Игорь ШИЛЯЕВ  

Все случилось гораздо раньше, чем я предполагал. Я вообще ни на что не надеялся. Бывшие ожидания сменились безразличием. Надо было что-то предпринимать, а сил не было, как и не было мысли. Круг замкнулся. В этот раз, как я думал, окончательно. Известная проблема русской  интеллигенции в очередном, отдельном случае стала неразрешимой. Перепробовано все: кодирование, медитации, религия и многое другое. Поиск всевозможных отвлекающих увлечений результатов не дал. Выхода не было, как и не было входа. Сплошная стена. Утешало только отсутствие  белой горячки.

Но даже этот факт казался сугубо субъективным.   И, все-таки, надежда теплилась и какой-то иллюзорный шанс оставался, но чисто гипотетически.

Когда-то в институте со мной учился парень по имени Сергей. Фамилии я не помнил.

Да, я не сказал, что закончил Донецкий медицинский  институт. Невероятным образом  поступил, как и закончил, и вышел, так сказать, в жизнь врачом-стоматологом. Без ложной скромности, доложу я вам, врач из меня получился неплохой. Я, как ни казалось бы странным, вдруг испытал интерес к выбранной профессии. Я, вообще, считал и считаю, что если  человек хороший, он в любой работе не может навредить своей репутации. В обратном случае, он откажется от данной трудовой повинности - иначе это не назовешь. Все так справедливо и правильно, что сомнению нет места.

Так я повстречал Сергея. В институте мы познакомились  при совершенно не странных обстоятельствах – в одном из пивных баров, самом дешевом и самом близком от нашего вуза. Второй бар от первого отделяло расстояние в каких-то 200 метров. Наша студенческая братва нарекла их – “Верхние и Нижние СоскИ”. Расcтояние плевое, но 22 копейки и 35 - разница существенная. Да и народ в «нижних», ну где по 22, был куда интеллигентней. В дальнейшем мы изредка поддерживали отношения, и они не ограничивались совместным питием. Мы оба посещали философский кружок. Философия меня увлекала больше, чем медицина. Потом я об этом жалел. Так вот, Сергей закончил лечебный факультет и работал психиатром. Защитил диссертацию по какой- то актуальной для человечества теме.

Мы поздоровались.

- Привет!

- Привет!

- Как ты?

- Где ты?

 Вкратце рассказали свои послеинститутские биографии. Я, по обыкновению и по такому случаю, предложил выпить. Нашел очередной повод. Мне казалось… что мне казалось? Нет, я твердо знал, что в последнее время вообще живу и двигаюсь в поисках повода. Но мне был необходим аргумент веский. С мелким, я бы начинал пить, как только проснусь. А так я выдерживал паузу и гордился этим. Это был веский аргумент! Серёга сказал, что он, вообще-то, не пьет.

- Гарик, извини! Я, к сожалению, не пью, - вот так сказал он, слегка потупив взгляд, как мне показалось.

- К сожалению, - вероятно, прозвучало для меня.     

-  К счастью, Сережа, к счастью.

Но, будучи человеком,  в первую очередь, чутким, потом уже тактичным и проницательным, Cергей согласился. Мне было приятно, но особого азарта, как раньше, я не чувствовал. Но, все равно, это было приятней, чем пить одному, или с кем-то, но как одному.

Я уже говорил, что Сергей Иванович, так я потом к нему обращался, был человек проницательный. Возможно, это качество он приобрел благодаря профессии, а, быть может, он избрал ее (профессию), учитывая это качество. Я  крикнул, даже не крикнул, а пропел фальцетом:

-Се-рё-га, по-мо-ги!

 Мне на мгновение стало как-то страшно и неуютно. Показалось, что эта фраза отразилась вибрирующим эхом от окружающих нас домов, ларьков и других строений, и снова, но уже с большим напором, вошла в меня. Обретя чувство реальности, я увидел сострадательный взгляд Сергея Ивановича. Он напомнил мне мою погибшую собаку. Она почти всегда на меня так смотрела. Бедная моя Фудзи, моя милая чау. Она страдала вместе со мной, как за меня. Пожалуй, она так и думала, этого и хотела - всю мою боль взять себе. Наверное, и своей смертью (она попала под автобус) хотела меня спасти. Ближе,  у меня никого не было на тот момент. Как-то я читал воспоминания об отце Силуане, был такой монах - затворник, так он говорил о любви к животным:

- Я тоже люблю животных, но, превыше - Человек, и больше чем его, любить нельзя.

 Я и тогда, и сейчас соглашался с Силуаном,  но куда мне до высот подвижнических… Разве есть во мне такая сила и вера? Такая любовь? Разве могу я быть настолько  христианином, что, видя столько гадости в человеке, любить его? Только могу вопрошать:

- Господи, дай мне силы осознать и идти стопами твоими!

Как быстро течет мысль. Я думал считанные секунды, а в это вместилось то главное, что требуется в жизни.

Сергей Иванович слегка улыбнулся, привстал, и как бы извиняясь, неловко и бережно похлопал меня по плечу.

- Ну, что ж, мне пора. Рад встрече с тобой. С удовольствием встречусь ещё!

- У вас в клинике? - пошутил я

- Все будет хорошо, - сказал доктор и оставил свой телефон и некую уверенность за мое дальнейшее  будущее. Нормальное будущее. Это читалось в его взгляде. Я ему поверил и с неподдельной радостью спросил:

- В какое время удобней звонить?

- Звони, когда хочешь. Всегда буду рад.

 Если бы это был кто-либо другой, я, однозначно, упрекнул бы его и нагрубил бы ему вослед. Но он был искренен. Бывают ведь исключения. Мы пожали друг другу руки, Серега поплыл в моем взгляде, и, став маленькой черной точкой, исчез, растворился в безликой для меня толпе. Я еще некоторое время постоял, наслаждаясь своим чувством. Сегодня мне было необыкновенно хорошо, и я решил еще немного выпить. Когда хорошо, то обязательно немного, а не наоборот. А потом основательно, не спеша, разобраться, в чем заключается приятность моих ощущений. И как сделать так, чтобы их не лишиться? И связано ли это с моей встречей с Сергеем Ивановичем, или это нечто иное и пока мне непонятное?

Теперь я никого не желал видеть.

Двигаясь мимо родного вуза и дальше через мост над великой рекой Кальмиус (историческая справка, подтверждающая ее величие, не прилагается по ряду причин), я дошел до “Первого” гастронома, где взял «маленькую», на утро - пару бутылок «Жигулевского» нерутченковского разлива, и не спеша, пребывая в благоговейном состоянии, пошел по направлению к своему дому.

***

Тишина и сырость моей квартиры сейчас не действовали так угнетающе. Даже после того, как я выпил, не произошло того, что повторялось всегда: никаких самоистязаний, самоунижений, надрывных, спасительных криков, или жуткой и уничтожающей депрессии. Она (депрессия), как водится, была апофеозом моих состояний. Но всего этого не было сейчас. А было тепло и спокойно. Я почувствовал - произошло что-то серьезное, что повлияет на мою дальнейшую жизнь. Замученный и замусоленный томик Венички Ерофеева «Москва-Петушки» уже не работая как оправдание, жалкой слезой скатился в чашу моего настроения. В исключительно черной палитре появилась ещё, как минимум, одна краска - яркая и жизнеутверждающая. Настроение определило и сон. Никаких кошмаров, внезапных пробуждений с ощущениями тоски, одиночества и опустошенности,  образы которых могли вызвать неподдельную зависть Стивена Кинга и его соплеменников.

Проснулся с ощущением не выветрившегося  кайфа. Просто поразительно! Не припомню такого случая за последние несколько лет. За последнюю жизнь. Обычная потребность и желание выпить, хотя бы пива, получили внезапную и оглушительную замену на чай. Как можно было не придать этому значения? Событие - из рук вон выходящее! Мысль работала слабо, но давно не ощущавшийся приток энергии наполнил тело. Хороший индийский чай оказался в наличии. Хотя, в другой ситуации, я бы его не обнаружил. Долгое время я его не употреблял и, соответственно, не покупал. Как он у меня оказался? Ума не приложу. Версия одна - он был кем-то забыт - самим проведением.

Безумец! Маленькая деталь, а как впечатлила. Подобно одному из чудес Христа.

Утром нет мысли. Есть только некие ощущения. Проникшее в комнату солнце растворилось золотым спасительным светом, разбрызгав мириады звездных зайчиков по стенам и моей “измученной  нарзаном“ души. Вкусно зазвучал Синатра из давно забытого, покрывшегося вековым слоем пыли проигрывателя. Последний штрих приятной утренней увертюры бытия, открывший окно в иной, давно забытый, а возможно, и неизведанный мир. Открыв окна, я ощутил себя на заснеженной вершине. Разряженный воздух рвал мои легкие, рождая нечто великое. Надо было срочно закурить. Пошарив по карманам, сигарет я не обнаружил. Я просто вчера о них забыл. Да ну их... Не дам испортить себе то драгоценное …

Пластинка закончилась. Чай был допит. И  где-то внутри прозвучал  громкий звук,    издаваемый церковным колоколом - неудержимо, ново и призывно. Я не мог определиться. У меня был устоявшийся распорядок дня лишь с небольшими отклонениями. Примерно так, как с ироничной издевкой охарактеризовал главный герой фильма «Джентльмены удачи» своих подопечных – «украл, выпил, в тюрьму», как это ни банально. В общем, внутри все бурлило. Я решил сильно не напрягаться, а просто отдаться новому желанию что-то делать. Включил колонку. Она, задрожав, кряхтя и ругаясь, как старая бабка, с трудом изрыгнула синий, беспокойный огонек. Вода бодро зажурчала и полилась в давно забытое ею чрево. Приняв душ… (Я не хочу смущать и шокировать неискушенного читателя упоминанием о кратности этой процедуры за последние годы.) Итак, я принял душ. После чего (очередное чудо) начал мыть посуду, скопившуюся за энное количество времени. Если бы не категория пространства и времени, меня было бы не в чем упрекнуть, Ну, собственно, я и жил вне их, Кажется, я нарушил очередность. Сначала посуда, потом душ. Хотя как знать? Мне ли об этом рассуждать? А дело спорилось. Вода стекала с чистых тарелок в раковину, в которой, по необыкновению, ничего не было. Очередное чудо свершилось.

- Вперед! Вперед! - услышал я  внутри крик оголтелого ирокеза. Я впервые трезво осмотрел свою квартиру, и, честно сказать, ужаснулся.

-  Нда-а,- только и смог выдавить.

Если разбросанные повсюду вещи периодически меня раздражали и желание разложить их по местам иногда возникало, то уж книги, - увы. Русская классика  в свое время дала запоминающийся урок: книги разбросаны – значит, их читают и, соответственно, это характеризовало их хозяина. Но, естественно, для меня это был только повод. Мне некому было что-либо подобное доказывать. Посторонних не было, а те, кто посещал мое жилище,  знали меня достаточно хорошо. Но, сегодня я отвергал любой беспорядок, и то, что его оправдывало.

Пылесос слегка дернулся, не издав ни звука. Потом опять и опять. И вдруг зарычал, как огромный пес, вздыбился от накопившейся за долгое время пыли и неприятно, даже для моего слуха, загудел. Я таскал его по единственной комнате и сожалел, что не имею хотя бы двух - так много во мне было энергии. Пропылесосив, протер пыль с экрана старенького, но спасительного и любимого телевизора. Как часто он не давал мне чувствовать себя одиноким. У одного моего приятеля два подобных телевизора, и он их включает одновременно. Ему не бывает скучно, даже наоборот. Возникает ощущение большого скопления людей. Но говорят: когда один человек - это компания, то двое - уже бардак. Бывало и подобное чувство.

Присев на диван, я вдруг ощутил, как с непривычки ноет спина. Но боль была какая-то далекая и не тягостная. Мой запал не иссяк, и я решил прогуляться. Погода была чудесной. День выдался не особенно жаркий. Главное, ночной непродолжительный дождь прибил пыль и принес некоторую свежесть. Я бесцельно шел и широко улыбался. Сознавая это и наблюдая себя как бы со стороны, поймал себя на впечатлении, что тот дождь слегка прибил и меня. Оказывается, я забыл, как выглядят деревья, кусты, люди и все прочее, что встречалось на моем пути. Почему я не замечал этого раньше? Разве меня приводила в восторг их первородная красота, и разве умиляла, по-доброму, их исключительная некрасивость?! Я шел и чувствовал себя переполненным сосудом, из которого выплескивается избыточная вода. Я не мог вместить в себя всю многоликость,  в их количественном и качественном отношении, ощущений. Вдруг меня кто-то окликнул, прервав все новые чувства. И я был даже рад, так как уже не знал, что с ними делать и как это все возможно вместить в израненное сердце и давно скукоженную и полуживую душу. На противоположной стороне дороги стоял мой давний приятель, бывший филолог -Александр Невский, (имя и фамилия подлинные, факт) а теперь, говоря грубо и не поэтично, просто собутыльник. Хотя стоит отдать ему должное, интересный, до сих пор, собеседник. Мастерство не пропьешь!!! Чего не скажешь о его последних  стихотворных поисках. Его поэзия стала трогательно трогательной.
                                    Утра хмельные очертанья.
                                    За дрожью тянется рука.
                                    Вчерашние воспоминанья
                                    Трезвеющего дурака
                                    Дают надежду на мгновенье.
                                    Прикинув степень опьяненья,
                                    Хулу в засохший рот кладу.
                                    И обещаю, что порву
                                    И с пьянкой до изнеможенья,
                                    С порывом чутким сожаленья
                                    И с обещаньями порву.
                                    Ведь третьи сутки желчью рву…       
                                 
Но сейчас он только готовился вступить в подобное настроение, энергично махал рукой и орал:

- Игорюша, давай сюда! У меня праздник! Все наши уже собрались!

Мне с трудом удалось переварить эту фразу. А, осознав, я по обыкновению, с радостью должен был перебежать улицу, не обращая внимания на проезжающий транспорт, и броситься в объятия товарища, и увидеть в нем минимум мессию, спасающего меня своим вердиктом о помиловании и даже некотором поощрении. Но я этого не сделал, как не сделал вообще ничего. Я продолжал стоять, поглядывая в сторону Невского, и меня раздирали противоречивые желания. Как будто я проглотил магнит и два его полюса вели непримиримую схватку, вызванную желанием соединиться. Выглядел я нелепо и, конечно, необычно в глазах и Александра, и своих тоже. Я стоял беззвучно и окаменело. Мысль перестала работать и сознание отделилось от тела, приобретя самостоятельность.

- Ты что, уже накатил? - смутил внутреннюю тишину голос Александра. Инстинктивно я поднял руку и помахал, не то утвердительно, не то наоборот. Санек не понял жеста и снова заорал:

- Ну, так ты идешь?

Я все же отрицательно помотал головой. Это был самый сложный  и ранее просто невыполнимый жест в моей много годовой биографии. Покорение Эвереста  - баловство в сравнении с моим подвигом. Это закрытие амбразуры собственным телом. Невский прекратил ор, махнул в мою сторону рукой и торопливо последовал вперед, навстречу своему, а еще, позавчера и моему счастью. И когда силуэт Невского почти исчез, я произнес:

- Да не ваш я уже. Всё! Баста!

Я ли это сказал? Господи! Как такое могло случиться? Разве я действительно готов к такому повороту событий? Разве действительно я уже не тот? Если даже и так, я не могу найти этому убедительных объяснений. Господи! Неужто это ты? Да чем же я заслужил твою милость? Вернувшись домой, я просто рухнул в единственное старое кресло. Его  ножка с треском отлетела и я упал, сильно отбив руку. Корчась от боли, с трудом поднявшись, пошел в ванную и подставил руку под воду. Почувствовал некоторое облегчение.

Вдруг зазвонил телефон. Мне давно никто не звонил. Но я не был удивлен.

- Сегодня может произойти что угодно,- подумал я, и поднял трубку. Кроме тишины и хрипов ничего не было слышно.

-  Я ничего не слышу, говорите, - достаточно громко сказал я и услышал знакомый, но забытый голос.
- Здравствуй, Гарик! Узнал?

Это была бывшая жена. Я подумал: все что угодно, но только не это.

- Что случилось? - спросил я, и вместо ответа услышал всегда раздражающие меня всхлипывания.

- Ты плачешь? Что случилось? У тебя неприятности?

Боже, как мне не хотелось все это говорить.

- Ты спрашиваешь -  неприятности?

Голос вмиг стал жестким и яростным.

-  Он говорит - неприятности! Ты разбил мою жизнь, и свою, кстати, тоже. Я пыталась все забыть, но у меня ничего не выходит. Ты так постарался, что навсегда посеял во мне страх и ненависть и… Ты чудовище!

-  Вера! Вера! Успокойся! Ведь прошло так много времени и не во всем был виноват я.

-  Ты что, пытаешься себя оправдать?  - сказала она.

-  Вера! Ты что, все еще меня любишь? – то ли в шутку, то ли  всерьез спросил я.

-  Кретин! Да я тебя  ненавижу!. Ты!..Ты даже не представляешь какой ты мер...

Трубка выпала из моих рук. Я почувствовал резкую слабость. Голова закружилась, все стало меркнуть. Больше я ничего не помнил. Очнулся, лежа на полу, почувствовал на губах знакомый солоноватый привкус. Рядом валялась трубка и короткие еле слышные гудки раздавались из чего-то неизвестного и далекого.

Падая, я расшиб лоб. Зеркало отразило кровавый, но мужественный рубец. Рана была глубокой. Голова работала плохо, но врачебные навыки позволили действовать автоматически. Постепенно боль унялась. Думать и соображать я не мог. Выпив анальгина, лег в постель и быстро уснул. Разбудил звонок в дверь. Взглянул на часы. Спал около двух часов. Нехотя подойдя к двери и, как обычно, не спрашивая «кто» - открыл. На пороге стоял Александр, он же  Невский, держа в руках две бутылки водки.

- Ну, как ты, родной? - спросил он. - Ну, ты меня вчера напугал. У меня был день рождения, а ты мне весь праздник испортил, гад, - Санек загадочно посмотрел на меня, расплывшись в улыбке. Заметив шрам, Невский многозначительно и таинственно показал пальцем в потолок.

-  Понимаю. Наверняка, похмелиться желаете? Так сказать, поддержать подорванное здоровье?

- Извини, сегодня не хочу, и завтра тоже, - ответил я, безучастно глядя поверх Сашкиной головы.

-  Да ты, брат, болен! Что ж, не буду тебе мешать. Выздоравливай, друг! Айда отсюда, братва!

За спиной Невского стояло около трех незнакомых мне лиц. Я закрыл дверь. Присев, стал смотреть в окно. Медленно возвращалось сознание, и реальность происходящего заполняла мое сущее. Я знал, что жизнь моя отныне будет иметь иное качество. Мне рисовались приятные человеческие картины будущности. Но уже сейчас я знал, что спасен. Навсегда. Вскочив с кресла, я торопливо подошел к телефону и набрал номер Сергея Ивановича. Меня поприветствовал  молодой женский голос. Я так же любезно поздоровался.

-  Вам кого? - спросила девушка.

-  Будьте любезны, пригласите Сергей Ивановича.

После некоторой паузы  девушка спросила:

- А вы кто?

Я поспешил ответить, что являюсь его старым институтским товарищем.

- А как давно вы его видели? - спросила девушка.

Меня несколько удивил ее вопрос, но я ответил:

- А какая, собственно, разница?

В трубке на несколько секунд опять воцарилось молчание, и я услышал изменившийся голос:

- Дело в том, что он умер.

-  Как? Когда? - в недоумении выпалил я.

- Пять лет назад. У него был рак, - ответила девушка и положила трубку.