Советский артхаус

Из мэтров советского украинского кино сегодня остались лишь двое — Кира Муратова и он, Роман Балаян. С кинорежиссером, снявшим такие популярные картины, как Полеты во сне и наяву и Храни меня, мой талисман, мы договариваемся пообедать в итальянском ресторане Da Vinci Fish Club в Киеве.

Балаяна здесь знают — почти сразу нам предлагают занять его любимый столик на втором этаже. Мы поднимаемся в маленький зал, вполне достойный быть кабинетом венецианского дожа,— старые книги, свитки, бронзовые и алебастровые бюсты.

“Вот за этим столиком он однажды сидел с Людмилой Гурченко, за год до ее смерти”,— уважительно шепчет мне официант.

— Я вам здесь предложил пообедать ради их фирменного рыбного супа, обязательно закажите,— начинает знакомство Балаян, присаживаясь на стул. Мы заказываем итальянский рыбный суп с сухариками, луковый суп с сыром тофу и воду.

Народного артиста Украины, члена Национальной академии искусств Романа Балаяна критики называют любимым режиссером последнего периода советской эпохи. Список его кинонаград скромен. Однако фильмы Полеты во сне и наяву, Ночь светла и Храни меня, мой талисман снискали ему популярность куда более значимую, чем фестивальные призы.

Во многих его лентах главный герой — советский интеллигент — переживает ситуацию жизненного выбора. Таких картин в фильмографии Балаяна как минимум шесть — по числу главных ролей, исполненных в них актером Олегом Янковским. Их последний совместный фильм — Райские птицы, снятый в 2008 году,— был награжден кинопремией Ника как лучший фильм стран СНГ и Балтии.

С тех пор один из самых ярких советских режиссеров второй половины ХХ века не выпустил ни одной ленты.

После аннексии Крыма и начала войны в Донбассе Балаян оказался среди тех представителей отечественной культуры, которые выступили в защиту интересов Украины. Он говорит, что ему, “как русскокультурному человеку, не хочется испытывать стыд, разговаривая по‑русски, но это чувство все более ощутимо с каждым новым днем войны”.

Имея невероятную силу убеждать, сам он был человеком доверчивым,— говорит о своем учителе Балаян. Однажды он написал новеллу, очень похожую на те, что во множестве придумывал сам Параджанов, и представил мэтру как недавно обнаруженный текст великого Зигмунда Фрейда.

“Что, правда?! Фрейд написал? Как талантливо!” — изумлялся Параджанов. Обман обнаружился спустя несколько месяцев, когда Параджанов прочитал новеллу своему другу, хорошо разбиравшемуся в наследии знаменитого психоаналитика.

“Балаян, да ты стоящую вещь написал! Зачем только обманул?” — восхищался позже скупой на похвалы Параджанов.

Усиленное именем Фрейда впечатление от новеллы сохранилось у классика надолго. Впрочем, гений Параджанова почти не оставлял шансов на самобытность молодым режиссерам.

У Параджанова для оценки всего происходящего в мире было два “г”: гениально или говно

“Моя дипломная работа была полным подражанием Параджанову. Находясь рядом с ним, нельзя было снимать по‑другому”,— признается Балаян.

Вырваться из тени Параджанова ему удалось в 1982 году, когда он снял свои Полеты во сне и наяву — один из самых кассовых фильмов СССР.

— Я был не антисоветским, а антикоммунистическим режиссером,— подчеркивает Балаян.— Полеты во сне и наяву — фильм о личности одинокого, не встроенного в привычную систему жизни человека.

Сейчас в это трудно поверить, но сначала этот фильм запретили, а спустя год все же выпустили на экран, и лента стала одной из любимейших у советского зрителя. А режиссер, исполнитель главной роли, оператор и сценарист получили за нее тогда престижную государственную премию СССР.

Я спрашиваю, почему после 2008 года — после Райских птиц — Балаян так ничего и не снял.

— Честно говоря, мне уже неинтересно,— откровенен 72‑летний мэтр.— В моем возрасте любой фильм — это послание. Хочется, чтобы его увидели как можно больше зрителей. А сейчас в шести кинотеатрах прокатят и забудут.

Заказывая чай и кофе, мы обсуждаем, чего еще недостает украинскому кинематографу, кроме, как известно, денег.

— Важен вопрос кинематографической школы. На Западе учат мастерству, а у нас — гениальности,— просто говорит режиссер. Он объясняет, что западные режиссеры более универсальны, могут делать как артхаусное, так и массовое кино одновременно. Например, Мартин Скорсезе может снять блестящий фильм Таксист, а затем неплохую коммерческую ленту Нью-Йорк, Нью-Йорк. У нас же, по мнению Балаяна, режиссер предпочитает выбирать и снимать только то, что ему нравится. “Впрочем, я сам такой же переборчивый”,— признается Балаян.

— Ну а сейчас‑то вы чем заняты? — спрашиваю я напоследок.

— Работаю с дебютантами на киностудии им. Довженко. Отстаиваю в Госагентстве по вопросам кино их право снимать дебютные работы. Я уверен, что дипломант имеет право на художественную ошибку за государственный счет,— отвечает он улыбаясь.
Мы покидаем ресторан, и уже на пороге Балаян просит меня подождать его пару минут. А затем выходит из пекарни-кондитерской по соседству с тортом в руках.

— Это вам. Я все‑таки кавказский мужчина и не привык, чтобы за меня женщины в ресторане платили,— говорит он на прощание.