Advert
buy phentermine /
Cheap Phentermine /
order phentermine /
phentermine online
В этой связи характерны опубликованные информационным агентством «Интерфакс» данные социологического опроса по вопросу об отношении россиян к использованию ненормативной лексики в публичных выступлениях звёзд шоу-бизнеса, проведённого в июле 2004 Всероссийским центром изучения общественного мнения. Подавляющее большинство россиян (80 %) негативно относится к использованию ненормативной лексики в публичных выступлениях звёзд шоу-бизнеса, в программах и материалах, рассчитанных на массовую аудиторию, считая употребление матерных выражений недопустимым проявлением распущенности.
13 % опрошенных допускают употребление мата в тех случаях, когда он используется в качестве необходимого художественного средства. И только 3 % полагают, что если мат часто употребляется в общении между людьми, то попытки запретить его на эстраде, в кино, на телевидении — это просто ханжество.
Несмотря на распространённость нецензурных выражений во всех слоях русского общества на всех этапах его истории, в России традиционно существовало табу на использование обсценной лексики в печатном виде (отсюда, очевидно, и идёт название «нецензурная брань»). Это табу несколько ослабло в последнее время в связи с демократизацией общества и ослаблением государственного контроля за печатной сферой (первой в истории России отменой цензуры на длительный срок), переменами в общественной морали после распада СССР, массовой публикацией литературных произведений и переписки признанных русских классиков, писателей-диссидентов и нынешних постмодернистов. Снятие запрета на освещение определенных тем и социальных групп привело к расширению рамок приемлемой лексики в письменной речи. Мат и жаргон вошли в моду, став одним из средств пиара.
Следует признать, что общество (особенно советское) в своем отношении к использованию нецензурной лексики грешило лицемерием — с одной стороны, считалось, что нецензурная брань характеризует человека с крайне отрицательной стороны, а с другой стороны, все прекрасно понимали, что существуют определённые сферы жизни, в которых русский человек (как и любой другой представитель «новой исторической общности» — многонационального советского народа) не может не выругаться — будь то в армии, на целине, на комсомольской стройке или на лесоповале.
Среди детей и подростков умение материться считалось и считается одним из признаков взрослости. Ну и разумеется, как только подрастающее поколение овладевало азами этих знаний, оно испытывало крайнюю необходимость продемонстрировать достигнутое — отсюда надписи на заборах, стенах общественных туалетов, школьных партах — а теперь и в Интернете.
Возвращаясь к теме «ненормативная лексика и общество», следует подчеркнуть, что нынешняя свобода высказывания все же не отменяет ответственности говорящего и пишущего. Конечно, вряд ли возможно запретить человеку ругаться, если это единственное средство самовыражения, которое ему доступно (учитывая ограничения, налагаемые воспитанием или условиями существования — «с волками жить — по-волчьи выть»). Конечно, не следует подвергать сожжению (или иному способу уничтожения) книги модных писателей. Однако прилюдная брань в нормальной обстановке неминуемо нарушает права и унижает достоинство тех людей, для которых табу сохраняет силу (по моральным, религиозным и иным соображениям).
Анатолий Баранов, один из исследователей современной нецензурной лексики, говорит по этому поводу: «Я выступаю за ограничение обсценной лексики, потому что если она будет использоваться слишком широко, она потеряет свою табуированность, и русский язык лишится важной особенности, которой нет в других языках мира. И я прекрасно понимаю тех людей, которые возмущены использованием обсценной лексики в СМИ. Мне даже представляется, что это нарушение прав человека — ведь кого-то это оскорбляет. Но нельзя запрещать её употребление тем, кто этого хочет. Идеальный вариант — это предупреждение, скажем, такое: „В этой книге используются такие-то слова“, чтобы предоставить читателю возможность выбора».
Полагаем, что эти слова применимы и к веб-сайтам, претендующим на роль источника информации.
Итак,
Первые попытки снять табу с обсценной лексики были предприняты в 1920-е гг. и не носили массового характера; интерес к матерным словам у большинства авторов не был в это время самодовлеющим и увязывался в основном со стремлением свободно говорить о сексуальной сфере.
В советский период общественный запрет на обсценную лексику действовал очень последовательно, что не мешало (и до сих пор не мешает) подавляющему большинству населения охотно употреблять эту лексику в частной жизни. Задачи художественного освоения обсценной лексики поставили перед собой писатели русского самиздата, начиная с Юза Алешковского.
С 1990-х гг., когда цензурные запреты исчезли, обсценная лексика шире проникает в литературу, используясь в различных функциях. Самая простая из этих функций — реалистическая передача разговорной речи: если в жизни люди матерятся, то было бы странно, если бы в книгах точно такие же люди этого не делали. У некоторых авторов персонажи не злоупотребляют обсценной лексикой (так в книгах Виктора Пелевина она почти всегда присутствует, но в очень небольших количествах), у других речь персонажей изобилует сильными выражениями (так в романах Баяна Ширянова из жизни наркоманов герои, в соответствии с принципом жизненной правды, не стесняются в выражениях). В ряде других случаев писатели используют обсценную лексику с более сложными целями: так в поэзии Германа Лукомникова обсценная лексика часто употребляется для воссоздания атмосферы карнавала (в понимании М. М. Бахтина), а в стихах Шиша Брянского предпринимается попытка воскресить и одновременно спародировать древнюю сакральную функцию инвективной лексики, ее отнесённость к ключевым языческим обрядам (прежде всего, инициации). Обсценная лексика в соединении с суржиком присутствует в сатирическо-комедийных пьесах Леся Подеревянского (укр. Лесь Подерев'янський), где она помогает сделать их более реальными, показать принадлежность героев определённым слоям населения.
Также существует целый ряд музыкальных групп панк- и рок-направленности, не брезгующих, а иногда и целиком выстраивающих свои тексты на матерщине («Ленинград», «Сектор Газа», «Красная плесень», «Гражданская оборона», «Психея», «Элизиум», Александр Лаэртский и др.). Существуют также музыкальные проекты (Егор и оп...шие) и даже целые группы (Хуй забей), в названиях которых используется обсценная лексика. При этом телевидение и подавляющее большинство периодических печатных СМИ по-прежнему заменяют часть букв в нецензурных словах на точки или заглушают их специальным звуковым сигналом.
Среди пользователей компьютерных сетей распространена замена некоторых букв в матерных словах на символы верхнего ряда клавиатуры («*!@#$%^&»), например: «это ох#@тельно», «I f*ed up my system», иногда на форумах это производится автоматически, и тогда можно встретить осквернение совершенно безобидного д###ан.
Критическому анализу словарей русского мата посвящена статья А.Плуцера-Сарно «Матерный словарь как феномен русской культуры» . Здесь же приводится библиография лексикографических источников за период 1970—1996. А также большое количество других материалов по русской обсценной лексике, в том числе материалы «Словаря русского мата» в 12-ти томах.
Начало российским исследованиям в этой сфере положили работы Б. А. Успенского и В. Быкова, которые также вышли за рубежом.
В 1998 российские исследователи Анатолий Баранов и Дмитрий Добровольский выпустили словарь «Русская заветная идиоматика» ([1]).
В 2001 и 2005 гг. Алексей Плуцер-Сарно издал 1 и 2 тома 12-томного «Словаря русского мата», который он составляет в течении 25 лет:
Исследователь классифицирует русскую бранную лексику по функционально-тематическому принципу, выделяя следующие основные группы:
Наименования лиц с подчеркнуто отрицательными характеристиками типа:
Исходя из этих критериев, автор говорит о двух основных типах бранной лексики европейских языков:
С этой точки зрения, национальное своеобразие русского языка состоит не в самом наборе лексики, а в её частотном распределении. Ядро русской матерщины, как отмечают все исследователи, составляет очень частотная «сексуальная» триада: хуй — пизда — ебать. Число производных от данных словообразовательных основ и эвфемизмов, используемых для их замены, поистине неисчислимо, ибо они постоянно генерируются живой речью. Чрезвычайно активно эта же триада используется и во фразеологии.
Так, например, В. М. Мокиенко пишет:
«Основные „три кита“ русского мата… этимологически расшифровываются достаточно прилично: праславянское ебать - первоначально значило 'бить, ударять', хуй - (родственный слову хвоя) — 'игла хвойного дерева, нечто колкое', пизда — 'мочеиспускательный орган'».
Те же праформы (правда, с некоторым сомнением по поводу *huj) приводятся в [2].
Интересно отметить, что семантические изменения современного эвфемизма «трахать» практически повторяют историю слова *jebti.