"Теймур проснулся в темноте, не видно было ничего, кроме сероватого проема окна. Чуть поблескивал никель в изножье кровати. Завывал ветер. Казалось, он дует где-то внизу, далеко-далеко отсюда: но иногда он вдруг налетал на соседние дома, ударялся о стены, тыркался в окна и, ревя, завывая, снова проваливался куда-то... Теймуру казалось, что он сейчас не в Баку, не в однокомнатной квартире на последнем этаже пятиэтажного дома. И ветер не тут, не в Баку, он дует где-то в горах, на дне ущелья. Он загоняет в ущелье тьму, швыряет ее о скалы, а тьма орет, воет от ярости...
Теймур не помнил, чтобы за пятнадцать лет жизни в городе когда-нибудь просыпался бы вот так ночью. Только раз было что-то похожее, но тогда не он один, все общежитие поднялось среди ночи. Тогда нельзя было не подняться такая разразилась гроза! Настоящая - с ливнем, с молнией! Гроза старалась напугать город, но не похоже, чтоб Баку боялся ее. А Теймуру так хотелось, чтоб Баку испугался, чтоб гроза оказалась сильнее города - почему, он и сам не знал. Может быть, потому, что этот большой город напугал когда-то его, Теймура, а может быть, потому, что гроза принеслась откуда-то из их мест, где ветер гоняет в ущелье орущую, воющую тьму? Во всяком случае, глядя в окно, Теймур в сверкании молний видел высокие горы. Сейчас ветер тоже был ихний, тамошний. "

"Недавно Садыка-киши хоронили, теперь - эта женщина. Выходит, бузбулакцы могут запросто умирать в Баку? Странно... А впрочем, что же тут странного? Человек- это человек, он смертен, смерть может застать его где угодно. Наверное, если поискать, и в Берлине отыщутся могилы бузбулакцев. Про старые времена и говорить нечего: Мекка, Багдад, Кербела... В те времена бузбулакцы нередко совершали паломничество в святые места, и вполне возможно, что кто-нибудь из них, заболев в странствии чем-нибудь вроде холеры, и скончался там, на чужбине. Интересно, в Сибири никто из бузбулакцев не умирал? Вроде бы некому. Разве что Молла Нурмухаммедин - был такой служитель веры, самый набожный, самый влиятельный в Бузбулаке - только он, говорят, умер в Гяндже, то есть в Кировабаде. Был еще Мешади Муртуз - купец. Был помещик Кебле Казым. Вроде все. Но Кебле Казым недавно скончался в Закаталах, а что касается Мешади Муртуза, тот, говорят, до сих пор благоденствует в Шуше, даже, говорят, зубы целы - все тридцать два (а ведь ему никак не меньше девяноста). Выходит, уроженцы Бузбулака и раньше умирали в чужих местах. Чего ж я тогда удивляюсь? Может быть, просто не задумывался об этом? Да и повода не было ни одному бузбулакцу и не случалось раньше умереть в Баку. Во всяком случае, пока я не кончил школу и не уехал учиться, этого не было - точно. "

"Моя мать умерла в тот день, когда я родился, и первые два месяца тете Медине пришлось носить меня по домам, где были грудные дети. Зимними вечерами тетя любила рассказывать об этом, и, слушая ее в теплой темноте комнаты, я ясно видел, как, скользя и оступаясь, идет она по обледеневшей тропинке, той самой, что тянется к источнику вдоль арыка... Если тетя Медина выносила меня перед сном во двор, я старался не глядеть на гору, возвышающуюся над нашей тропинкой, мне казалось, что звезды шепчутся о чем-то с ее вершиной, словно замышляют недоброе... Шепот звезд я слышал и потом, во сне: тетя Медина несет меня к матери Селима, Азера или Фикрета, тех самых, с которыми я днем играю в камешки, а над нами перешептываются звезды... Снилось мне еще, что я сосу облака и тучных серых коров, похожих на тяжелые облака..."

"Пожалуй, больше всего новость эта подействовала на Элаббаса. Громоздкий, двухметрового роста парень, он весь сразу как-то съежился, сжался; даже ступни его босых ног, торчавшие меж прутьев кровати, не казались сейчас такими огромными. Очень бледный, он недвижно лежал на спине, заложив руки за голову и уставившись глазами в потолок... Гияс стоял у окна спиной к нам и курил, жадно затягиваясь; его длинная смуглая шея с двумя синеватыми жилами казалась беззащитной и жалкой. Мазахир сидел на кровати, положив локоть на железную спинку и обхватив лоб ладонью. Мазахир явно рисовался - он любил это занятие - и в своей картинной позе был сейчас по меньшей мере нелеп. Кроме нас четверых, в комнате был еще Исмаил."

"Никак не верилось, чтобы в наши дни, в Москве, - и случилось такое. Как будто сделалась явью одна из уголовных историй, которыми так богата была пора нэпа. Это в те времена, в двадцатых годах, орудовали шайки с устрашающими названиями: "Банда лесного дьявола", "Черные вороны" или даже "Руки на стенку". Охотясь за богатой добычей, преступники устраивали подкопы, разбирали стены, проламывали потолки и спускались по веревочной лестнице в ювелирные магазины и склады мануфактуры, принадлежащие богатым нэпманам. Давно, казалось, канули в Лету подобные авантюры, оставившие след, может быть, только в детективной литературе. И вдруг... Со страниц какой же книги сошел этот "герой", от преступлений которого так и веяло уголовной стихией далекого прошлого. "

Знаменитая книга о блокадном Ленинграде написана с соавторстве Даниилом Граниным и Алесем Адамовичем основана на подлинных материалах - документах, письмах, воспоминаниях ленинградцев, переживших блокаду, и повествует о мужестве защитников города, о героических и трагических днях обороны Ленинграда в годы Великой Отечественной войны.

В рассказе Григория Адамова «Завоевание недр» — предшественнике романа «Победители недр» — Никита Мареев двенадцать лет работал над идеей получения дешевой тепловой энергии из подземных глубин. В результате он строит корабль-снаряд, способный преодолеть десять-двенадцать километров вглубь земли для того, чтобы установить на этой глубине термоэлектрические преобразователи, которые подавали бы на поверхность буквально бесплатную электрическую энергию…

«Тайна двух океанов» – самое известное произведение Г.Адамова, экранизированное еще в 1956 году. В центре повествования – захватывающие, полные опасностей приключения команды разведывательной подводной лодки и чудом спасшегося после кораблекрушения подростка.

В рассказе Григория Адамова «Кораблекрушение на Ангаре» писатель объединил три истории, каждая из которых открывает читателю новые сведения о возможностях новых видов получения электроэнергии – главного направления индустриализации молодой Советской Республики начала 30-х годов. В первой истории «Сильная вода», служащей как бы эпилогом ко всему рассказу, шестнадцать человек терпят крушение суденышка на бурной реке Ангаре, и, высадившись на берегу, слушают у костра историю строительства большой электростанции на Ангаре, которая к этому времени (пятая пятилетка, 1951 год), была одной из самых мощных в мире. Вторая история – «Рассказ Диего» – о приливной электростанции в капиталистической Аргентине, где работал Диего, сидящий сейчас у костра и рассказывающий об этом слушателям. Он поведал о своей нелегкой судьбе в буржуазной стране, и о том как чуть не погиб из-за того, что в его стране работу машин ставят гораздо выше жизни человека. Третью же история – «Электростанция на морозе» – рассказал французский инженер Жан Кларетон, работавший в СССР на острове Диксон на берегу Карского моря, где располагалась самая необычная электростанция в мире. Она могла работать только зимой, когда морозы не меньше 18 градусов по Цельсию, на ней топливом служит вода из-под льда, а турбины вертит пар бутана – жидкого углеводорода.

Хозяин роскошной яхты "Мертвая голова" на спор отправился по ночной воде к маяку. Утром яхту обнаружили пустой... Наследником богатства исчезнувшего бизнесмена становится его брат - сочинитель детективов Арсений Варрава. Он молод, нелюдим и не верит...