Порой не знаешь, как проявят себя сложные исторические процессы. На коллективных фотографиях начала прошлого века бросается в глаза, как изменился внешний вид мужчин за короткое время: до первой мировой редко встречаются безбородые лица даже среди военных, позже – почти нет снимков с бородой и у гражданских. Окопные бои с их чудовищной антисанитарией и неизбежными вшами внесли коррективы в повседневные привычки.
Миллионы людей, прошедших сталинские лагеря, вынесли в общий языковой массив слова и выражения, раньше понятные лишь узкому кругу лиц, регулярно «чалившихся» в силу рода занятий. «Лох», «блат», «мочить» и «пайка» перестали резать слух даже академической элиты и наполнили ее речь. Выжившие сильно опростились.
90-е с их настоящим культом выживания добавили населению бандитской лексики и соответствующих ценностей, заставлявших мальчиков мечтать о малиновых пиджаках, а девочек о будущем валютных проституток, но все-таки та эпоха воспринималась как аномальное время. Казалось, всё вот-вот наладится и вернется в берега. А где они, эти берега? Их никогда и не было.
Независимая Украина гордилась тем, что не знает крови. «Вы хотите, чтобы ваших детей посылали в Чечню?» - этот аргумент, казалось, покрывал любые другие доводы при сравнении с Россией
Это была очень важная граница, едва не важнее государственной. А Кремлю необходимо было доказать, что мы ничем не лучше, и там подталкивали к крови еще в 2004 году, но справились в 2014-м. И уже четыре года идет война, психика украинцев адаптировалась, и далеко не каждая смерть вызывает сколько-нибудь сильные эмоции.
Как в России с середины 90-х, смерть поселилась у нас, расположившись вольготно, будто навсегда. Мы включили ее в общий фон, и должно произойти что-то из ряда вон, чтобы на нее обратили особое внимание. Больше того, смерть уже настолько потеряла мистический статус, что ее запросто включают в игры с мнимым умиранием и внезапным воскрешением: сюрприз, сюрприз! Пусть трудится в целях укрепления национальной безопасности и обороны, раз уж в наличии и в ассортименте.
Такой Киев, конечно, сильно отличается от прежнего, довоенного. Здесь с легкостью обсуждаются «расстрельные списки», причем обсуждающие будто мысленно прикидывают, кого бы из соотечественников или залетных россиян грохнули они, окажись на месте путинских спецслужб или их марионеток. «Я бы сделал иначе…» - покритиковал образ предполагаемых действий врагов глава СБУ Василий Грицак на встрече со «списочниками», под их нервный смех и аплодисменты. Ну да, если уж убивать, то лучше правильным образом.
Одновременно в обществе сильно вырос градус ненависти к тем, чья позиция не соответствует весьма вольным критериям правильности. Другие легко приравниваются к врагам, а с врагами в военное время разговор короткий. Пока еще не такой короткий и фатальный, как кому-то бы хотелось и к чему подталкивает такая логика, но эмоции бьют настоящие, и слова не выбирают, как гости на программах российских пропагандистов. Слишком многие покусаны Путиным, но мало кто отдает себе отчет, что не важен цвет пены, которая исходит при бешенстве, триколор или желто-голубая. Путин побеждает, когда зверь в людях берет верх над человеком. Старая чекистская забава, хоть пытками, хоть психологическими трюками продемонстрировать, что все – одинаковое говно. Как внутренняя граница по крови, которая проходила недавно между Россией и Украиной, так и внутренний фронт нынче проходит по этому рубежу: остаться людьми, несмотря ни на что.
Давно, еще до войны и даже их Болотной площади, питерский музыкант Сергей Шнуров на какой-то встрече с почитателями его матерного таланта отвечал на вопрос, что делать с Путиным: «Убивать его внутри себя. Выдавливать по капле каждый день». Мы видим, что Россия пошла другим путем, накапливая Путина в себе и получая от этого экстатическое удовольствие. Собственная мерзость может вводить в транс и вызывать восторг.
Мы не можем ждать, пока россияне, наконец, убьют Путина в себе или Путина как такового, да и этого мало. Все будет зря, если в нас победит зверь.