БСРШ 468*60
Шансон не по понятиям
Автор: Ян Левченко Источник: Еженедельный жупнал №111, 15.3.2004 Добавлено: 2005-01-17 04:13:50
|
Версия Для Печати Скачать статью |
Шансон не по понятиям
На рынке и в Кремле – одна музыка, в клубах – другая. Только
называется она одинаково
Русский шансон – явление загадочное. Его отношение к французской эстрадной
песне, прямо скажем, условное. Это типичный случай присвоения доброго имени.
Исполнителям коммерческих вариаций дворового и тюремного фольклора приятно
сознавать, что они и с народом говорят на его языке, и называются благородно.
Народ отвечает искренней любовью, создавая рынок для целой индустрии. Радио
«Шансон», «Ретро-FM», «Милицейская волна» крутят феню днем и ночью, диски
выпускаются гигантскими тиражами, мероприятия проводятся все более и более
помпезные. К примеру, 19 марта вручение ежегодной премии «Шансон года» состоится
в Государственном Кремлевском дворце. Самое место спеть за жизнь на нарах.
Поскольку никто толком не знает, что такое «русский шансон», наклеивать этот
ярлык проще простого. На витринах ларьков Высоцкий и Галич стоят в одном ряду с
Михаилом Кругом и Викой Цыгановой. Тянутся к «паханам» и стареющие рокеры –
видимо, от недостатка народной любви. Андрей Макаревич, Александр Скляр и Чиж
уже стали завсегдатаями шансонных тусовок – большинства отечественных
радиостанций, сборных концертов.
Но не в пику уродливому тезке, а сам по себе с недавнего времени растет и
крепнет шансон «альтернативный». Традиции камерной эстрадной песни в духе Вадима
Козина и Петра Лещенко соединились здесь с энергией рока и воображением джаза.
Под такую музыку можно танцевать, но в первую очередь ее рекомендуется слушать.
Это смесь еврейских и славянских мелодий, ска и румбы, свинга и регги, блатняка
и корневого блюза. Среди альтернативных шансонье не найти похожих исполнителей,
но их роднит виртуозное владение словом и свободное обращение с музыкальным
наследием. По мере надобности все идет в дело, иронически переосмысляясь. Многие
активно импровизируют по ходу концертов и предпочитают неформально общаться с
залом, потому и выступают в основном в небольших богемных клубах. Если же
попадают на большие площадки, имеют успех, но быстро портятся.
Наглядный пример – это Сергей Шнуров, самая «раскрученная» звезда
льтернативного шансона. Его не любит Юрий Лужков и обожают эстеты – продвинутые
любители китча. Шнур хоть и не наше все, но его слово прочно, а прямота и
радикальность дает значительные преимущества перед большинством коллег:
«Я
пpишел сегодня пьяный в жопy.
Ты сказала – твои неpвы скоpо лопнyт.
Ты
сказала, что не можешь со мной.
Ты сказала: Алкоголик больной.
Ты сказала:
Ухожy насовсем!
А мне плевать – уходи, я агент 007».
Используя минимум языковых средств, Шнур остается максимально выразительным и
харизматичным. В составе «Ленинграда» Шнур – герой брутального рок-н-рола. Как
шансонье он раскрывается на своих сольных пластинках «Маде Ин Жопа» и «Второй
Магаданский» (последняя представляет собой запись мнимого концерта на Колыме).
Все это – откровенное издевательство над шансоном с одноименной радиостанции.
Несмотря на то, что «Второй Магаданский» вышел в серии «НЕ-легенды русского
шансона», Шнуров стал легендой безо всяких «не» еще до этого альбома. Иногда
кажется, что эта музыка самую малость недотягивает до того одиозного шансона,
над которым положено глумиться. В настоящее время Шнур вовсю осваивает роль
персонажа светской хроники – судится с концернами звукозаписи, бойко раздает
интервью «глянцевым» журналам. Надо признать, это ему вполне удается.
Клишированных, предсказуемых чувств пытается избежать новый шансон, своей
иронией и циркачеством развлекая слушателей, чтобы в какой-то момент поразить их
пронзительным лиризмом. К примеру, сделать блатняк «Воркута–Ленинград» в манере
корневого чикагского блюза, как 60-летний грузинский актер Гуджа Бурдули, только
что выпустивший свой первый альбом с автобиографическим названием «Пловец, певец
прекрасных дам». Это завораживающая музыка, состоящая из цитат – грузинских
застольных песен и русских дорожных и плясовых, спетых с неподражаемой мощью.
Искренность уживается в песнях Бурдули с элементами фарса, и в этом непостижимом
смешении – ноу-хау альтернативного шансона.
Столь же сентиментален и хрипат Карл Хламкин – рижский коллега Тома Уэйтса.
Бывший панк со стажем, Карл сменил жанр задолго до возникновения разговоров об
альтернативном шансоне и может быть отнесен к числу его законодателей.
Стилистически он немного напоминает Шнура, однако в отличие от лидера
«Ленинграда» Хламкин демонстрирует согласие с миром, разве что иногда тоскует и
просит: «Не улетай, не улетай, пьяная ласточка! Потанцуем давай!». Хламкин, как
и Бурдули, – персонаж чувствительный, но все же шутит он больше, чем жалуется.
Только шутник мог назвать одну из своих многочисленных групп «Валера, это
риск!».
Другая разновидность нового шансона – это кабаре. Особняком стоит Псой
Короленко, уже перешедший в разряд классики. Он играет на различных клавишных
инструментах местечковые мотивчики и страшно кривляется. Называет себя
«молодежный филолог и акын» (он и в самом деле филолог, бывший преподаватель,
специалист по творчеству Владимира Короленко), работает на интернет-канале
«Полит.Ру», устраивает перформансы. Псой – явление скорее из сферы искусства
драматического, нежели музыкального, но без него жанр выглядел бы иначе.
К мейнстриму кабаретного шансона можно без колебаний отнести Алексея
Паперного, поющего про китайского летчика Джао Да и держащего одноименный клуб в
Лубянском проезде. Его музыка похожа на стандартный софт-рок, а голос поставлен
– не в пример «настоящему» шансону. Песни Паперного напоминают то БГ, то
Сукачева, а то сладкие напевы T.Rex и Simon & Garfunkel. При этом ощущается
энергетика танцплощадки 1960-х, и звучат тексты, герой которых истекает
клюквенным соком и дымится от страсти. Превращение Паперного в культовую фигуру
московской сцены – закономерное следствие спроса на пародийный надрыв.
Еще один клубный герой – мультиинструменталист Дмитрий Хоронько – превращает
русские народные песни в танцевальный джаз и смущает публику тем, что ест из ее
тарелок и тащит со столов приборы. Хоронько тоже вносит в свои шоу элементы
перформанса, но музыка почти ничего не теряет без визуального и актерского
сопровождения. Альбомы слушаются на одном дыхании. Чего стоят хотя бы «Шумел
камыш» и «Мой костер» в виде ураганной джазовой импровизации. Близок стилистике
кабаре и Паприкаш – «озорной перец», как он сам себя называет, бывший гитарист
Валерия Леонтьева и уличный джазмен. Матерится он не хуже Шнура, а вот музыка
его, сочетающая эстрадный джаз и детские песенки, намного изысканнее.
Вседозволенность – конек нового шансона, чьи деятели почитают традиции, но
постоянно их нарушают. Если шансон, арендующий Кремль, прям и незатейлив, как
его основные обитатели, то модные клубы предлагают под тем же именем совсем
другую музыку – живую и обманчивую в своей простоте. Похоже, что прав называться
настоящим шансоном у нее гораздо больше. Богемный налет не мешает ей быть
доступной. Достаточно захотеть и расслышать – может, того другого шансона больше
и не захочется.
Оглавление
| На Верх
Добавить Комментарий