This version of the page http://www.sho.kiev.ua/article/218 (0.0.0.0) stored by archive.org.ua. It represents a snapshot of the page as of 2007-08-07. The original page over time could change.
Журнал культурного сопротивления «ШО»
  • На первую
  • Карта сайта
  • Архив номеров
  • Контакты
  • О ПРОЕКТЕ
  • РЕДКОЛЛЕГИЯ
  • Подписка 2007
  • Киевские Лавры 2007
  • РЕКЛАМА
  • КОНТАКТЫ
  • ФОРУМ
АРХИВ НОМЕРОВ
#08. АВГУСТ 2007
Любко Дереш - осеменитель культуры
[...]
  • Кино
  • Афишо
  • Галерея
  • ТВ
  • ШО маемо
  • Вне Шоу-бизнеса
  • ШО пишем
  • Пятна с Анатолием Ульяновым
  • Шок номера
  • Проза
  • Поэзия
  • Книжный дозор
#08. Август 2007
«Ð¥Ð°Ð¼ÑÑ‚во – это глянец»
Интервью с Ñ€ÐµÐ¶Ð¸ÑÑÐµÑ€Ð¾Ð¼ Артуром Аристакисяном
Свою первую киноработу, документальный фильм, героями которого стали кишиневские нищие, Артур Аристакисян снимал с 1989 по 1993 гг. Монтаж и озвучивание фильма были закончены в 1993 году. Фильм получил массу международных наград. Госкино выделило деньги режиссеру на съемки следующего фильма.

Артур переехал из Кишинева в Москву и начал делать свою следующую, на этот раз игровую, киноленту. Фильм с рабочим названием «ÐœÐ°Ñ€Ð¸Ñ» снимался 7 лет. Хронометраж материала составлял около 140 минут, но на его обработку денег Госкино уже не хватало. И тогда продюсер Борис Айрапетян (директор студии «Ð­Ð¹-Би-Эй») попытался решить проблему радикально, самовольно порезав материал для фильма до 90 минут. Но благодаря вмешательству экспертной комиссии российской кинематографии и материальной поддержке фонда «ÐÐ¾Ð²Ð¾Ðµ кино» (50 тыс. долларов) режиссерскую версию фильма удалось восстановить. Она в итоге составила 126 минут.

Это фильм о хипповской коммуне, вожак которой одержим идеей дарить любовь-секс нищим, калекам, изгоям. Негодование по поводу этого фильма достигло апогея на фестивале в Выборге, где жюри демонстративно покинуло конкурсный просмотр. Входящие в жюри «ÐºÐ»Ð°ÑÑÐ¸ÐºÐ¸» упрекали Артура в том, что его картина «Ñ„Ð¸Ð·Ð¸Ð¾Ð»Ð¾Ð³Ð¸Ñ‡ÐµÑÐºÐ¸ невыносима». На «ÐšÐ¸Ð½Ð¾Ñ‚Ð°Ð²Ñ€Ðµ» картина была снята с конкурса.

Кинокартина участвовала в МКФ в Каннах 2001 (Двухнедельник режиссеров), получила приз «Ð¡Ð²Ð¾Ð±Ð¾Ð´Ñ‹» за лучший игровой дебют на МКФ в Карловых Варах, приз за лучшую режиссуру на МКФ в Эквадоре.

К твоим фильмам нередко применяют термин «ÑÑÑ‚ÐµÑ‚Ð¸ÐºÐ° безобразного». Ты согласен с подобным определением?
– Это не так. Да, в «Ð›Ð°Ð´Ð¾Ð½ÑÑ…» много нищих и бродяг, но там нет некрасивых людей.

Что в твоем понимании красота?
– В современном мире извращено как это понятие, так и понятие безобразного. Некрасивыми для меня являются персонажи глянцевых журналов. Некрасиво и то, как их преподносят. Я бы назвал это эстетикой хамства. Хамство — энергетическое понятие и проявляется не только тогда, когда человек ругается матом или ставит ноги на стол.

В чем же оно выражается фактически?
– Например, кинозвезды, получая «ÐžÑÐºÐ°Ñ€», со сцены благодарят свою семью, близких и сообщают, как они всех любят. Или демонстрация по телевидению олимпийских чемпионов, которых принимают президенты, «Ð½Ð¾Ð²Ñ‹Ðµ русские», а они при этом начинают рассказывать о своей жизни… Это откровенное публичное выражение своих самых примитивных эмоций и есть хамство.

Нетрудно догадаться, как ты относишься к голливудскому кино, ведь большинство произведенных Голливудом фильмов повествуют о тех самых простых эмоциях, чувствах.
– Часто люди просто дурачатся, определенная дурашливость необходима всякому человеку, ведь в каждом из нас живет дурак. Но сейчас я говорю об эстетике хамства, а не о поведении. В ней все строится на эксгибиционизме — на том, чтобы, например, показать интерьер своей квартиры — и в кино, когда демонстрируется светская жизнь героев, и в жизни, когда показывается, как живут какие-то актеры. То, что люди принимают за красоту и элитарность — и есть эстетика безобразного.

Однако в нем обвиняют тебя.
– Потому что искажены критерии. Посмотри глянцевые журналы: фотографии в них — это бандитское навязывание идеалов. А люди всегда реагируют на картинку, фотография в этом плане является психическим оружием. То же самое можно сказать о клипах. Создатели подобного товара, преподнося аудитории какие-либо песни или сюжеты, используют то, против чего у людей нет иммунитета — картинку. В каждом кадре клипа все предметы поданы так, что их хочется потрогать рукой, осязать, прикоснуться. Даже в сценах убийства мы видим глянцевые пистолеты, пуговицы, шляпы и галстуки, на которых заостряется внимание. Женщины и мужчины в подобном «ÐºÐ¸Ð½Ð¾» гримируются так и с тем, чтобы навязать зрителю комплекс убогих пластмассовых культурных желаний.

В этом смысле, когда говорят, что насилие на экране сеет насилие, это неверно. Происходит подмена. Людей обуславливает на ответное насилие не изображаемое в кадре истязание, а тот мир вещей, который окружает его: тот модный антураж, которым насилие обставляется. Если показать фильм о насилии в глухой деревне, на войне или в горах Сицилии, он не посеет агрессии. Однако если преподнести той же аудитории просто хамскую картинку, где женщина принимает мужчину в будуаре, подобная презентация породит немало преступлений.

Должно быть, это преступления не криминального характера?
– Да, это предательство самого себя. Ради ложных глянцевых идеалов люди способны бросить все и отправиться за тридевять земель, чтобы учиться в престижном вузе или удачно выйти замуж, жениться. Человек способен совершить убийство, чтобы получить возможность войти в увиденную им картинку.

Как тебе, режиссеру, удается избегать подобного?
– Существо кадра у меня иное. В нем нет избыточности — излишней атрибутики, грима… Смысл разворачивается в живописном слое полотна, его драматизме. Там только черное и белое — очень условное изображение. Плоский свет. Отсутствует физиологизм роскоши купающихся в шелковых простынях мужчин и женщин с мокро-глянцевыми губами. Хамское кино пропитано маркетинговой патологией, проституировано.

Образец какого кино является для тебя идеалом?
– Французское, итальянское, испанское кино 50-х годов. Например, у Бунюэля есть фильм, заполненный калеками и уродами, но картина удивительна по красоте. Почему так? Она чиста от маркетинга.

Рекламы?
– Да, но это не 25-й кадр или пребывание в кадре кофе какой-либо марки. Речь о бандитском навязывании неких идеалов, ценностей.

«Ð¢ÐµÐ±Ðµ повезло, ты не такой, как все, ты работаешь в офисе».
– Да, выбрав этот ракурс, можно говорить и о проституировании кинематографа. Забавно называть проститутками женщин, которые стоят на панели и вынужденно торгуют своим телом. Настоящими проститутками являются те, кто работает юристами, становится бизнес-леди, актрисами… По сути, эти профессии продажны. Однако многие люди — проститутки не в силу своей профессии, а по сути. Скажем, олимпийская чемпионка прыгнула на пять метров в высоту, достигла вершины пьедестала и приземлилась прямо в Кремль. «ÐÑ…, какой хороший у нас президент», — говорит она. Затем ее снимают в клипах, облучают софитами, превращают в модель — продают. Она становится частью картинки.

Разве твои фильмы не физиологичны?
– Говоря подобное, человек всего лишь озвучивает собственный стереотип, шаблон восприятия. Каждый человек исполняет в мире полицейские функции, точнее, в нем воспитывают этого полицейского. Однако он не сознает его присутствие в себе. Потому подобный зритель, наблюдая на экране нищего в грязных лохмотьях и с лицом, древним от долгой жизни под открытым небом, на самом деле видит только слово — «Ð½Ð¸Ñ‰Ð¸Ð¹» — и на него реагирует. Тяжело просто смотреть картину, общаться с кадром как таковым. Нищие в «Ð›Ð°Ð´Ð¾Ð½ÑÑ…» — удивительно красивые люди, а калека попал в фильм благодаря своим глазам — глубоким, исключительным.

Как ты отбираешь актеров? Это профессионалы? Или актерский состав твоих фильмов разнопланов?
– Отвечу анекдотом. Мужчина обращается к женщине на пляже: «Ð”евушка, как с вами лучше познакомиться?» Она поднимает глаза: «Ð кто вы по профессии будете?» — «Ð¢Ð¾ÐºÐ°Ñ€ÑŒ», — говорит он. «Ð¢Ð¾Ð³Ð´Ð°, — отвечает она, — вспомните, что вы на пляже, и представьте: везде станки, станки, станки…»

Ты можешь сказать, что каждый из твоих актеров — индивидуальность, а не только инструмент режиссера?
– Индивидуальность — нередко это искушение. О культе индивидуальности говорят и те, кто пытается жить независимой жизнью, и те, кто является винтиком определенной системы. Нередко эмоциональные и материальные дивиденды, предлагаемые человеку системой, делают его индивидуальностью. Это подмена. Человек должен стремиться освободить в себе божественное начало. К сожалению, в нас от божества остаются только патологии.

Они, по-твоему, являются гранями индивидуальности?
– Да, следует очень бережно относиться к своим изъянам. Человек без физического или психологического дефекта неинтересен. Точнее, интересен, но не более, чем кукла из секс-шопа. Менеджеры, службисты, среднестатистические студенты — все это куклы.

Они слишком правильные, на твой взгляд? У них отсутствуют всякие изъяны? Тогда, напротив, они ближе к совершенству.
– Нет, изъяны присущи всем людям без исключения, но у большинства они не развиты или загнаны под спуд. Они преследуются личностью в ее внутреннем космосе, внутреннем сумасшедшем доме с тем, например, чтобы изничтожить патологию транквилизаторами.

Ты полагаешь, изъяны крайне необходимо развивать?
– Дать им развиваться. Это не означает, что если у человека сломана рука, то следует сломать вторую.

То есть латентный гомосексуалист должен позволить развиваться своему гомосексуальному началу?
– Да.

А ты как к людям относишься? К детям, к животным…
– «Ð›ÑŽÐ±Ð»ÑŽ» и «Ð½Ðµ люблю» — это штампы, поэтому не скажу ни того ни другого. К детям у меня сложные чувства. Я думаю, что они только притворяются детьми, и не считаю их таковыми.

Себя ты никогда не ощущал ребенком?
– Я инфантилен, но это другое. Вообще всем взрослым людям на самом деле не больше 11-ти, 12-ти лет. Святые — это по-настоящему взрослые люди. Таких очень мало.

Легко общаешься с людьми?
– Сложность в том, что по-настоящему мы общаемся посредством взаимодействия наших психических сущностей — это нечто, пребывающее и в мире, и вне его. Люди — это приемники, нам необходимо настраиваться на волны друг друга. В этом смысле серьезное, глубокое общение всегда дается нелегко.

С людьми ты очень обходителен.
– Вежливость — это форма контроля. Кстати, общаться посредством психических сущностей проще женщинам. Они чутче. В них есть змея — мудрость исключительно женского свойства. В жизни, когда я попадал в сложные ситуации, меня всегда спасало именно женское начало — змеиное, изворотливое. У меня есть сюжет о взаимоотношениях мужчины и змеи…

Не боишься говорить о том, что еще не реализовано?
– Я перестал бояться плагиата по отношению к своим мыслям, когда понял, как много у меня идей и как впереди мало времени для их воплощения.

Что надеешься экранизировать сейчас?
– Сценарий называется «Ð Ð¾Ð¼ÐµÐ¾ и Джульетта» — о любви нациста-скинхеда и еврейской девушки. Она из буржуазной семьи, а он из низов, но не только это, разумеется, разделяет их…

У тебя есть ощущение, что ты уже перерос снятые тобой фильмы?
– Конечно. Иногда я пересматриваю их и могу сказать уже непредвзято, что за эстетику и за кадр поставил бы себе «Ñ‚Ð²ÐµÑ€Ð´ÑƒÑŽ четверку», а за литературу — «Ñ‚ройку с минусом».

Но в «Ð›Ð°Ð´Ð¾Ð½ÑÑ…» и нет литературы.
– Да, это скорее стриптиз. Такие фильмы должны сниматься в финале, а он у меня первый.

Какие режиссеры тебе близки?
– Это все больше авторское кино — то, что не идет в широком прокате. Однако я могу назвать известные фильмы, которые считаю сильными. Например, «ÐŸÐ°Ð´ÐµÐ½Ð¸Ðµ» Гринуэя. «ÐÐ¾Ð¶ в воде» Романа Поланского. У Поланского, кстати, еще один сильный фильм — «Ð“орькая луна», но он вторичен по отношению к роману, по которому был снят. Год назад посмотрел «Ð¡Ñ‚Ñ€Ð°ÑÑ‚Ð¸ Христовы» Мела Гибсона: еще раз убедился, что современное кино — это профанация. Единственное достоинство фильма в том, что герои говорят по-арамейски, а не по-английски.

Профанация в том, как это снято?
– Режиссер затрагивает глобальные мотивы, высочайшие идеи, но сам не способен этому уровню соответствовать в профессиональном плане. Он работает с материалом посредством шаблонов. Эта слеза в финале и есть профанация.

А кто-то из отечественных режиссеров тебе близок? Параджанов, Иоселиани?..
– С уважением отношусь к Параджанову, люблю его, но Иоселиани мне нравится в большей степени. Этот художник принадлежит к плеяде грузинских режиссеров, снимавших великое кино. В грузинском неореализме середины 60-х — конца 70-х есть имена, которые сегодня никому ничего не скажут, да и я их уже позабыл. Это режиссеры, которые сняли по одному-два фильма. Те из них, кто снимал позже, не создали ничего стоящего, но был период в грузинском кино (десять лет), который можно назвать солнечным прибоем. А из российских режиссеров мне никто не близок. Разве что отдельные фильмы, например «Ð˜Ð²Ð°Ð½Ð¾Ð²Ð¾ детство» Тарковского, ранние фильмы Киры Муратовой…

Современное популярное кино не смотришь?
– А зачем? Все это — глянцевые картинки, коммерция. Чем интересен режиссер, снимающий президента и его семью?

Легко представить, как ты относишься к Никите Михалкову.
– Интересный персонаж, словно созданный Достоевским или Гоголем. Симпатичный мерзавец. Это не уничижительный эпитет. «ÐœÐµÑ€Ð·Ð°-а-авец», — так ласково говорят о котах. Вся суть данного персонажа в том, чтобы слямзить где-то сметанки.

Неужто ты бы отказался от «ÑÐ¼ÐµÑ‚анки» — из чьих угодно рук?
– Деньги не пахнут. Для меня важно одно: чтобы, дав денег, люди не диктовали мне, какое кино и как снимать. Дав деньги, меценат должен остаться на берегу, а режиссер, учтя его пожелания, волен плыть, как и куда ему вздумается.

Такого почти никогда не бывает.
– Поэтому я лучше буду просто ходить по улицам и смотреть на людей, чем делать то, что мне неинтересно.

Беседовала Мария Мамыко
Средний балл: 10.00
Проголосовало: 3

Оставить комментарий

Имя:E-mail:
  • На первую
  • Карта сайта
  • Контакты
© ШО, 2006. По поводу перепечатки материалов и по вопросам рекламы
обращайтесь info@sho.kiev.ua