«Сьомга»
София АндруховичПо-моему, это замечательная книга — несмотря ни на что.
Несмотря на набившую оскомину автобиографичность — в прозе Андрухович есть достоинства, которые с лихвой компенсируют это болезненное свойство нынешней отечественной литературы. Несмотря на шокирующую откровенность — привселюдное обнажение в «Сьомге» выполняет функцию художественного приема, без которого книга просто бы не получилась. Несмотря на невольное восприятие Андрухович-младшей сквозь призму творчества ее знаменитого родственника — София Юрьевна идет собственным путем и в лучах отцовской славы не теряется.
По структуре это сборник новелл, объединенных темой взросления, фигурой героини (слово «фигура» годится в обоих смыслах) и пристальным вниманием к плоти (тут «фигура» ближе к «телу», чем к «персоне»). «Сьомга» начинается с преследований незадачливого вуайериста, из-за которого чуткое внимание писательницы обращается на саму себя. И что же она делает? Конечно, начинает раздеваться!
Вот она демонстрирует свое голенькое детство, неприкрытое отрочество, разоблаченную юность, нагую молодость. Нежное тело от длинных пальцев ног до тяжелой груди, от разбитых детских коленок до длинной девичьей шеи. Два кольца, два конца, а посередине рыба-семга: розовая, сочная, призывная, со сладким продольным надрезом. Как бы разобраться, что же оно такое? Дано мне тело — что мне делать с ним? Каким оно было и каким стало? И что по мере взросления этого странного тела происходило в прикрепленной к нему сверху голове — то длинноволосой, то стриженой, то умной, то бестолковой?
Важно вот что: под легкой тканью андруховичевой прозы бушует неистовая телесная жизнь. «Повітря аж сочилось масною вологою, а м’ясисте листя витких, подібних до плазунів, рослин торкалось своєю слизькою прохолодною поверхнею гарячих розпашілих щік і плечей, роблячи сріблясті мазки — схожі на шмарклі, що залишають по собі равлики». Таких цитат тут можно надергать сотню — словно карасиков в заповедном пруду на утреннем клеве. Все вокруг переполнено растительным и животным мясом — густым, жирным, шевелящимся, растущим, атакующим, ненасытным. И вся эта плоть, не исключая зрелища разрезанного чрева и пульсирующих внутренностей, с точки зрения автора, невыносимо прекрасна.
К счастью, Андрухович пишет не только о своей беспечной голове, соблазнительных внешних и удивительных внутренних органах. «Сьомгу» населяет множество персонажей, чьи психологические портреты изображены со снайперской точностью. Такова детсадовская воспитательница Людмила Пилиповна, климактерическая гитлериха, в характере которой злоба и ненависть волшебным образом сочетаются с нежной умильностью, а методы работы с детьми вызвали бы уважение армейских сержантов и тюремных вертухаев.
Симптоматично, что откровенные сцены в «Сьомге» несут на себе отпечаток инертности, растерянности и вялого безразличия. С сексуальным опытом героине явно не повезло — рядом крутились почему-то сплошь уроды и гопники. Прямо диво дивное: растет себе такой нежный цветок, а вокруг него ошивается какая-то пошлая дрянь. Сцены торопливого траха или неловкого отсоса у очередного Вовчика воспринимаются как акты надругательства над святыней. Боже, думаешь, как же натерпелась бедная девочка, пока не нашла такого замечательного мужчину, как ее нынешний супруг!
А вот и не надо так думать, ответит коварная Софийка — и устроит в финале жуткую сорокинскую сцену, в которой метафора познания внутреннего мира любимой женщины воплотится в ее ревнивое ритуальное расчленение. И нарисует последнюю из 70 наивных картинок, которыми проиллюстрирована книга. На ней от героини остался лежащий навзничь черный силуэт, не потерявший, однако, женской привлекательности: ноги, попа, живот, грудь — все на месте. Вырванное из груди сердце продолжает стучать. Туду дух-ту ду дух-ту ду дух. Жизнь прекрасна.
Оставить комментарий