25 сентября, 17:00
Книжная кофейня "Бабуин"
ул. Б. Хмельницкого, 39, тел. 234-15-03
Вход свободный
Олег Панфил - автор книг "Песни туземцев и пляски с чёрной собакой" (Кишинев, в соавторстве,1992), "Дорога сновидений" (Бухарест, Axis Mundi,на румынском языке, 3 переиздания), "Школа сновидений" (Кишинёв, Axul Z).
Живет в Кишиневе (Молдова)
Stemning 1
Читая поэзию битников, слушая Артура Ли и Дженис Джоплин, входя в разноцветный вихрь эпохи американских пятидесятых-шестидесятых - эпохи, которой, как сейчас кажется, никогда не существовало - я все время задумывался о том, почему ни один обитатель того мира, не смог написать настоящий прозаический текст - такой же яркий, как тогдашняя поэзия и музыка. Не манифест, фиксирующий идеи и события, не протокол улыбающихся времен, которые даже телефонный справочник способны были превратить во вспышку радостной энергии, но сверкающий прозаический текст. То есть - когда музыка, то хорошо, а проза - она к небу не относится, так что ли?
1 "Настройка музыкального инструмента" (дат.).
И еще думалось: как возможно раздраконить реальность прозаического произведения, чтобы его текст разорвался в клочья, образы стали физиологически непереносимо прекрасны. Потому что - чтоб физиологически противны, с этим проблем никогда не возникало. А вот, чтоб вырваться из тисков навязшего в зубах и описать, обращаясь к читателю на Ты, мою-твою-его дорогу, путешествие, трип. И, отказавшись от линейного сюжета, не потерять при этом читательский интерес… Возможно такое?
И вот, книга Олега Панфила, которую вы держите в руках. Книга, в которой автор, кажется, нащупал ту самую технику, ту самую интонацию. Совершенно новую. И вместе с тем генетически напрямую восходящую к битникам. Я понимаю, что это звучит странно, но Олег Панфил, на мой взгляд, едва ли не единственный битник, который пишет… дурацкое это слова - "проза"… но да - который пишет прозу. Единственный американский битник, русский битник, трансильванский, балканский битник, - какая разница? - пишущий… эпические тексты, которые попадают в сознание и цепляются (там, внутри, и выворачиваясь - там, снаружи) своими когтями, расшатывают внутренности, резонируют. Словом, делают то, что делает музыка.
При этом важно, что автор вовсе не играет в "шестидесятника". Реалии его текстов узнаваемы, сопереживание (автор-читатель) налицо. Словом, обычная такая книжка "про жизнь". Вы начинаете ее читать, понимающе киваете головой, с видом знатока ухмыляясь, когда стиль дает сбой… И вот в этот-то момент становится понятно... Вы попались. Это не обычная литература, это - вообще не литература. Тексты Олега Панфила отвратительно, ужасающе нелитературны. И в этой нелитературности (нарочитость которой раздражает и одновременно заставляет задерживать на ней взгляд) - залог наркотического прихода, который ощущает читатель.
Но тут стоит сделать оговорку. Наркотическая тема (с которой, к слову сказать, тексты Панфила не очень-то и связаны) в последнее время перестала быть маргинальной и превратилась в кастанедный мэйнстрим. Обычно разговоры о психоделичности текста не означают ничего, кроме привязки к иллюзорной контркультурной идеологии, некую нарочитую странность, вымученное насилие над языком. Слова "текст психоделичен" - это зачастую пустой звук. Можно сильно надавить на сексуальные инстинкты, и сознание на время окажется деформированным (пример - Пьер Гийота). Можно из жизни уйти в множественную и множащуюся мертвенность, сновидное утихание-угасание (примеры - Кафка, Беккет, Боулз).
Собственно, традиционное понимание наркотического связано именно с уходом, и в этом-то смысле тексты Панфила абсолютно антинаркотичны. У него не уход, но приход. Не путешествие из Жизни в Смерть, но путешествие из Смерти, Хаоса, всеобщего дрожащего, вибрирующего, информационного поля - обратно, в Жизнь.
Назойливое Я главного героя, вещающего, теоретизирующего, рассказывающего о своей жизни, оказывается, в результате, вовсе не идеологичным. Это Я человека, пережившего… клиническую смерть, ужас, страх, космическую темноту. Я Жителя Извне, пытающегося напялить на себя человеческое тело, человеческие эмоции, человеческие мысли. Это существо жаждет жизни, пытается сфокусироваться на теплом, добром, человечном, его выносит… уносит… куда-то далеко, постоянно. Но, по большому счету, он счастлив - это чувствуется в каждой строчке. И это… главное.
Мне кажется, что до сих пор еще ни один писатель не сумел транслировать это ощущение, эту музыку, чтобы читатель смог почувствовать и разделить, переписать, проговорить самому... без ухода из социума, без потери связи с окружающим Смешным и Главным.
Удачного вам путешествия.
Владимир Иткин
"Эта проза интересна, прежде всего, потому, что фактически прозой и не является. Перед нами набор междометий, случайных фраз, диалогов, вздыханий или выдыханий, рваная пунктуация.
То есть все то, что призвано воспроизвести речь, на которой изъясняются герои книги и что на деле является отражением лишь видимой части их повседневной жизни.
Попадая в поле этого текста, довольно тяжело его уже покинуть. Описываемая автором жизнь с ее незначительными деталями и более существенными воспоминаниями, с рефлексией,
с жаргонизмами, неряшливостью, - она может раздражать и, несомненно, раздражает при чтении.
Но этим же книга и притягивает. Перед нами чужая и страшная жизнь (а чужая жизнь - всегда страшна), свидетелями которой мы невольно становимся, от чего остается ощущение и безысходности и фатализма, но и какой-то поэтической трепетности, соединенной с сентиментальностью. Это короткие тексты, оставляющие после прочтения физиологическое ощущение собственного бытия. Та проза, на которой изъясняется сегодня вся современная Европа"
Александр Шаталов
Это опасная книга. От неё не отойти на безопасное расстояние - она недопустимо, неотвратимо близко - так, что становится страшно.
А ещё страшней отвести глаза, потому что буквы давно пропали, рельсов нет и остановок не будет, а будет только скорость пламени, движущегося в смутном, понятном, невероятном направлении, мимо самосохранения, без защиты, без преграды. Это опасная книга, она истинней, чем её читатель, и ближе ему, чем собственная шкура. Лучшее, что в нас есть; лучшее, чего в нас нет - потом оно стихнет, отпустит, затянется, но продержитесь, сколько сможете.
