же Анурова «Ð‘ÑƒÐºÐ²Ð°Ñ€ÑŒ мира» и аккомпанировал Скрипке на трубе. Арии актеры исполняли на итальянский манер, но демонстративно плохо. Зато голосили от души. Девушки со снопами то и дело выстраивались в монументальные композиции в стиле соцреализма типа «Ð£Ñ€Ð¾Ð¶Ð°Ð¹», а в остальное время живописно подпирали тын. По реке важно пыхтел параходик «Ð˜Ð². Котляревский», семейство бутафорских уток с чувством собственного достоинства дефилировало через сцену. На первый взгляд, создатели спектакля просто хотели поиграть с постановочными стереотипами, поиронизировать над театром, собою, милой старинной пьесой. Но увлекшись, не заметили, как игра эта стала чем-то большим. И как-то само собой оказалось, что только такой театр мы и любим на самом деле. И будем любить его дальше, невзирая на информационную, постинформационную и прочую цивилизацию, а также ее культурные механизмы. Нам просто как воздух необходимо, чтобы белая хатка, и утки, и лужки, и Скрипка с баяном, и чтобы все кончилось хорошо. А в конце — все стали бы петь, танцевать и желать друг другу здоровья. И не как иначе. Такой уж мы народ. 

Ольга Островерх
Фото: Алексея Шибанова