В переводе с французского «ателье» значит «студия» или «мастерская», а цифра в названии не просто дань модной нумерологии. Когда в 2002-м режиссер и педагог Игорь Талалаевский вместе с бывшими студентами скандального курса Леся Танюка замахнулся на создание своего театра, он хорошо понимал возможную бесперспективность затеи. Но, как говорится, один шанс на миллион выпадает в девяти случаях из десяти. Их было 16, рискнувших пуститься в свободное плавание и стоявших у истоков: 13 выпускников Карпенко-Карого и трое прибившихся в пути…

Сегодня их легко идентифицировать по отпечаткам пальцев, которые они оставляют на всем, что шьют и кроят у себя в «Ателье». С ними постоянно сотрудничают гениальный киевский звукооператор Александр Курий, один из лучших театральных художников Владимир Карашевский, замечательный сценограф Ольга Семешкина, а с некоторых пор сюда наведываются известные режиссеры вроде литовца Линаса Зайкаускаса («В ожидании Годо») и гражданина США Олега Липцына («Целую. Оскар»).

Не испорченные традиционным театральным образованием юноши и девушки хорошо знают себе цену, поэтому в их раскрепощенности и даже разнузданности почти не угадывается извечное актерское желание потрафить и любой ценой обратить на себя внимание. Если и пытаются очаровать, то только тех, кто еще способен очароваться, если потрафить, то лишь своему зрителю. А свой своего всегда находит по запаху. В «Ателье» пахнет обжитой квартирой, шумным застольем и постоянно снующими гостями, а не ветеранским приютом и вечерней скукой санаториев МВД. И зритель здесь — не просто респектабельный человек в зале, а собеседник и соучастник, тот, кто не боится выглядеть несолидно, кто, как поет Земфира, «имеет сердце и возможность выбирать».

Великий театральный теоретик Ежи Гротовский когдато разделил театр на живой, мертвый и неживой, отметив принципиальную разницу между вторым и третьим. По мнению Гротовского, мертвый театр вовсе не опасен, так как его, по сути, не существует. А неживой вроде бы и сам не живет, но при этом не дает жить другим, стерилизуя и дезинфицируя окружающее пространство, закатывая в бетон любые ростки и побеги, уничтожая любую завязь. Основная проблема отечественного театра, ныне практически не подающего признаков жизни, в том, что он утратил способность разговаривать на языке времени. Аншлаги в двух академических коллективах, расположенных неподалеку, вовсе не свидетельствуют о том, что там кто-то с кем-то общается. Значительная часть киевских зрителей не имеет представления о диалоге и взаимодействии, а заполненные залы во Франко и Лесе Украинке все больше напоминают мне сходки большевиков. Странно, что они не поют хором в финале что-нибудь жизнеутверждающее под бурные несмолкающие аплодисменты.

Юлия ПЯТЕЦКАЯ
Фото предоставлены театром «Ателье 16»