Директор ДГБФ «Доброта», к.м.н. Рогалин Я.Ф.

Глава I. ПРИНЦИПЫ УСПЕШНОГО УСТОЙЧИВОГО ФАНДРЕЙЗИНГА (ФИЛАНТРОПИЯ БЕЗ ПРОФАНАЦИИ И ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЙ)

Итак, фандрейзинг [Ф] — это будоражащее слово прочно вошло в корпоративный волапюк функционеров Третьего сектора среди прочих заимствованных у англо-американских коллег. Как водится, в «птичьем языке» вполне допустимы и славянская транскрипция, и семь падежей. Любопытно, что в правописании используется два варианта — «а» и «е» во втором слоге. В других секторах общества слово это почти неизвестно, хотя абсолютно все мы постоянно исполняем роль доноров и реципиентов, по крайней мере, по отношению к родственникам, друзьям и близким (с позиций современной теории филантропии безвозмездная помощь «ближнему кругу» не рассматривается как благотворительность).

В принципе, Ф как термин вполне устраивает как раз из-за своей многозначности (см. англо-русский словарь). Важно помнить и понимать, что речь идет не только о привлечении денег, но и обо всем том, что можно ими измерить или оплатить: товары, труд (работы и услуги), идеи (интеллектуальный потенциал и технологии) и пр. из того, что питает и развивает любую деятельность.

Считаю уместным использовать словосочетание «устойчивый Ф» по аналогии с «sustainable development», поскольку поведение в человеческом сообществе можно без колебаний относить к проблемам развития популяций в экосистемах, среди специалистов которых, собственно, термин «устойчивое развитие» чаще всего и употребляется. Кроме того, Ф и развитие — это теснейшим образом связанные понятия. Не случайно видные российские профессионалы Третьего сектора называют свои тренинги по привлечению средств для НГО «Фандрейзинг для развития».

Принципиально важно, что в данном разделе книги прежде всего будут рассматриваться принципы Ф (пусть читатель простит меня за тавтологию), т.е. его глубокое понимание. Нетерпеливому неофиту этой науки и искусства «как на грошик купить пятачков» предлагаю утешиться философствованием К.Гельвеция: «Знание общих принципов возмещает незнание отдельных фактов». Это на самом деле так. Ведь к полному набору отмычек к сердцам и умам сограждан необходимо иметь разумение какие, как и когда применять, а когда и вовсе воздержаться. К тому же, поскольку мы ведем разговор именно об устойчивом Ф, надобно учитывать, что это не каскад факирских приемов с одноразовым фейерверком для охмурения более доверчивого зарубежного донора или менее доверчивого соотечественника даже под самым благовидным предлогом.

Отсюда и второе название главы (в скобках), декларирующее, что действительно успешный устойчивый Ф, сориентированный на местное сообщество практически невозможно имитировать, мистифицировать и фальсифицировать: «можно долго обманывать одного, можно недолго обманывать всех, но долго всех обманывать не получится!» Вообще, в этой книге Ф рассматривается исключительно с точки зрения его связи с общественно-полезной деятельностью. В филантропическом контексте Ф — это способ культивирования и материализации благотворительного импульса в человеческом сообществе. Или, другими словами, включение благотворительной общественно-полезной деятельности в уже существующий в этом сообществе круговорот ресурсов.

По моим (и не только моим) наблюдениям, очень многие лидеры отечественного Третьего сектора живут слишком неверными представлениями о Ф вообще и локальном в частности. Значение последнего недооценивают — достаточно вспомнить жаргон: «раскрутить бизнесмена», «поднять средства», «сбить бабки». А не перспективнее ли прежде раскрутить собственную деятельность, поднять ее полезность и сбить собственную спесь. В успех Ф из местных источников попросту не верят: как тот литературный герой, который не верил, что есть страна, где все, даже мужики, говорят по-французски. Доминирует мнение, что сбор средств в местном сообществе достаточно безнадежное дело и охотно аргументируют это многочисленными объективно-субъективными и всегда о-о-очень неблагоприятными обстоятельствами — «особенностями национальных особенностей».

Что сказать бездеятельно замершим «в надежде славы и добра» даже не попытавшимся или попытавшимся, но после первых же неудач благоразумно затаившимся, подобно премудрым пескарям ,в ожидании, когда воссияет гражданское общество? Простите, но мне отчего-то вспоминается уморительное объявление: «Опытный хирург предлагает свои услуги плохим танцорам».

Бесспорно, эффективный рост привлеченных средств на общественно-полезную деятельность крайне затруднителен при дефиците атмосферы филантропической культуры и без плодородной почвы доверия в обществе. К тому же еще и агроном (читай законодатель) у нас какой-то забулдыжный. Однако это не исключает, а даже предполагает возможность и необходимость Ф и в условиях крайне разряженной атмосферы, истощенной почвы и при неумелом казенном культивировании. Более того, именно Ф и способен первую — обогащать кислородом культуры, а вторую — удобрять открытостью и прозрачностью. Что касается несовершенства законодательства, то довольно часто эти несовершенства можно использовать во благо (подробнее см. главу «Фандрейзинг по понятиям: как жить в законе, а не умереть в нем»).

Т.о., сориентированный на местное сообщество Ф, сам по себе становится причиной и следствием возрождения и развития добровольного участия граждан сообщества в решении социальных проблем этого сообщества. Надеюсь, читатель узнал современную трактовку филантропии?

Не знаю, удалось ли мне ясно и убедительно истолковать собственное представление об Ф как о, по сути, прикладной части цивилизованной филантропии. Теперь должно быть понятно заглавие этого самого большого раздела книги. Симфония (созвучие) предполагает и конструктивную сложность, и наличие тематических контрастов, и последующее их сближение, обобщение и глубокие раздумья (см. «Словарь музыкальных терминов»). Определенно, это книга не для тех, кто при чтении шевелит губами.

Обещаю не ограничиваться построением головоломных философских конструкций. Далее постараюсь затронуть все известные мне сколько-нибудь значимые для результативности Ф аспекты, не избегая, но, напротив, подробнее останавливаясь на наиболее спорных, недостаточно изученных, малоизвестных и даже загадочных для отечественного читателя т.н. «проклятых вопросах» Ф и филантропии. Однако вначале считаю необходимым объяснить собственную смелость взяться публично критиковать (здесь это слово использовано в своем первоначальном не ругательном значении (от греч. kritike  — искусство судить о чем-либо)) Ф и филантропию во всем их многообразии.

Прошу также иметь снисхождение к моим, возможно, неуклюжим попыткам оживить повествование цитатами, крылатыми словами и анекдотами. «Я солдат и не знаю слов любви», — в том смысле, что солдат филантропии, мечтающий стать генералом, воспользовавшийся ситуацией, когда более маститые и талантливые сторонятся этих тем. Некоторая эпатажность стиля вызвана искренним стремлением привлечь внимание к проблемам Ф и филантропии. Уж очень хочется написать так, чтобы у читателя от скуки скулы не сводило и молоко быстрее не скисало.

Кроме того, представители различных международных фондов, редколлегий журналов, газет, радио и телепередач, оргкомитетов конференций и круглых столов активно побуждают меня высказываться, проводить тренинги, давать советы по прикладным вопросам филантропии и Ф. Давать советы дело неблагодарное всегда и везде, но в бывшей-то Стране Советов и подавно. Хотя чтимый мной К.Гельвеций не без ехидства подсказывает: «Давая советы, мы имеем возможность высказать все наши принципы, идеи, чувства, а главное — говорить о самом себе, говорить об этом много, говорить хорошо».

Глава II. ПРИЧАЩЕНИЕ-ПРИОБЩЕНИЕ К ФАНДРЕЙЗИНГУ И ФИЛАНТРОПИИ («ЗА СТЕКЛОМ»)

Моя личная евхаристия и конфирмация к таинствам созвучия Ф и филантропии, полагаю, является если не типичной, то довольно естественной. Будучи человеком с претензией на интеллигентность и самореализацию, мне не удалось избежать ощущения (где-то в глубине моего ЭГО) жгучего зуда потенции изменять окружающий мир к лучшему. Отдаю себе отчет, что звучит нескромно, но читатель, имеющий минимальную склонность к рефлексии, почти наверняка отыщет нечто похожее и в себе. «Ой, не гордыня ли это, не тщеславие ли за этим?» — смутится суеверный. Отвечу коротко: «А хоть бы и так!» (подробнее см. главу «Мотивы творения добра: почему люди это делают?»)

Видимо эта предрасположенность повлияла на мой выбор профессии. Античная сентенция гласит: «Из всех медицинских дисциплин польза хирургии наиболее очевидна». Приведенная в эпиграфе к этой главе максима из этического «Декалога» нашего Фонда являет собой адаптированный к моей нынешней главной ипостаси довольно известный среди хирургов прошлого афоризм (поменяйте слово филантропия на хирургия и получите первоисточник). Не исключено, впрочем, что цех хирургов тоже позаимствовал этот призыв у какой-нибудь гильдии гуманитариев.

В традиции отечественной медицины стремление не делать из «божественного занятия» (определение древних эскулапов-философов) источник личного обогащения. Однако пауперизм, особенно, если он распространяется на членов семьи, тоже неприемлем. Дилемма эта сыграла решающую роль в моем решении заняться бизнесом. Сочетание врачевания с предпринимательством не такая уж редкость. Я лично знаю нескольких коллег, сохраняющих успешность в обоих этих казалось бы несовместимых делах. Причем, бизнес у них, так же как и у меня, абсолютно не связан с медициной. Показательно, что и в сверхблагополучной Америке пластические хирурги открывают закусочные. Видимо склонность к предпринимательству — это тоже еще что-то в мозгах и селезенке. Между прочим, не бросая медицину, предприниматель страхует себя от деградации до анекдотичного уровня «нового русского (украинского)». Расплата за этот симбиотический комфорт — статус «свой — среди чужих, чужой — среди своих» и ликвидация свободного времени как такового.

Итак, к 1998 году я оперировал до 60 пациентов в месяц и руководил коммерческими структурами с общим числом сотрудников более 100 человек. Бизнес оказался рентабельным, что не могло остаться незамеченным городскими аскерами и суперпрофессионалами квази-филантропического (добровольно-принудительного) Ф власть предержащих.

Т.о. я получил некоторый опыт бизнесмена-благотворителя — как я теперь их понимаю! В то же время, в больнице, где я работал, и в школе, в которой учился мой старший сын, неоднократно довелось быть непосредственным участником приема «гуманитарки» от иностранных доноров и безвозмездной материальной помощи от местных филантропов. Это тоже опыт, хотя и по другую сторону баррикад — как я теперь понимаю реципиентов!

Между тем бедность стала по-настоящему массовым явлением, и для медиков это было особенно невыносимо наглядно. Скудные бюджетные выделения на медицину скукожились до размера нищенской зарплаты медперсонала. Питание и медикаменты окончательно стали проблемой самих больных, а приобретение и ремонт медоборудования, транспорта, инвентаря и мн. др. — проблемой работников учреждений здравоохранения. Вокруг та же ситуация, соответственно материальные проблемы системы образования  — это проблема обучающихся и преподавателей; проблемы социальной защиты — проблема обездоленных (инвалидов, многодетных и т.п.) и социальных работников; проблемы пенитенциарной системы — проблема заключенных и персонала тюрем и колоний. Древний римлянин изрек бы: Nec plus ultra, т.е. Дальше ехать некуда.

Для полноты картины напомню, что ранее уже основательно ограбленный государством украинский люд вдоволь нахлебался еще и от трастовых «обериго-селенговых» пирамид. К тому же редкий начальник, начиная от районного уровня, не обзавелся своим персональным карманно-придворным благотворительным фондом. Мода на «чернуху» в СМИ не оставила без внимания филантропию, часто преувеличивая размах злоупотреблений. В общем потребность в благотворительности без приставки «псевдо-» была очевидна, и я посчитал нужным сконцентрироваться на этом поприще. Почему? Это, по-настоящему, трудный вопрос.

Умение сострадать и сопереживать — не только врожденный дар. Оно растет и формируется под ударами судьбы. Увы, не минула и меня чаша сия — глубокая многолетняя семейная драма, связанная с болезнями и операциями у сына, когда надежда и отчаяние сменяют друг друга и не отступает, клокочет вопрос: «За что?»…

Отчасти сказался и т.н. кризис сорокалетнего: «Неужели я родился только для того, чтобы построить тещу, посадить печень и вырастить пузо»? Правда, в моем случае это выглядело несколько высокопарнее:

• если я смог без блата и протекции стать кандидатом медицинских наук и врачом высшей категории, то почему бы мне не стать специалистом в абсолютно новом, но таком важном деле как помощь обездоленным?
• если я смог без стартового капитала и «крыши», исключительно благодаря рациональному маркетингу, организовать устойчивый бизнес, то почему этот подход не применить в общественно-полезной деятельности?
• если я смог обеспечить материальное благополучие своей семьи и еще нескольким десяткам сотрудников моих предприятий, то почему не организовать работу благотворительного фонда по образу и подобию бизнеса, но с одним принципиальным отличием — это будет бизнес не в свой личный карман, а, своего рода, машина по привлечению ресурсов для тех, кто сам себе помочь не в силах?

Оставались еще амбиции и силы, но инициатива для их приложения в избранных мной полях деятельности уже была стреножена сложившимися обстоятельствами. В дописывании докторской диссертации я не усматривал достаточно смысла, чтобы не отправить ее «болванку» на антресоли — основные положения и идеи уже были опубликованы и апробированы, а ученые степени и звания девальвировали ниже уровня городской канализации. Дальнейший рост бизнеса из полусреднего в более весомые категории однозначно потребовал бы «крышевания», что в силу характерологических особенностей для меня было абсолютно неприемлемым.

В феврале 1998 года, по моей инициативе и при поддержке трех коммерческих предприятий, бизнесмены которых поверили в идею благотворительности per se (в чистом виде ( лат.)), был учрежден ДГБФ «Доброта». Назваться благотворительным фондом в стране тотального недоверия, ошельмованной и обезображенной гримасами псевдофилантропии, равносильно получению при рождении в Америке фамилии Аль-Капоне — всю жизнь будешь доказывать, что ты «даже не однофамилец». Но выбора не было, как раз накануне был принят Закон «О благотворительных организациях и благотворительной деятельности».

Считаю, что при старте мы интуитивно, абсолютно правильно, сделали ставку на то, что доброта (в словарях русского языка это слово определяется как «душевное расположение к людям», «отзывчивость», «советсность») (отсюда и название фонда) присуща в той или иной степени едва ли не каждому цивилизованному человеку. Вместе с тем, именно это возвышенное качество в людях нашего общества практически не культивируется и остается адекватным образом невостребованным.

Инициативная группа, учредившая фонд, объявила своей миссий борьбу с бедностью путем возрождения и развития утраченных традиций цивилизованной благотворительности. Это был единственный, по-настоящему не использованный источник ресурсов для разрешения множащихся социальных проблем местного сообщества. А раз так, то и работа Фонда по привлечению благотворительного ресурса должна быть сориентирована на деятельное сочувствие и сострадание, прежде всего, граждан и организаций г. Донецка, а не на гуманитарную помощь или гранты из-за рубежа, которые лишь усиливают у нашего народа и без того колоссальные иждивенческие настроения.

Рабочая гипотеза состояла в том, что призыв оказывать безвозмездную помощь нуждающимся будет поддержан при условии доверия потенциальных благотворителей. Мы понимали, что доверие не придет само собой, особенно в стране, где в этом смысле не просто целинная почва, а десятилетиями отравляемый ядом всеобщей взаимной лжи и лицемерия грунт с чудом сохранившимися оазисами добросердечия и отзывчивости. Поэтому настроены были методично отвоевывать у этой пустыни пядь за пядью. Для этого особое внимание уделили технологии отчетности, прозрачности и проверяемости благотворительной деятельности фонда и, разумеется, ее бесспорной общественной полезности.

Вот тут-то и пригодился маркетинг (уже позже я узнал, что в этом случае его следует называть социальный) и наши благоприятные связи (о PR никто из нас тогда ничего слыхом не слыхивал) с бывшими пациентами, бизнес-партнерами, просто знакомыми. Социальный маркетинг позволил грамотно (с созданием и обновлением базы данных, ее мониторинга) изучить и отслеживать состояние рынка социальных потребностей, услуг и потенциальных доноров. Эффективная связь с «близким кругом» общественности дала первые полсотни доноров-благотворителей, а дальше по системе концентрических кругов — нарастающее число более или менее деятельно сочувствующих.

Надеюсь, читатель не вообразил, что деятельность Фонда с первых же шагов была усеяна исключительно лепестками роз успеха и ароматом одобрения. Отнюдь, на первых же порах мы столкнулись с полным комплектом прелестей под общим названием «особенности национальной благотворительности». Это и сакральные три П (патернализм, пассивность, пофигизм) украинского социума, и чрезвычайное пристрастие соотечественников к пожертвованиям «напрямую» (читай — подаче им милостыни), и недобросовестная конкуренция со стороны других претендентов на абсорбцию и аккумуляцию ресурсов откуда удастся, и мн. др., о чем еще будет неоднократно упоминаться далее. Просто на начальных этапах работы Фонда мы получили все это в сравнении с будущим, можно сказать, в гомеопатических дозах. Счастливая пора, мы даже не успели толком ощутить то неизбежное послевкусие дерьма, которое обязательно ощущает сколько-нибудь масштабно действующий оператор общественной благотворительности, столкнувшись с вышеназванными (и не только) отечественными реалиями, которые, чем поближе узнаешь, тем подальше хочется послать.

Фонд строил свою работу наподобие хорошо известного мне институционального аналога — станции переливания крови (даже терминология во многом одна — доноры, реципиенты), т.е. совершенно необходимого посредника, с той лишь разницей, что в качестве крови выступали — пожертвования в натуральном виде и деньгами. Стилистическим девизом стали слова «Не хлопотно для благотворителя, высокоэффективно для благополучателя». Круг партнеров-благотворителей Фонда медленне, чем хотелось, но неуклонно расширялся. Удалось заручиться благожелательным интересом СМИ, появились письма поддержки от VIP г. Донецка. Соответственно увеличивался объем оказываемой Фондом благотворительной помощи непосредственным реципиентам (больницам, интернатам, многодетным семьям и инвалидам), росло их число.

И все бы хорошо, но через полгода (в августе 1998 года, если кто забыл) произошел печально памятный дефолт. Постепенное обнищание населения Украины обвально ускорилось. Положение учреждений охраны здоровья, образования, социальной и тюремной систем стало определяться как катастрофическое. В общем, вивисекция над многострадальным народом опять стала остро модной, опять актуализировалась тирада «бывали дни похуже, но не было подлей».

Предприниматели (главные благотворители всех и вся!) в тисках кризиса частью разорились, пополнив ряды неимущего населения, частью стали по-гобсековски рачительны и малоотзывчивы на стоны. Некоторая часть из них надолго отрешилась от какой-либо благотворительности — их любимым рефреном стал «нам самим бы кто подал».

Благотворительность как сугубо общественное явление не осталась в стороне от катаклизмов. Герои (или шпана?) филантропии первой волны конца 80-х начала 90-х годов порядком осточертели даже власти своими трюками с «гуманитаркой» и подкупом электората. После принятия законов и указов, ограничивающих простор для ловкачества, эти «акробаты благотворительности» (в 1885 году была издана одноименная сатирическая повесть Д.В.Григоровича, с легкой руки которого это выражение стало нарицательным для характеристики тщеславных филантропов (персон и организаций) искусно преувеличивающих размер своего благодеяния, изощренно маскирующих своекорыстный интерес) сильно утратили живой интерес к филантропии как способу отмывания денег, уклонения от налогов, предвыборных технологий и т.п. Явно иссякал и бурный и, к сожалению, далеко не прозрачный поток грантов из-за рубежа, но это уже тема отдельного разговора. Благотворительные организации Украины в массовом порядке погрузились в анабиоз.

Что же касается нашего ДГБФ «Доброта», то довольно быстро и существенно сократился объем пожертвований, причем за счет денежной их части. Показательно, что число благотворителей уменьшилось незначительно, да и то лишь на время. По-настоящему плохо было то, что первоначальный материальный и интеллектуальный капитал был уже практически на 100% задействован. О выделении же дополнительных средств за счет личных возможностей учредителей нашего фонда не могло быть и речи, поскольку один из его отцов-основателей разорился, мой бизнес, хоть и устоял, но в несколько раз съежился, балансируя на грани рентабельности. Не лучше, в принципе, обстояли дела у других активно сочувствующих и поддерживающих нас: у одних деньги очень быстро начинали кончаться , у других — столь же неумолимо кончали начинаться.

Со всей неизбежностью перед фондом стала проблема устойчивого развития в новых, более неблагоприятных условиях. Прибегнуть к банковскому кредиту не представлялось возможным, т.к. по украинским законам благотворительные фонды брать их не имеют права. Механизм получения технической и финансовой поддержки от международных грантодающих организаций мне был в ту пору неизвестен. Именно в эти критические дни совершенно случайно я и услышал абсолютно незнакомые доселе мне слова и понятия: фандрейзинг и PR. Что я сразу же по достоинству оценил, так это степень собственного невежества. Мало соглашаться, что знание — сила, надобно признаться себе, любимому, что знаний сильно не хватает именно тебе.

Глава III. ИЕРЕМЕДИАДА ФАНДРЕЙЗИОЛОГИИ: С ПЕЧАЛЬЮ, НО БЕЗ УНЫНИЯ.

Постепенно пришло понимание того, что общественная благотворительность — это своего рода айсберг, у которого оказание помощи нуждающимся лишь наиболее явная, бросающаяся в глаза обывателя, «надводная его часть», а фундаментально важная и никак не меньшая по значению, хотя и скрытая до времени «подводная» его часть — изменение отношения людей к проблемам сообщества, в котором они живут, воспитание в них чувства взаимной ответственности, добровольного участия в решении проблем окружающего мира. Глобальность именно этой задачи: метаморфоза сообщества из скопища жителей в гражданское общество, громаду (прекрасное украинское слово, которое, впрочем, можно найти и у В.И.Даля ), — сделала меня апологетом общественной благотворительности.

Я, конечно, имел опыт самообразования в медицине и бизнесе, но в общедоступной сети библиотек и книжных магазинов литературы по современной филантропии и Ф напрочь не было (и, к слову сказать, нет до сих пор). Примеров филантропической деятельности, достойных подражания, я не видел, но подозревал, что они есть. Это препятствие послужило поводом обратиться за информационной поддержкой к ресурсным организациям Третьего сектора, в которых уже были в наличии и соответствующие брошюры и даже обучающие тренинги.

Читал все, что оказалось доступным на эту тему (брошюры, отчеты исследований на бумажных носителях и в электронном виде), делал запросы к мастодонтам Третьего сектора СНГ и авторитетным международным филантропическим организациям, получал от них соответствующую литературу и снова читал. Усердно посещал разнообразные тренинги, в т.ч. и по Ф.

Имея в своем научно-педагогическом багаже кандидатскую диссертацию, более 80 публикаций в медицинских журналах и преподавание проктологии (студентам-старшекурсникам и врачам-курсантам), я отлично знал, что «гладко пишут на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить». Поэтому прибегнул к поддержке международных благотворительных фондов, предоставивших возможность познакомиться с практической филантропией в США, Венгрии, Словакии, Польше и России. Особенно интересовался вопросами Ф и PR. Естественно, этим же целенаправленно интересовался при посещениях отечественных НГО. Одновременно в стиле «утром — в газете, вечером — в куплете» анализировался и совершенствовался фандрейзинговый инструментарий собственного изготовления, адаптировались к местным условиям и внедрялись фандрейзинговые технологии, до которых наш Фонд не додумался. И что же в итоге?

Бесспорно, чтобы оценить чей-либо труд нужно попытаться самому повторить сделанное. Согласно с этой аксиомой оценщику фандрейзинговой деятельности ДГБФ «Доброта» пришлось бы :

• разработать и корректировать в соответствии с обстоятельствами стратегию фандрейзинга и PR, включая соответствующие стандарты писем-обращений (более 30 вариантов) и телефонных переговоров, систему поощрения доноров (поздравительные открытки, сертификаты, сувениры, обнародование имен и дел благотворителей) и др. ;
• создать, систематически уточнять и пополнять информационную базу рынка потенциальных доноров и партнеров, включая их «филантропическое досье» (на сегодня более 7 тыс. респондентов), проводить мониторинг местных СМИ по социальным вопросам;
• ежедневно — отправлять 25-30 индивидуальных писем-обращений, вести более 250 телефонных переговоров с потенциальными донорами и консультации с 5-6 потенциальными партнерами и реципиентами, получать 3-5 пожертвований в натуральном виде;
• еженедельно — встречаться с 10-12 лидерами бизнес-структур, религиозных конфессий и общественных организаций, профессиональных и творческих союзов, а также трудовыми коллективами, участвовать в круглых столах, семинарах, тренингах;
• ежемесячно — распространять (2-3 тыс. адресатов!) информационные бюллетени, отчеты, инициировать публикации в печати (их у Фонда уже более 300), радио- и телеэфире, выступать с докладами на конференциях, подавать 1-2 проекта в международные грантодающие организации (как правило, получая полезный опыт неудач);
• ежеквартально — организовывать специальные акции (пресс-конференции, презентации, круглые столы, благотворительные концерты, аукционы, радио- и телемарафоны), получать гуманитарную помощь (под гуманитарной помощью следует понимать безвозмездную материальную помощь из-за рубежа), и к тому же подвергаться 3-5 проверкам КРУ или налоговой инспекции.

Не скажу, что работа нашего Фонда такая уж высокоэффективная — трудозатраты и ожидания были и остаются куда больше плодов. Но в целом, выражаясь осторожно, мы явно прогрессируем. В результате сейчас мы получаем в среднем 6-8 пожертвований от коммерческих структур, профессиональных и творческих союзов, религиозных конфессий и коллег-НГОшников, трудовых коллективов и частных лиц. Размер пожертвований за прошлый год составил без малого 1,5 млн. грн., что больше, чем за предыдущие 3 года. И это не считая безоплатных работ и услуг (включая волонтерство) в виде предоставления транспорта, помещений, средств связи, консультаций — на общую сумму более 300 тыс. грн. За 4 года деятельности ДГБФ «Доброта» в его благотворительных программах приняли участие свыше 2 тыс. доноров. Число постоянных жертвователей превысило 300 и неуклонно растет.

Эпизодически получали очень небольшие, но очень выстраданные гранты от сотрудничества с госсектором и иностранными донорами. Имеем хотя и незначительный, но продуктивный опыт Ф путем предоставления оплачиваемых услуг и инициации корпоративного спонсорства (говоря языком маркетинга — это опыт продаж своей общественной полезности).

Что же касается неоценимого (или по достоинству еще не оцененного?) опыта Ф в целом, то, по мнению отечественных и зарубежных авторитетов Третьего сектора, он абсолютно уникален для НГО посттоталитарных стран. Наверное поэтому к нам потянулась вереница ходоков, жаждущих выведать наши «секреты», узнать «волшебное слово», посредством которого открывается ларчик с ресурсами от бизнеса, госсектора и широкой общественности.

Наивные они, не верят, что где-нибудь в потаенном шкафу нашего Фонда не спрятан архимедов рычаг, с помощью которого мы «поднимаем средства у местного сообщества». Обижаются, когда предлагаем им перед очным общением сообщить о себе самое необходимое: кто учредитель, каким ресурсом уже располагает, что полезное и кому уже сделали. Разочаровываются, когда мы утверждаем, что успешный устойчивый Ф, как и парашют срабатывает только в состоянии открытости.

Может быть самая частая тема — Ф и филантропия, которая возникает при разговоре «по душам» и больше всего муссируется в специальной литературе — это тема мотивов участия в благотворительности. Уже даже в отношении к ее значимости существует разброс мнений от — «В делах человеческих главное внимание обращено должно быть на мотивы» (И. Гете) и до — «Не докапывайтесь до причин, если Вас устраивает следствие» (Э.Сервус). Не ставя под сомнение справедливость последнего афоризма, логично было бы предположить, что кого-либо из интересующихся Ф вряд ли устраивает его нынешняя результативность. Правдоподобно выглядит предположение, что, угадав мотив потенциального донора и угодив ему, «замотивировав» его, таким путем удастся заполучить вожделенный ресурс. Поэтому все-таки не пожалеем усилий для этой темы — она стоит того.