МАО НА ВОЙНЕ С КУЛЬТУРОЙ

Прошли десятилетия, гибельные последствия великого возмущения вроде бы удалось без особой огласки преодолеть (во всяком случае, в экономике и политике). Тем не менее в 1999 году, когда Срединное государство уже прочно стоит на рыночных рельсах, пекинские власти КНР предъявляют американскому историку Сун Юнъи, изучавшему "культурную революцию" на территории КНР, обвинение в краже государственной тайны. Мирный гражданин США провел год за решеткой и был вызволен лишь благодаря серьезным дипломатическим усилиям. Какой же великий секрет до сих пор скрывает коммунистическое руководство от мира? Что такого мог выведать историк Сун, чего не знали все мы? В конце 1965 года Мао Цзэ-дун, Великий Кормчий, авторитетнейший из партийных лидеров нового Китая, решил, что пришло время стать единственным. Пора наконец как следует взяться за укрепление личной власти посредством "обострения классовой борьбы" и "продолжения революции в условиях диктатуры пролетариата"!

По мысли Председателя, буржуазные ренегаты проникли повсюду: в партию, правительство, армию, затесались в среду интеллектуалов и обольстили деятелей культуры. Власть, узурпированную "капиталистическими попутчиками", нужно было срочно отвоевать. На практике это означало чистку: ликвидацию в верхах всех не согласных с политикой Мао (такие еще  существовали!).

Энергичное впихивание Китая в казарменный коммунизм. Отказ от любого неидеологического стимулирования любой частной деятельности. Плюс - яростное искоренение всего иностранного. Как из перевернутой телеги с яблоками, посыпались лозунги: "В промышленности учиться у дацинских нефтяников!", "В сельском хозяйстве учиться у дачжайской производственной бригады!" И конечно - "Усилить подготовку к возможной войне" и опять-таки учиться: "всей стране - у армии!" Чугунным цеппелином раздулся, взлетев в небеса, и культ личности вождя, который неуклонно превращался в Мао Чжуси - "Председателя Мао", корифея, сверхмудреца, стоявшего над ЦК, над Политбюро, над страной. Во главе "культурной революции".

16 мая 1966 года ЦК КПК принял "великий исторический документ", удивительно созвучный известному ждановскому постановлению 1946 года о журналах "Звезда" и "Ленинград".  Он  недвусмысленно освещал  некоторые вопросы: "В последние годы Председатель Мао Цзэдун часто указывает, что для решения вопроса "кто кого" в революции потребуется очень длительный исторический период. При неправильном решении этой задачи в любой момент может произойти реставрация капитализма. Никто не должен думать, что после одной-двух или трех-четырех великих "культурных революций" все пойдет благополучно".

"ОГОНЬ ПО ШТАБАМ"

Но благополучно не пошло: полетели с постов руководители Пекинского горкома КПК, отдела пропаганды ЦК, отчего-то лично заместитель министра обороны КНР, начальник Генштаба Народно-освободительной армии Китая Ло Жуйцин ("узурпировал власть в вооруженных силах"). Параллельно с разрушением "контор", казавшихся незыблемыми, спешно стали формироваться новые - "по профилю" овладения массами. Возникла Группа по делам культурной революции при ЦК КПК ("ГКР"], где верховодили Чжан Чуньцяо и "красная императрица" Цзян Цин. С изяществом и наглостью самозванца ГКР вскоре фактически присвоила все функции и права Политбюро, став единственным штабом, с которым не призывали бороться маоистские агитаторы, рявкнувшие на весь Китай: "Огонь по штабам!"

Не замедлили появиться и "воинствующие молодчики" - наиболее просто манипулируемая часть общества - недозревшая китайская молодежь, радостно позабывшая конфуцианские ценности и вызубрившая марксизм не по учебникам, а по цитатнику. Хунвэйбины - "Красная гвардия" - впервые заявили о себе в конце мая 1966 года в Пекине, в обычной средней школе при университете Цинхуа. Там был оглашен специальный "Манифест", который на десятилетие вперед определит тяжелую судьбу Поднебесной: "Мы клянемся, что ради защиты ЦК и великого вождя Председателя Мао, не задумываясь, отдадим последнюю каплю крови, решительно доведем до конца культурную революцию".

Страну, тысячелетиями формировавшую свои правительства посредством экзаменов, которые должен был выдержать всякий соискатель чиновничьей должности, страну, традиционно ориентированную на книжную мудрость и грамотность, где даже изобразительное искусство неотделимо от письменности, - ожидало много нового. Занятия в вузах вообще отменили, чтобы ничто не мешало учащимся проводить "культурную революцию". Культура без обучения - право, вот это неожиданный вклад в теорию и практику марксизма! И началось. Нет, молодые  китайцы не забыли письменность. Просто они теперь пользовались ею для дацзыбао, пропагандистских "газет [написанных] большими иероглифами", и для табличек, которые вешали на грудь своим преподавателям, писателям, художникам, попавшим в опалу партийным лидерам, философам традиционного направления мыслей...

Первый император-объединитель древних княжеств в Срединную    империю,    Цинь Шихуан, решив, что его власти угрожают две опасности: конфуцианство и кочевники, во-первых, соединил разрозненные дотоле участки местных оборонительных стен в одну Великую китайскую, а во-вторых, велел живьем зарыть в землю 460 виднейших последователей Конфуция. Мао Цзэдун, хорошо знавший историю своего отечества, говорил молодым: "Цинь Шихуан закопал всего только 4-60 конфуцианцев. Мы во время чистки расправились с несколькими десятками тысяч человек. Мы поступили, как десять Цинь Ших-уанов. Я утверждаю, что мы - почище Цинь Шихуана. Нас ругают, называют циньшихуана-ми, узурпаторами. Мы этого не отрицаем и считаем, что еще мало сделали в этом отношении". Эту многообещающую речь вождь держал еще в 1958 году, до начала основного витка насилия. А в 1966-м древний император был посрамлен окончательно: в одном лишь Пекине за месяц (с конца августа до конца сентября] красные гвардейцы убили 1 722 человека, изгнали из столицы более 85 000. К началу октября - уже около 400 тысяч буржуазных ревизионистов и прочих "чертей" отправились из городов в ссылку.

28 ЮАНЕЙ ЗА ТРУП

Мало кто из тех, кто видел китайские    документальные фильмы того времени, осознавал: марширующие по главной площади страны молодые люди с хунвэйбиновскими повязками и красными книжицами в руках, преданно смотрящие на трибуну, откуда им благодушно аплодирует председатель Мао, направлялись не строить заводы и сидеть за учебниками, а убивать. Скандируя "Бу ай мама, бу ай баба, чжи ай гоцзя!" ("Не любить мать, не любить отца, любить только страну!"), из-за парт поднялись китайские тинейджеры, готовые защищать лично своего "бога" и беспощадно уничтожать всех остальных.

Из "оружия" гвардейцам "полагались" лишь ремни, кулаки, дубинки и речевки, тексты которых развешивались по стенам на всеобщее обозрение. Они, по идее, должны были звучать коротко и хлестко, но не всегда получалось: зачастую дацзыбао превращались в бредовый поток подросткового сознания на заученные темы. Точнее, на одну тему - ненависти к капиталистам, ревизионистам, к буржуазным лазутчикам, образованным людям, своим учителям. Эти последние первыми подверглись "детскому" террору.

Детскими оказывались и причины для преследования (если не считать официальной галиматьи  про  ревизионизм]. Этот профессор был строг. Тот вечно ставил двойки. Эта молодая "училка" из обычной пекинской средней школы опубликовала несколько стихотворений и была хороша собой - здесь срабатывали законы ревности. А вот в нанкинской Второй средней школе, напротив, работал некрасивый учитель, и его избили за сходство со злодеем из кино. В крупных городах ходила поговорка: "Цена человеку - 28 юаней". Столько стоила кремация одного трупа. За кремацию забитых до смерти людей должна была платить семья погибшего. Никто не осмеливался протестовать.

В той же школе, где служила красивая поэтесса, некую Юй Жуйфэнь, учительницу биологии, ударом сшибли на пол и избили в собственном кабинете. Затем на глазах у всех ее за ноги протащили через входную дверь и дальше по лестнице. Голова стучала по ступеням... Внизу на женщину опрокинули ушат кипятка. Через два часа непрерывной пытки она умерла, но ребят это не охладило. Теперь они заставили коллег покойной, включенных в Команду быка и змеи (о том, что это такое, читайте чуть ниже), по очереди избивать труп.

Вот "типовой" сценарий организованного издевательства: в полдень 5 августа 1966 года несколько десятиклассниц женской школы при Пекинском педагогическом университете приступают к экзекуции "Черной банды" ("Да хэй бан") - группы из трех завучей и четырех деканов. Подтягиваются все новые участницы "разборки". Ученицы выплескивают на одежду истязаемых чернила, напяливают на них высокие шапки, заставляют встать на колени. В воздухе мелькают дубинки, утыканные гвоздями, льется кипяток... После трех часов таких "мероприятий" Бянь Чжунюнь, первая завуч, потеряла сознание, и ее кинули в телегу с мусором (еще два часа спустя она, наконец, окажется в больнице на противоположной стороне дороги. Впрочем, там только констатируют смерть). Остальным "черным бандитам" переломали кости...

В некоторых случаях "врагам" отдавали  приказ просто убраться из своих учебных заведений до определенной даты. Однако Лю Мэйдэ, преподававшая химию в столице, к назначенному 31 июля не успела. Студенты не замедлили явиться, чтобы оттаскать ее за волосы, напихать в рот грязи и, естественно, избить. Потом ее заставили ползти по близлежащей детской площадке, повторяя: "Я Лю Мэйдэ. Я ядовитая змея". А кроме всего этого - забраться на стол и встать там на колени (характерная деталь), чтобы один из мучителей мог наступить ей ногой на спину и принять позу, описанную Мао Цзэдуном как символ борьбы с помещиками: "Опрокиньте их на землю и поставьте на них одну ногу". Корреспондент одной из ежедневных газет снял эту сцену, и позже она стала известна миру. Ему неизвестно разве что ее окончание - студент спихнул учительницу Лю с "постамента" на землю. Та была беременна.
Не сосчитать тех, чьей кровью писали на стенах революционные лозунги, кого обливали помоями под палящим солнцем, кому вдавливали в головы чертежные кнопки, "обрабатывали" ремнями или проводами, кого утопили в фонтанах и сточных канавах. "Культурная революция" боролась с культурой и побеждала.

...Во время одной из верноподданнических манифестаций на площади Тяньаньмэнь Мао спросил некую демонстрантку, как ее зовут. Оказалось, что в имени девушки присутствует иероглиф "вэнь" - культура. Мао поинтересовался, не хочет ли собеседница поменять слог "вэнь" на "у" - оружие. Эпизод наглядно демонстрирует, до какой степени "культурная революция" была направлена на уничтожение культуры вообще и китайской в частности. Хунвэйбины пошли в кавалерийскую атаку не только на вузовскую интеллигенцию, неугодных партийцев и гуманитариев: с благословения Красного Кормчего полетели с пьедесталов статуи; сторожевые псы революции оскверняли, замазывали краской настенные росписи, да и просто разрушали древние храмы, уничтожали книги и хрупкие свитки - все то, что, по мысли Мао, "не при надлежало народу". Из шести с небольшим тысяч святилищ в КНР (их конфессиональная принадлежность значения не имела) было разрушено пять тысяч. На известном плакате тех времен рабочий поражает молотом христианское распятие, статую Будды и заодно - классический китайский текст. Рукописи горят... Зато к декабрю 1967 года напечатали 350 миллионов экземпляров "Цитатника" Мао. Тибетский историк Церинг Шакия свидетельствует, что статуи Будды на Тибете заменили портретами и статуями вождя.
В КНР никто до сих пор не отрицает, что было уничтожено "некоторое количество" произведений искусства. Почему? Ответ готов: в дореволюционном Китае искусство и литература были "абсолютно закрытыми областями", к которым у народа доступа не было. Что есть эта красота внутри частных резиденций "помещиков", что нет ее. Так пусть же не будет совсем: "никакого искусства ради искусства".

ХАОС

Запрет на конструктивное мышление влечет за собой хаос. А режиссировать хаос очень сложно. Как бы ни желал Мао видеть себя коммунистическим императором [в 1956-м он даже назначил себе официального преемника - министра обороны Линь Бяо], страна все же перестала быть "старой доброй" стабильной феодальной монархией. Элементы броуновского движения наталкивались друг на друга, все воевали против всех. В руководстве оставались сильные фигуры, и надеть зловещий колпак на голову, скажем, Лю Шаоци, которому Кормчий даже оказался вынужден временно "одолжить" формально пост Председателя КНР (в 1959-м), представлялось невозможным без   тщательной   подготовки.

Маоисты, правда, сумели подготовиться: в 1968-м "китайский Хрущев" Лю лишился всех постов, его подвергли публичному поруганию на глазах жены и детей и бросили в тюрьму, где он вскоре умер. Удалось уцелеть величайшему мудрецу Нового Китая Дэн Сяопину, неоднократно разжалованному, но всякий раз вновь возвращавшемуся к кормилам власти...

А счетчик революционных потерь продолжал тикать: разоренная страна с почти погубленным хозяйством лишилась сотни тысяч рядовых коммунистов, составлявших опору режима; более 2,5 тысячи литераторов и деятелей искусства были репрессированы, почти некому стало "поставлять" хотя бы официальное искусство. Официальные китайские данные свидетельствуют: в той или иной мере от "культурной революции" пострадало около 100 миллионов человек. Казалось, все разрушено до основания, и строить "новый мир" уже некому. Но Китай имеет многотысячелетнюю традицию выживания, и он опять выжил. ...Останься Мао Цзэдун хотя бы еще пять-шесть лет здоров и полон сил, один бог знает, к чему привела бы "культурная революция". Вождь явно не имел намерения ни тормозить, ни прекращать ее. Трудности и растущее   запустение   вокруг нимало не пугали этого человека, а уж решительности продолжать начатое ему всегда хватало.

ФИНАЛЬНЫЙ АККОРД

В 1981 году ЦК КПК вдруг будто просыпается от спячки, протирает глаза и сообщает городу и миру о своих ощущениях. Решение "По некоторым вопросам истории партии" признает: "Культурная революция не была и не может быть революцией или источником социального прогресса в каком бы то ни было смысле... она явилась смутой, вызванной сверху по вине руководителя и использованной контрреволюционными группировками; смутой, которая принесла серьезные беды партии, государству и всему многонациональному народу". Беда в том, что так не бывает. Кто бы ни инициировал "смуту", в ней принимали участие не два и не три человека, даже не четыре. Похоже, американский китаец, историк Сун Юнъи, с ареста которого начался этот рассказ, открыл именно этот секрет.

На мавзолее Мао Чжуси, на той самой главной площади страны Тяньаньмэнь, где уже в 1989 году престарелый Дэн Сяопин раздавил танками демонстрацию совсем других студентов, до сих пор красуется портрет Великого Кормчего. Не надо кидать в него чернильницами. Это чревато тюремным заключением или смертной казнью. Да и вообще - не надо. "Культурную революцию", как любую другую революцию в любой другой стране, китайцы сделали все вместе. Вместе из нее и вышли. Хотя, как мы уже выяснили, это - государственная тайна.


/ www.vokrugsveta.ru

 Вернуться к списку статей