Аргентина

Боюсь, что впервые мы узнаем о далекой Аргентине именно от французского фантаста, Жюля Верна. Боюсь - потому что, если поразмыслить, поневоле мелькнет: а не псевдоним ли это - Жюль Верн, и не его ли настоящее имя барон Мюнхаузен? В самом деле, каких только чудес не встречается у него на волшебных берегах Ла-Платы, где гигантские кондоры запросто уносят людей, а деревья омбу достигают таких размеров, что целый отряд может неделями комфортно жить в их кронах, греясь у костра, разведенного на самой надежной ветке! Именно Жюль Верн впервые отправляет нас в странствие по бескрайним и пустынным аргентинским равнинам, завораживая магическими словами, такими, как гуанако, гаучосы и пампасы. Гаучосы и пампасы в дальнейшем оказываются подвохом со стороны форм множественного числа в двух несхожих языках (правильно: гаучо и пампа) - но это пустяк.

Главное - писатель сразу же отсылает нас к мифу, долгие годы определявшему аргентинскую культуру. Это миф о гаучо, аргентинском пастухе, легенда о всаднике с гитарой, не уступающем неустрашимостью и благородством рыцарям Круглого стола. В XIX веке в аргентинской литературе складывается целое направление, так называемая «поэзия гаучо», крупнейшим представителем которой стал Хосе Рафаэль Эрнандес (1834-1886). Его огромная поэма «Мартин Фьерро» - столь же основополагающее произведение аргентинской литературы, как у нас «Евгений Онегин». Это сплав классического европейского стиха с местным фольклорным началом. Написанная как песнь местного певца, пайадора, поэма завоевала всенародную популярность. Гаучо, теснимые надвигающимся прогрессом, стали считать ее собственным исконным фольклором. Казалось бы, именно тут, в романтике пампы, должны находиться корни аргентинской культуры.