Скромное обаяние непопсы
Esthetic EducationПрошел примерно год с того момента, как диск новоявленной инди-группы Esthetic Education «Face Reading» увидел свет, и об «Эстетиках», как их называют в тусовке, заговорили. И не просто слушатели, друзья и сочувствующие, но и профессиональные музыканты. Например, Моби, концерт которого этим летом в Киеве открывал как раз Луи Франк со товарищи.
Играть перед Моби для меня было очень важно, потому что я человек из Нью-Йорка, — говорит Луи, — это город, который меня формировал. И когда я видел, что и сам Моби, и все его музыканты смотрят наше выступление, и им вроде нравится, мне было очень приятно. Моби сказал, что мы отыграли офигенно. И это не были пустые фразы: когда одна украинская барышня встретила Моби в Лондоне и спросила о впечатлении от Esthetic Education, он повторил свои слова. Это для нас очень важно, потому что Моби — это реально круто, и он слушает много разной музыки. И если он находит нас интересными, то это супер — у них столько опыта».
Встретиться с Луи для интервью не так просто, как может показаться на первый взгляд. Хотя он звезда и не масштаба Валерия Меладзе, нет у него также толпы пресс-менеджеров, охраны и многочисленных концертов во всевозможных пафосных дворцах, но зато много репетиций, записей, околомузыкальной работы и личных проблем. Например, как многие обычные люди, Луи снимает жилье в Киеве, и на момент нашей встречи его как раз «попросили» из квартиры. Живет Луи Франк на несколько городов — Москву,
Лондон и Киев — и все три считает своими любимыми. К тому же Луи женат. На актрисе Дине Корзун, сыгравшей в фильме «Страна Глухих» главную роль... «Знаешь, когда я встретил свою жену, мне как в голову что-то стрельнуло — вот она, та самая женщина. И все, больше мне уже никто не нужен. Это ведь так просто — столько свободного времени: не нужно ходить по клубам, знакомиться, что-то рассказывать, пытаться понравиться и переживать, какое произвел впечатление. Есть один человек, и я его люблю… Любовь… Любовь — это и легко, и сложно одновременно. Это же не просто — встретил человека и все. Это ведь и огромная работа — надо его слушать, уважать, понимать, терпеть. Любовь — это всегда как бы три вещи: ты, человек и кто-то другой, кто вас соединяет. Назови это как хочешь: энергия, Бог, человек. Но два всегда в сумме дают третье. И если чувство, которое принимали за любовь, проходит, то это не любовь. Значит, люди ошибаются. Есть любовь, а есть страсть. Вот страсть приходит и уходит. А любовь — постоянна.
В любви ты свободен, как птица, которая живет в твоем доме без клетки. Ты наблюдаешь за ней, а она — за тобой. Любовь, возможно, самая сильная энергия в мире. После многих прожитых вместе лет она становится лучше и лучше, сильнее и сильнее. Ты можешь понять, любовь это или нет, если с каждым днем любишь все больше и больше, глубже и глубже. А это происходит, если только ты много работаешь. И эта работа должна быть двусторонней. Должен быть диалог. Если кто-то любит больше, а другой только пользуется и позволяет себя любить — это не любовь. Если кто-то за кем-то бегает, а второй убегает, играя, — это не любовь. Потому что любовь — это диалог. А если диалога нет, то это страсть, и ее надо прекратить. Я не понимаю, зачем люди что-то имитируют — оргазм, отношения… А делать это могут и мужчины, и женщины.
Если жена меня бросит, я буду страдать. Но не стану ее упрашивать остаться. Потому что если она уйдет, значит, диалог окончен. Любовь — это страшно… У меня очень сложная любовь. Человек, которого я люблю, очень далеко, и я редко ее вижу, но это не меняет моей любви.
Неправда, что расстояние полезно — я хочу видеть ее каждый день. И это нормально — если ты кого-то любишь, тебе же не хватает этого человека. Я хочу прикасаться к ней, разговаривать, даже ссориться. Это партнерство. Я люблю ее до такой степени, что мне все интересно — плохие стороны и хорошие. Любовь — это понимание, что ты встретил того человека. А даже если и не встретишь, то все равно вокруг столько хороших людей, что можно любить сильно просто так». О своей музыке Луи рассказывает с достойным уважения восхищением. Поскольку то, что делает его группа, для нас, мягко говоря, немного нестандартно.
«Меня часто спрашивают, зачем я приехал сюда делать музыку, которая тут не интересна. Но это же вопрос не ко мне, а к слушателю. Прежде всего, я здесь не потому, что хочу делать музыку в Украине. А потому, что повстречал двоих людей — Юру и Диму, с которыми мне очень комфортно. Я не решил ехать в Украину делать музыку. Я бы сказал наоборот — Украина выбрала меня. Я же не мог приехать сюда просто так, как каприз, просто потому, что мне стукнуло в голову попробовать делать здесь музыку, ведь это решение серьезно изменило мою жизнь. Когда Юра пригласил меня, я осознал, что для меня это шанс сделать что-то, что, наверное, я давно должен был делать, но по каким-то причинам не мог. Не встреть я Юру, кто знает, может, я бы и не начал заниматься музыкой. Снимал бы кино или рекламу.
Но, познакомившись с Юрой и Димой, я понял, что так и должно было случиться, как бы странно это ни звучало. Конечно, я сам выбирал — я же мог сказать «нет», но чувствовал и понимал, что должен согласиться. Такое же чувство у меня было, когда я встретил свою жену.
Честно говоря, для меня это непросто — жить в Украине. Здесь я клоун. В других странах я свой. Но я понимаю, что то, что мы делаем, — это важно. Может быть, наше поведение, наша музыка и станет нужна в Украине только через двадцать лет. Но если она кого-нибудь изменит, уже хорошо. Ведь мы группа, которая работает в Украине, но создает международную культуру.
Наша музыка, признаться, и для Запада необычная, как это ни странно. Я и сам думал: «А, мы мейнстрим, все нормально, все у нас сложится». Но когда приезжал на разные большие лейблы с нашей первой пластинкой, мне говорили, что мы сильно отличаемся. Например, на югославском фестивале о нашей музыке отзывались как о чем-то, чего уже лет 10 не слышали.
Нас сравнивают с The Cure, David Bowie, мне постоянно говорят, что я похож на Моррисона. Это в порядке вещей для первой пластинки.
Но теперь мы начинаем создавать наш собственный мир и стиль. Потому что если группы на кого-то ориентируются, то это или какие-то роботы или очень плохие группы. Искусство должно показывать максимум. Абсолютно неправильно хотеть кем-то быть. Ведь если что-то уже было до тебя, какой смысл это повторять?».Когда Хусточка и Шуров ушли из «Океана Ельзи», многим казалось, что ребятам просто надоела коммерция и захотелось делать что-то для души. Но в нашей стране настоящее, искреннее творчество, как правило, денег не приносит. У Луи, правда, на это иной взгляд.
«Может показаться, что мы решили делать музыку для себя. Нет, мы серьезные люди и не хотим играть в гараже просто для души. Это не хобби. Тяжело, конечно, нашей музыкой зарабатывать, да мы и не ставили такой цели, когда начинали. И тем не менее, сейчас мы ею кормимся и будем получать еще больше. Пока что наши концерты чаще происходят в Москве и за рубежом. Но кто знает… Украина меняется. Может, скоро то, что мы делаем, будет называться шансоном. Я считаю, что слушатели, пресса, телевидение и радио в Украине находятся в разных плоскостях. Нам говорят, что мы не формат в Украине. Но в Украине и нет формата! В Америке или в Англии радио или телевидение чуть-чуть ближе к жизни и к людям. Там настолько капиталистическая экономика (marketing economy), что ты не можешь играть на радио и показывать по телевизору песни, которые люди не хотят. Здесь же, мне кажется, многие не хотят именно шансон, но им не дают иного, потому что здесь нет открытых средств массовой информации. СМИ здесь в руках монополистов, которые и решают, что нужно показывать и крутить по радио. Такое ощущение, что в Украине люди живут одной жизнью, а радио и телевидение — какой-то совершенно другой. И они вообще никак не связаны».
Когда разговариваешь с человеком, который жил в разных странах мира и в котором намешано невероятное количество кровей (среди предков Луи были шотландцы, бельгийцы, итальянцы), всегда возникает соблазн поинтересоваться, чем город, в котором ты живешь, так сильно отличается от других.
«Киев — очень хорошее место для работы, он очень правильный для творческих людей: маленький, уютный, тихий, здесь почти ничего не происходит. Поэтому тут спокойно можно углубиться в процесс творения. И в то же время Украина меняется. Сейчас очень горячее время. Это отлично!
Только не надо думать, что я придаю своим словам о Киеве негативную окраску. Вовсе нет. Москва, Лондон и Киев — они очень разные и все хороши по-своему. Москва большая. Лондон — вообще больной вопрос для меня. Потому что это мой город, и очень жаль, что я бываю там редко. Но сейчас, надеюсь, стану бывать все чаще. В Лондоне каждый день происходит новое музыкальное событие. Поездки туда для меня очень полезны: тут я на концертах и в работе отдаю, а там — получаю. Но живу я здесь.
Как можно сравнивать эти города? Это как сравнивать мужчин и женщин — кто лучше? У тебя грудь — у меня член. Внешность не важна для меня. Кто-то считает, что я говорю, будто здесь скучно. Это не так. Киев — как муза. Здесь много муз, много приятных людей, приятная жизнь. Вот ты бы легко могла быть музой. Здесь очень много талантливых личностей. Но нет возможностей. Поэтому талантливые люди уезжают в Москву.
Ведь когда ты одарен, то хочешь показать, что делаешь. Я знаю множество украинских групп, которые достойны ротаций. И скоро, надеюсь, вы их все услышите. Мы им всячески помогаем. Например, группа из Запорожья «Фотомото». Ее приглашал Джон Пил — он, к сожалению, умер пару месяцев назад, — один из великих английских ди-джеев, открывших White Stripes и The Strokes. «Фотомото» отправили ему на мейл свои работы, и он их запросто пригласил. Я с ними даже в Лондоне тогда столкнулся. Вот никогда бы не подумал, что встречу в огромном Лондоне украинских ребят. Или, например, «Фактично Самі». Это те группы, которые сразу на ум приходят. Но их не крутят нигде и не поддерживают! А мы стараемся. Хотя, прежде всего, нам бы следовало себя поддержать…». В названии группы Esthetic Education, кажется, скрыта некая претензия…
«Претензии во всем видят только сами претенциозные люди. Если ты — человек без претензий, то просто подумаешь на что-то необычное: «О, что-то новенькое, серьезное. Ну-ка, ну-ка, покажите нам, на что способны». Esthetic Education — это в некотором роде название-планка, оно нас самих обязывает к чему-то тянуться. Раньше мы иначе назывались, почти противоположно. Мы тогда репетировали и осознавали, что вообще понятия не имеем, что делаем и что у нас получается. Поэтому долго искали название группе. И вдруг однажды Дима увидел надпись «Esthetic Education». И бах! — как озарение».
Говорят, самые счастливые люди — в психлечебницах. Потому что больные не ищут смысла жизни — в их бытии все предельно просто: завтрак, обед, ужин, решетки на окнах и белая палата.
«Мне кажется, что я, в принципе, не счастлив. Потому что слишком требователен к себе и к другим. А вот когда я перестану много требовать, буду очень счастливым. Я об этом очень давно уже думаю. А изменить не могу: нет ничего сложнее, чем себя менять. И вообще, что такое счастье? На одном уровне я очень счастливый человек — на настоящем, реальном уровне. То есть, по сути, у меня есть все, что мне нужно. Но на нереальном, нематериальном уровне я несчастлив. Потому что хочу, чтобы все вокруг меня было лучше. Искушают меня большие возможности и осознание несовершенства мира и людей. И мне не может быть все равно. Ведь люди — мои братья. Людей же надо не только принимать такими, какие они есть, но и любить. А если ты человека любишь, ты страдаешь. Потому что думаешь, что душа у него одна, а он так ее не бережет.
Поэтому я пытаюсь им помогать. Не моралями — это безрезультатно. А своим поведением и отношением. Менять других людей нельзя, но можно стараться изменить себя.
А они на твоем примере могут тоже задуматься. Бывает, правда, что когда ты в себе что-то меняешь, люди отходят. Значит, они с тобой и не были. Хороших друзей никогда не потеряешь. Можно даже перестать с человеком общаться, но если он тебя попросит об одолжении, всегда прийти на помощь. И это не будет использованием. В общем-то, это мои проблемы, если мне кажется, что меня используют. Я сам решаю, что мне делать, и не думаю, что помощь надо так негативно воспринимать.
Это, кстати, парадокс во мне — дело в том, что моя бабушка была сицилийкой. И во мне есть эта горячая кровь с животным принципом: если ты меня трахнешь, я тебя трахну в ответ. И так произошло пару раз, когда я уже здесь жил. Но, что самое интересное, без моего участия. Как-то так получается, что если ты человека прощаешь, он наказывается. Если кто-то поступил с тобой плохо, надо его поблагодарить за урок. Если же будешь реагировать на зло агрессивно, то чем ты будешь лучше всех остальных?
Раньше я был очень злым человеком и мстил обидчикам. А теперь ничего не делаю. Если человек совершил ошибку, я ему об этом скажу и предупрежу, что он будет страдать. Обычно люди этого пугаются. И потом все — начинаю посылать позитив. Мне бы хотелось научиться совсем абстрагироваться от мыслей в сторону обидчика, но пока что я пусть и ничего не делаю в отместку, но глубоко в душе еще жду справедливости.
В общем, есть очень много вещей, которые меня раздражают — те, что я не могу изменить. Но я могу ждать. Я знаю одно: все динозавры умирают. Остаются более гибкие и умные маленькие животные. Я уже видел подобные примеры. Не могу сказать, что получил удовольствие, но мысль, что правильные вещи происходят, промелькнула.
В Америке любят задавать глупые вопросы. И вот как-то на одном ток-шоу спросили Далай Ламу: «Скажите, буддист ведь не должен убивать даже комара. Что вы будете делать, если вас укусит комар?» Далай Лама ответил: «Конечно, вначале я поговорю с ним. Объясню, как ребенку, что не надо этого делать. Но если он не послушается, прихлопну, конечно. Потому что защищаться можно». Люди, которые совершают плохие поступки, сами себя наказывают. В соревнованиях спортсмены побеждают чаще всего не потому, что они такие профессионалы, а потому, что терпеливо ждут, когда противник сделает ошибку. Таковы законы энергетики. Негативное возвращается. Так уж все на земле устроено. И хорошее тоже возвращается.
У меня была бабушка, которая не имела никакого хобби и только вела хозяйство. В общем, ни хера особенного не делала, но дарила всем вокруг огромную любовь. И в день ее смерти попрощаться с ней приехало очень мно-
го людей с разных концов света — она жила в разных городах мира. Это был светлый праздник с цветами. А был у меня дедушка, по другой линии. И вот когда он умер, один человек подошел ко мне и сказал: «Я ненавижу твоего дедушку — он сломал мне жизнь». Очень важно, что после смерти о тебе скажут.
Когда я думаю о своей бабушке, понимаю, что несчастлив, в противном случае мне не нужна была бы музыка, творчество, фотосессии, интервью — вообще ничего.
Потому что творчество — только для несчастливых людей, которые чего-то не понимают и им нужно что-то изучать. Но кому ты этим поможешь? Некоторые сидят отшельниками в пещерах и делают много хорошего.Логика очень простая: сделал что-то хорошее — чувствуешь себя хорошо, что-то плохое — плохо. И задаешься вопросом: а любишь ли ты чувствовать себя плохо? Значит, чтобы чувствовать себя хорошо, нужно делать хорошие вещи».
О буддизме, жизни, смерти и реинкарнации Луи может говорить часами…
«Я человек верующий. Раньше был протестантом — так уж получилось от рождения. Протестантизм от католицизма отличается тем, что протестантам для общения с Богом не нужен священник.
Я всегда молился и разговаривал с Богом. И он меня слышал. Но однажды церковь со всеми ритуалами вообще перестала для меня существовать — мой двоюродный брат-священник покончил с собой, после чего у меня возникла масса вопросов. Ведь он был очень талантливым и интеллигентным человеком. Я пытался понять, что же не так.
После всего этого я решил, что мне нужно стать лучше.
Я общался со многими буддистами — у меня и дядя буддист. Буддизм, к слову, не имеет отношения к религии, буддизм — это система. В буддизме есть разные школы — как раз
потому, что это не религия.
А разные системы как раз используют разные школы для одной цели — познания.
Всегда при этом присутствует вера в Бога. Можно называть его как угодно: ум, информация. Тот, кто говорит, что не верит и не чувствует Бога, просто этого не хочет. Я ведь тоже могу убедить себя в том, что мой собеседник ужасный человек или что-то в этом роде. А если я буду шизофреником, так вообще еще массу всего сочиню.
Так вот, я много медитировал, но и сейчас это для меня так же сложно. Во-первых, нужно очистить себя и от всего освободить. Потому что когда начинаешь серьезно медитировать, у тебя сразу столько мыслей... В разных школах медитируют по-разному — где-то даже читают. Мантра нужна для того, чтобы сконцентрировать мысли на чем-то одном. По сути своей медитация — это не отсутствие мыслей. Медитация — это как бы прочитывание и просмотр своих мыслей со стороны, а не следование им. Ведь мысли — они не виртуальны. Это все круто изменило мою жизнь. Друзья говорят, я стал более спокоен. Мне бы хотелось больше этим заниматься, но, поскольку я пока еще ничего не понимаю в жизни, то большую часть времени занимаюсь музыкой. Был бы умным — сидел бы под деревом и медитировал. И мне бы, как в Индии, приносили еду посторонние люди.
Жизнь — как кино: по большей части никто из нас не может ни создавать, ни разрушать — вообще ничего менять в жизни. А я хочу научиться влиять.
Хочу жить, ничего не желая — просто так. Даже если ты не принадлежишь ни к каким религиозным конфессиям, то понимаешь, что ничто не берется из ниоткуда. Все трансформируется. Нельзя себя вырвать из этого мира, потому что ты сделан из той же материи. Это иллюзия, когда тебе кажется, будто можешь отделить себя от мира. Это невозможно. Ты и есть этот мир. И этот мир — это ты.
Как-то я летел на самолете и дивился красоте вокруг.
И понимал, что если вся земля — такая красота, значит, и мы сами такие же красивые. Потому что мы — часть этой красоты. И часть грязи тоже. Хотя ничто не есть грязь — все ведь такое, как мы его видим. И мы ничем от всего остального в этом мире не отличаемся. Наука говорит, что между ДНК человека и ДНК мыши меньше 3% различий. А между тобой и обезьяной — меньше 1%.
Я хочу стать лучше, тогда всем вокруг будет приятнее со мной. И мне самому будет приятно. Я хочу лучше жить. Если все время гнаться за новыми модными вещами, ты же не станешь от этого счастливее, это тебя ничем не наполнит. То же и с девушками. Почему я женат? Одна женщина для меня — множество женщин. Мне интересно быть с этим человеком и понимать его. Если б я был холост, я мог бы жить, как мне хочется, заниматься любовью с разными девушками, но, в конце концов, это — та же пустота. Женщины ведь, грубо говоря, мало чем друг от друга отличаются. Размером груди? Есть много разновидностей женских фигур.
И мужских тоже. Но познание их всех мне ничего не даст в итоге. Я могу гнаться за новыми дисками и коллекционировать все новые и новые пластинки. Но я рано или поздно просто выдохнусь. Для меня буддизм — это как раз возможность что-то иметь. Потому что я хочу жить настоящей жизнью. Я не хочу бояться умереть. Ведь я знаю, что, как и рождение, присутствует и смерть. Если я буду пытаться удержать что-то, сберечь, я буду только страдать. Потому что все меняется. Смерть может наступить в любое время, и ты не можешь знать когда. К этому надо быть готовым. Потому что это не менее важно, чем рождение.
Я понимаю, что до моего рождения я где-то был уже и после моей смерти — буду. Значит, этот момент «между» очень важен. Когда ты умрешь, трансформируешься во что-то другое. И у тебя всегда есть выбор — во что, если ты достаточно продвинут, если можешь не суетиться. Если ты родился комаром, значит, комаром ты и умер. Хочешь быть сильнее, умнее — работай. Любая религия и даже наука подтверждают, что 40 дней после смерти душа где-то существует. В это время ты можешь выбирать, кем быть в будущей жизни — это очень важные 40 дней. Если ты спокоен, то можешь контролировать процесс. Так во всем».
Луи Франк не только хороший музыкант, он еще и фотограф. Признаться, до интервью я этого не знала. Сразу же захотелось посмотреть портфолио и заказать хорошую съемку.
«Я хороший фотограф и по-прежнему делаю фотосессии. Любой может их у меня заказать. Но я fucking дорогой фотограф! Правда, я не люблю вести разговоры о день-гах — прежде я хочу знать бюджет съемки. К тому же я сам выбираю стилиста (а чаще всего сам им и выступаю), модель, сам продумываю концепцию съемки. Только так. Максимум, мне нужен гример. Так проще — я знаю себя и знаю результат.
Здесь я не пытаюсь работать фотографом, да и на Западе никогда не был в штате. Так, делал бигборды, рекламные и fashion-съемки. Ну, и в Украине я, конечно, тоже много чего делал. Но если начну этим заниматься тут профессионально, то на музыку времени не останется.
А так, в целом, я знаю себе цену. И, кстати, знаю цену нашей группе. Но терплю пока, потому что Украина для меня сейчас — очень хорошая репетиция».
Майя Двалишвили
Комментарии
Оставить комментарий