"Детство кончится когда-то,
Ведь оно не навсегда"
Песня из телефильма
"Приключения Электроника"
К чему приводят наши резкие колебания настроений от края к краю, от "зрады" к победе, при почти полном, как кажется, отсутствии середины между ними?
Для начала следует для себя определить межевое понятие "края". Точнее, в одном случае гипотетически доходят "до края", а в другом — "до ручки". В первом заканчивается видимая, понятная ойкумена знакомых смыслов. Следующий шаг уже означает падение и гибель.
Во втором все не так просто, как кажется. В древности формованную выпечку (калачи, например) продавали со специально вырезанными дужками, ухватив за которую сколь угодно грязными руками (а других не было), можно было комфортно есть остальное. Дужку-ручку затем выбрасывали. Обычно — нищим, которые вертелись вокруг базарных фаст-фудов. То есть, "дойти до ручки" означало утратить какой-либо статус и питаться случайными объедками.
Генетический страх голода и нищеты сформировал в нашей культуре нелепый для Запада тренд буффонадного накопительства никчемных, с точки зрения целесообразности, но статусных приобретений. Их еще и украшают сообразно своим эстетическим представлениям об успехе. Такая борьба за собственное представление о благополучии и успехе обязательно включает в себя вековые механизмы "погребного" накопительства и многократного дублирования необходимого, по принципу "а щоб було". Эта борьба совершенно искренняя и находит живой отклик в подсознании масс.
Хождение за "край" — революционная противоположность консервативному. Это иррациональное, мистическое искушение судьбы. Это поиск Утопии, особого пути, перепрыгивание пропасти в два прыжка. Этот тренд имеет все черты религиозного мировоззрения и практики, свойственных Смутным временам, и в историческом аспекте, и в локальном, если правильно применять слово "смуток".
Он очень почитаем всеми СМИ, потому что в нем люди умирают по-настоящему и за идею, а не в результате несчастного случая. Хотя некоторые идеи вполне заслуживают такой классификации. Это можно красиво снять и драматично описать, получив конкурентное преимущество. Это не потому так, что одна сторона — цинична, а другая — девственна. Невероятное множество людей во всем мире готовы рисковать жизнью, чтобы оказаться в центре внимания и удержаться в нем, опять-таки, любой ценой. Лучше, конечно, ценой жизни других.
Потому что прежняя жизнь была довольно скучной, заурядной, а то и вовсе никчемной. Цвета флага на самом деле для них не принципиальны. Главное — за край. Вообще — чем пафоснее декларации и наряднее спикеры, тем больше оснований считать, что речь о предельно простом. О деньгах. (Да, начиная с самого верха, если вы о "зраде". Но и у "перемоги" пушка уже налипло на известное место не меньше, чем у Санта-Клауса. Прекрасны — все.)
Теперь о кажущемся отсутствии середины. Оно не более чем кажущееся. Защитный психологический механизм вытеснения делает эту огромную многомиллионную украинскую Вандею ничтожной, практически невидимой величиной. Социология сколько угодно может констатировать обратное. То, с чем не понятно, что делать, и что одновременно есть часть тебя, перестает для сознания существовать в первую очередь. Ну, как если у вас, к примеру, неидеальная фигура, и вы неосознанно предпочитаете смотреться лишь в небольшое зеркало. При этом главная проблема — не проблема вообще.
Поэтому украинская нация понятия не имеет, что делать с украинским народом. И не находит ничего лучше, как сделать вид, что его не существует. И одновременно — что он, народ, часть её, нации, только глупая. Где-то мы такое уже у москалей встречали в отношении Украины.
Теперь, собственно, о качелях. Это в советские времена качели были невинным символом детского развлечения, а не метафорой технологии шантажа, как сейчас. Динамика такая — что на персональном уровне, что на социальном — была всегда. Умеренные колебания настроения нормальны, как перемена погоды. Просто иногда вместо дождичка в четверг приходит шторм. Есть связь между содержанием сахара в крови, серотонином и как бы неожиданными переменами настроения. Сахар питает мозг. Когда уровень сахара в крови падает, синтез серотонина в мозгу прекращается, и появляется "зрада". Если нет ощущения солидарной поддержки извне, это уже "зрада зрадская", по всем ощущениям. Извините, что никакой метафизики.
У людей, теряющих интерес к прежним занятиям, происходит эмоциональное выгорание, уровень допамина в мозгах падает. Предваряет это состояние ощущение беспомощности и неэффективности их деятельности. В связи с этим внезапно пропадает интерес ко всему. Это еще далеко не депрессия, а своеобразная потеря влечения, аномия. Но неприятная. Раньше ведь как дышали? Так ото ж.
Угроза катастрофы при эмоциональных "качелях" связана с непониманием реального запаса прочности социума. Во-первых, украинской культуре свойственно прибедняться и скромничать. Во-вторых, опыт многовековых набегов разных кочевников выработал особое отношение к личному ресурсу, о котором никому не распространяются, кроме того, что "все пропало". Но тут лучше перебдеть, чем недобдеть, прописано все той же историей.
У адептов "края" и "ручки" наблюдается одинаково виктимное поведение, что касается способствования возникновению революционной ситуации, которую оба края качелей, тем не менее, считают полярным пушным зверьком. Они хотят, чтобы это произошло, но не с ними лично, разве что они станут во главе. Хотя, скорее, упадут в обморок от вида крови, чем снимут со зверька ценный мех.
Теоретики называют разное количество факторов революционной ситуации — от трех до пяти. Что "верхи не хотят", уже очевидно даже наивному зарубежью, оно, наконец, врубилось: нанайские мальчики в вышиванках четверть века держали их за лохов. А вот насчет "не могут" низов, то это касается только политической нации. А народ — он еще и не такое может. Проверено историей и продразверсткой. Кроме того, политическая нация в значительной степени сама и есть тот самый "верх", который просто требует ротации для себя и дембеля для "папередников". Но она пытается выступать от имени демоса-охлоса, на что спонсоры уже не ведутся. Поэтому истерика нарастает.
Но не нужно путать ультимативную истерику, связанную с ожидающимся дефицитом траншей и фебееровским аудитом, с народной "ультима туле", последней точкой.
Поэтому наблюдаем в обществе пограничное расстройство коллективной личности, которое характеризуется нестабильностью, сильными и внезапными изменениями в чувствах, настроении, отношениях, самооценке и поведении.
По учебнику психиатрии, из-за частой смены образа жизни, резких колебаний настроения, люди с пограничным расстройством личности чувствуют себя в жизни очень небезопасно. Нередко, думая о своей жизни, они полны отчаяния. Часто это приводит к депрессии. Людям с пограничным расстройством личности трудно выбрать свой путь в жизни. Им присуща неопределенность относительно своей личности, не имеющей четкого ядра. Они обладают высокой степенью импульсивности. Их импульсивность часто приводит к поведению, наносящему им, в конечном счете, большой ущерб: азартные игры, пьянство, наркомания, кражи или обжорство. Здесь нет разницы между олигархом и бедняком, полная демократия. Пограничные пациенты часто реагируют импульсивно. Как правило, непосредственными действиями, не задумываясь о последствиях. Тем самым провоцируя быстрые изменения. Им свойственны вспышки неконтролируемого гнева и быстрые перепады настроения. Мир для них черно-белый, без полутонов.
Расстройство проявляется в зрелом возрасте, между 17 и 25 годами. Возраст современной Украины.
Еще немного диссоциативной диагностики. Все черты отчетливо видны во внешней и внутренней политике Украины, а также в монологах гражданского общества.
1. Серьезные усилия избежать ощущения глобальной изоляции и пустоты.
2. Нестабильные отношения, характеризующиеся чередованием идеализации и обесценивания объектов.
3. Резкие колебания самооценки.
4. Яркий героизм и выдающаяся трусость.
5. Разговоры о скорой гибели всего вокруг, себя в том числе.
6. Неадекватный, сильный гнев, которому находится оправдание, трудности контроля гнева.
Вывод следующий — неполная революционная ситуация и амплитуда эмоциональных "качелей" общества ведут не к революции, а к новым Смутным временам, и это надолго. Кстати, желание революции как раз является отражением инстинктивного ощущения, что лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Да, реформы являются общепризнанной живой водой для революции. В этом смысле между романовской Россией и современными Триполи или Каиром нет особой разницы, как между большевиками и исламистами — итог один. В городах появляются дополнительные источники заработка, туда массово едут малообразованные жители местечек и сел, легко становящиеся добычей любой пропаганды, ставящей их никчемную прежде личность в центр нового мироздания. И, забегая наперед — нашим поклонникам Учредительного собрания, как бы оно ни называлось. В исторической "учредилке" большевики оказались в меньшинстве, но с помощью вооруженных матросов разогнали Учредительное собрание. Город Петербург тогда поднялся на мирные протесты и был расстрелян из пулеметов. С "вооруженными матросами" у нас проблем нет. Похоже, это единственное, с чем у нас нет проблем.
Но есть набор черт, позволяющих говорить о том, что эмоциональные "качели" — всего лишь проявление казацкой кочевой тоски по степной вольнице, которую цивилизация пытается запереть в скучном пространстве законопослушания.
Особое отношение к памятникам. Одни свергаем, другие ставим, но без оных себя не мыслим. Памятник делает пространство единым, цельным в символическом смысле. Живой человек вторичен. Время — как вечность.
Виртуализация. Это все, что связано с воображаемой мировой ролью Украины в существующем историческом времени и на древе вероятностей. Это наше "ого-го!", которое, типа, еще не настало.
Вождизм. Здесь полная беда, потому что, если отбросить всю художественную шелуху, историческая функция вождя — возглавить грабеж и делить трофеи. Поскольку в терминах экспансии нам никто и чихнуть не даст, и наружу у нас кризис военно-политического самолюбия, грабеж обращается вовнутрь. Лично обирать грабителя — это весьма демократично, чего уж.
Борьба с институционализмом как явлением. Оно, вроде как, антикоррупционно, но делается это в угоду самым простым родоплеменным признакам близости и идентичности. То есть, той самой коррупции, только родной.
Искоренение культа семьи ради масштабных идей. Это экзополитарность, часть кочевой казацкой идеологии, но кочевники у нас исчезли, а идеология осталась.
Милитаризация. Вроде, нужная и единственно правильная с моральной точки зрения вещь, я — "за", двумя руками, но вот беда — философия страны как военного лагеря никак не стыкуется с экономикой вообще. Не говоря уж о временном технологическом укладе. Для справки, стоимость вооружения одной литовской мотопехотной бригады "Жемайтия" — свыше ста миллионов долларов. Не очень богатая страна.
Поэтому любые возможные вспышки насилия в данном контексте не есть революция, как бы их ни называли адепты. Смутное время — оно надолго. Там будет всякого.
Только место клириков со всеми сопутствующими дефенестрациями займут политики.