Идея гастрономической демократии в действии: сначала я отрезаю часть ноги у животного, потом отрубаю у себя, например, палец и кормлю им его.
Пока я к этому не готов.

Надо отдать ухо. Будешь как Ван Гог.
– Да что угодно. Я не боюсь боли, у меня нет жалости к своему телу. Но я боюсь мистической подоплеки: представь животное, которое съело часть меня, а я — его. Что с нами произойдет — в какую сторону пойдет мутация?
Что-то из серии фильмов типа «ÐœÑƒÑ…Ð°». Не знаю как физически, но психологически на меня это может подействовать крайне сильно — ведь я уже не такой защищенный, как был в 20 лет. Я открыт всем этим воздействиям, тонким энергиям…

Столь близкое общение с животными, постоянные попытки стать одним из них на твоей психике никак не сказались?
– Сказались. Иногда я ловлю себя на мысли, что я лишний в этом «Ñ†Ð¸Ð²Ð¸Ð»Ð¸Ð·Ð¾Ð²Ð°Ð½Ð½Ð¾Ð¼ обществе». Порой сидишь, с кем-то беседуешь и вдруг, точно блоху, ловишь ощущение: ой, а как это я сюда попал?! Ой, меня еще не раскусили, не разгадали, кто я такой.

Когда я долгое время был собакой, некоторые люди так и воспринимали меня — не как человека. Так это, видимо, и осталось.

В Роттердаме у меня было два ассистента (они должны были выгуливать меня по городу), у которых дома жило семь собак. Они так привыкли общаться со своими питомцами, что как человека меня уже не видели. Мы познакомились, пообщались, и все. После этого я стал для них собакой.

Через два-три дня они перестали обращать на меня внимание. Обсуждали при мне интимные дела, финансовые вопросы, при этом вытирая меня полотенцем или похлопывая по холке.

А я не могу выйти из образа, не могу ничего сказать и ловлю очень странное ощущение: я — это не я.

Тебе нравится шокировать таким образом людей?
– Я не ставлю перед собой цели шокировать. Я просто придумываю образ, а потом пытаюсь его воплотить в реальность.

Но ты же рассчитываешь на определенную реакцию?
– Это уже второе дело. Первоначально мне важно реализовать образ, метафору. А то, что это вызывает шок — побочное обстоятельство.

Но восприятие того или иного образа не может быть осуществлено без присутствия зрителей. Ты же изначально закладываешь определенные эмоции, которые он будет вызывать?
– Я поднимаю скандальную тему человека-животного. Но я же не виноват, что она получается такой скандальной. Я не ищу скандала. Более того, зная меня, ты можешь поверить: я не большой любитель публичного выяснения отношений.

А символическая экономика?
– Это взгляд приходит уже потом. Символическая экономика? О'кей — умереть распятым на кресте — хороший пиаровский ход, но я убежден, что Христос не воспринимал свое распятие как пиар. Он проводил идею, потребовавшую определенной жертвы. Желая увидеть результат, ты идешь на нее.

Для чего ты решил «Ð·Ð°Ð²ÐµÑÑ‚Ð¸» Партию животных?
— Если ты долго говоришь о правах животных, если ты говоришь и о себе как о животном, то в современном обществе это должно иметь юридическую базу. Что интересно и с точки зрения эстетики, и с точки зрения пиара, при этом имея ввиду еще и благие, и благородные цели. Иначе все эти жесты вырождаются в простое бла-бла-бла…

А кто может разрабатывать юридические нормы? Только политическая партия, политическое движение. Организация. Изначально это был круг любителей животных, объединение по интересам.

Но когда я попробовал действовать таким образом, все это выливалось в сборы зоологов и сотрудников зоопарков, которые обсуждают свои проблемы: какая дефекация у мишки, какие поллюции у игуаны…

Фильм «Ð“Ð°Ñ€Ð°Ð¶»…
– Да. А в это время в стране происходят важные и одновременно забавные процессы, когда только ленивый не образовывает партии. 1994—1995 годы: Партия любителей пива, защиты кедровых деревьев, пенсионеров, чего угодно. И я понял: наиболее адекватной нынешней ситуации может стать Партия животных, под которыми я понимаю людей. Только они должны осознать: самое ценное, что в нас есть — принадлежит животному миру.

В Партию пенсионеров могли вступить очень разные люди с совершенно разными жизненными историями, от уборщиц до космонавтов. Но их объединяет некий базовый принцип — они пенсионеры. Или они пьют пиво. Или они сосут члены не толще двух сантиметров. Выбирается весьма формальный, внешний признак.

У меня, в основу Партии животных, закладывался принцип фундаментальный: мы все — биологические существа, и этот признак, что называется, налицо, отрицать его трудно.

Ты положил в основание своего объединения универсальную метафору…
– Которая имела двойной смысл: действительно, есть угнетенные животные, но, осознав себя как угнетенное животное — угнетаемое социальными машинами, — мы сами становимся частью живого мира. Так мы поднимаем тему всего живого на земле. Такая партия имеет гораздо больше оснований для существования, чем любая другая, скажем, социал-демократическая или сексуально-политическая.

А что за идеал может быть у такой партии?
– Баланс социального и животного начал. Договорные отношения. Какой идеал в отношениях у мужчины и женщины? Равноправие, построенное на договорной основе, когда многие вещи обсуждены и осознаны. И отрегулированы — в первую очередь, обществом.

Но ты же не можешь договориться с животными?!
– Сначала людям надо договориться между собой. Давайте мы скажем: фифти-фифти! При этом природно-биологическая жизнь человека обсуждается на телеканалах, врачами, нами самими… Мы собрали миллион необходимых для регистрации подписей. Правда, не все из них оказались человеческими: мы мазали подписные листы медом, маслом, выкладывали их на опушке леса и собирали на них следы насекомых…

Но по законам биологической пирамиды, животных и, тем более, насекомых много больше, чем людей. Поэтому миллионом подписей тут не обойтись. Я бы придрался.
– Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Кстати, в законе нигде не написано, что голосовать имеет право только один биологический вид.

Там же записано о вменяемости и умственной полноценности подписантов, еще об их возрастной и социальной зрелости.
– Иди и проверь адекватность комаров и мух. Они тоже — жители России! У собаки есть справки о прививках, она не бешеная. Дискуссию о легитимности отстаивания прав животных можно вести до бесконечности.

А животные — ответственные существа?
– (убежденно) Совершенно. Посмотри, как они заботятся о потомстве, как охраняют свою территорию! Другое дело, что они подчиняются инстинктам больше, чем мы. Но это, в конечном счете, оказывается уже совершенно не важным.

А мы чему подчиняемся? Жрать — срать — убивать — это от большого ума? От того, что мы Льва Толстого прочитали?

Но животные тоже движимы инстинктами, они же натуральные ходячие «Ð¼Ð°ÑˆÐ¸Ð½Ñ‹ желания».
– (вспылил, кричит) У животных есть душа, да еще и какая. Сам ты «Ð¼Ð°ÑˆÐ¸Ð½Ð° желания»! А ты, интересно, чем руководствуешься?

У меня есть идеалы и выбор.
– У животных все это тоже присутствует. Нужно только приглядеться к ним повнимательнее.

А как любовь к животным связана с твоими сексуальными особенностями, ведь ты — совершенно нормальный, белый, гетеросексуальный мужчина.
– (лукаво улыбается)

Олег, давай выходи из образа защитника оскорбленных и обездоленных!
– Ну, я бы не стал утверждать прямо и категорично, что я нормальный человек.

Хорошо, но ты ведь свою сексуальную ориентацию понимаешь как традиционную?
– Ты хочешь спросить, люблю ли я женщин?

Да.
– Ты пойми, что я вообще не большой поклонник людей. В этом смысле. Я очень люблю животных. Животные вызывают у меня определенные эмоции: нежность, желание быть с ними рядом. Я хочу их гладить, и чтобы они отвечали мне взаимностью.

Ты эти эмоции понимаешь как сексуально окрашенные?
– Да. Да.

То есть этот имидж ты решил отработать до конца?
– Опять же, а что ты понимаешь под сексуально окрашенными эмоциями? Необязательно стремиться вставлять член в рот.

Физическое и эмоциональное удовлетворение от близости, с последующим расслаблением. Так, наверное… Физический контакт, в результате которого ты становишься «ÑÑ‹Ñ‚ым хищником»…
– Я могу гладить свою собаку и кончить. Могу! Но это не значит, что я входил в нее сзади. При этом, я не делал ничего, что было бы ей неприятно.

Это некий взаимный процесс… Это и ей дико приятно. Она хватает меня за руку и заставляет ласкать дальше. Ты посмотришь на видео: в подавляющем большинстве случаев именно животные выступают в активной роли. Именно у животных гомосексуализм, смешение ласк и видов оказывается весьма распространенным явлением.

Вчера прочитал в одном журнале о гомосексуальной паре пингвинов, живущих в одном гнезде. Запеленговали их не где-нибудь, а в нью-йоркском зоопарке.
– Вот видишь! Есть большая книга о гомосексуализме у животных. У них ничто не подчинено, как принято думать, слепой функциональности. Между прочим, у человека эта подчиненность выражена в куда большей степени.

А я думал, что главная гениталия — это мозг.
– Именно поэтому совершенно не важно, с кем ты спишь и как ты спишь. Очень важно — с кем у тебя устанавливается психологический контакт. Известны примеры, когда утка воспитывает кошку, или наоборот.

Все зависит от условий, в которых ты был сформирован. В одном зоопарке возле бегемотихи воспитывались павлины. И они ходили за ней, ощупывали ей жопу, съедали ее навоз, ковырялись у нее в зубах. Они испытывали явное физическое удовольствие от нахождения рядом с ней. Потому что именно так, а не иначе сформировались их сексуальные стереотипы.

Попробовали бы павлины зачать от бегемотихи… Представляешь, какое бы их постигло взаимное разочарование?
– Не иронизируй. Я с детства любил собак и всегда общался с животными в деревне. Я вырос у бабушки, где были свиньи, куры и, главное, лошади. Я на этих лошадях спал и ел, и делал все, что угодно.

Сегодня на ночь, кстати, ты выберешь собаку или свою девушку?
– Я не буду выбирать. Я постараюсь иметь и то, и то. Если я буду без собаки, если у меня не будет рядом животного, я просто не буду интересен своей девушке. Я буду скучным, вялым человеком, лишенным важной эмоциональной поддержки. Именно эмоциональной.
Я постоянно думаю о своей собаке, как она там дома, что делает?! Если бы она была сейчас вместе со мной, я бы чувствовал себя намного спокойнее.

Ну и я в поездках думаю о своей спаниелине… Клава — член нашей семьи, но…
– Так думают многие! Это мне напоминает ситуацию с гомосексуальными браками.

А это-то тут при чем?
– Почему нет? Раз они живут вместе, делят вместе кровать, стол, вместе зарабатывают имущество… Потом один умирает, а его друг не имеет права на наследство.

Ты бы узаконил?
– Тут же.

То есть, ты, в этом смысле, мыслишь совершенно либерально.
– Не совершенно… Не совершенно, Дима. Но если я хочу жить так, а не иначе, и другое существо тоже хочет, и я при этом никому не приношу вреда, не делаю это публично… Публично нельзя заниматься любовью и с женщиной. Но я не думаю, что два красивых мужских тела — это хуже, чем два некрасивых разнополых… Это личное дело каждого — как и с кем. Это очень серьезная вещь, на которой завязан психологический комфорт. Если мой психологический комфорт зависит от того, что нужно узаконить браки с кошками, собаками и медведями, то — ради бога!!! Более того, от подобной практики появится больше счастливых медведей.

А главное, в такой ситуации их выживет больше! Благодаря любви и либеральности. А если все это можно уничтожать, если отношения не узаконены, мы можем обходиться с ними как угодно. Мы должны скрывать свои естественные — для нас — связи. И я уверен, что много людей страдает от этого! Общество и ученые никак не занимаются разрешением такого конфликта, он загоняется внутрь! Но именно на этом пути нас ждет такой прорыв…

Не митингуй, ты не на митинге!
– Но в плане искусства-то — уж точно.

Ты считаешь, что люди, подсевшие на животных в сексуальном смысле, составляют значительный процент?
– (тихо) Я уверен в этом. Только давай в «ÑÐµÐºÑÑƒÐ°Ð»ÑŒÐ½Ñ‹Ð¹ смысл» не вкладывать фрикции.

А что тогда?
– Я знаю, что очень часто удачные сексуальные пары, теперь уже не важно, мужские или женские, завязаны на самоудовлетворение. Не на мастурбацию, но на взаимное возбуждение. Понятно, что лучше всего кончить ты можешь только сам.

Может быть, Олег, тебе просто не везло?
– Я просто не лукавлю так, как другие. Так, как ты.

Что такое взаимное возбуждение? Эмоциональная и эротическая связь. Чувственная. И вот такая связь гораздо лучше устанавливается с животным — существом преданным, верным и любящим. В которое ты входишь… всеми своими фибрами, а не то, что ты подумал.

Ты следишь за его выделениями, за его питанием, и, таким образом, ты смотришь на Другое…

Что нам чаще всего нравится в женщине? Она — другая. У нее ножки изящные (почти запел, глаза закрылись поволокой, дирижирует), походка, туфельки, дырочки, взгляды…

Что нам так активно не нравится в современной моде? Она делает женщину подобной мужчине, унифицированной: и дырочки те же, и походка та же, и вместо туфелек — солдатские башмаки на платформе. А вот животное — оно действительно и всегда — Другое. (словно стихи читает) У него иной позвоночник, у него иной прикус, у него по-иному устроены лапы. И это очень волнует.

Посмотри, какая у животных красивая попка! Маленькая, легкая, подвижная. И довольно крупная, сдвинутая грудь, великолепная, мягкая шерстка. А половые органы?
У коня задница выложена очень тонким панбархатом: у него же нет слизистой оболочки… Скользящая ткань, пахнущая полевыми цветами…  Даже после дефекации.

Я почти нос туда засовывал: не все духи так пахнут!

А ты видел, как животные реагируют на сексуальный контакт?! Это такие нежные, чувственные существа, что не дай бог сбить эту нарождающуюся в них волну.

Это же не сравнить с людскими реакциями — грубыми, грязными… При этом они делают какие-то замечания в процессе эротического сотворчества… Высказывают требования в весьма приземленной форме, (меняет тон на агрессивный) обламывая всякое удовольствие…

Оргазм — вещь факультативная и необязательная. Вот ты говоришь — разрядка… Повторюсь, убежден, что 90% получают разрядку только от мастурбации. Так тогда давайте вообще обзовем всех «Ð¼Ð°ÑˆÐ¸Ð½Ð°Ð¼Ð¸» и будем дрочить в своих кабинетах — и выполнять задания партии и правительства.

А на тебя никогда не выходили твои единомышленники — какие-нибудь люди, которым показалось, что ты выражаешь их затаенные мечты и чаяния?
– Никогда.

Ой ли?
– Ну, у меня были разговоры с людьми, когда…

Это как с девушкой: сначала разговор имеет официальный характер, затем — ближе, ближе, ближе, и ты уже переходишь на интимные темы.

Какие-то люди открывались мне в процессе искреннего общения как латентные зоофилы, которые даже боятся об этом помыслить… Ибо понимают, чем это чревато. Точно так же, как двадцать лет назад невозможно было открыто поговорить о гомосексуализме.  Даже чисто теоретически: сексологам запрещали говорить на эти темы! Даже в научном контексте. И сейчас ситуация именно такая.

(заводится) Да что там говорить — мы же не высказываемся даже о любви мужчины к женщине. Западные люди, с которыми мне приходилось общаться, удивлялись, что у нас на эти темы словно бы табу наложено. Не только секс, но и любовь, чувства находятся под запретом. (кривляется) Это же неприлично! Лучше о бабках и кто кого замочил… При этом думают о своих чувствах все!

При этом бабки-то нужны для чего?! Для любви, чтобы тратить их на женщину. Но наш человек любить не умеет и поэтому тратит деньги на блядей. Развращая при этом и женщин, и себя. Не получая ни удовлетворения, ни разрядки! Потому что, как правило, это пьяные засыпы и обжоры. Покупают девочек, когда делать ничего не хотят и чувствовать ленятся.

Или боятся. Предпочитая общение на животном уровне, ну да, как с животными…
– (вкрадчиво) Нет, как раз как с людьми! Животное так любить не умеет! Не может просто. Точно так же, как животное не может врать, если это не дрессированное электричеством существо. Животное не умеет врать в любви, оно не может заниматься этим механически.

Беседовал Дмитрий Бавильский