В этом году Европа отпраздновала свой красивый юбилей – 20 лет назад произошел 1989-й, не год, а скорее веха, от которой и ведет свой отсчет новый Старый Свет.
Именно после него свершилось – и первый демократический президент Польши Лех Валенса, «самый известный электрик Европы», как о нем шутили тогда; и падение Берлинской стены; и бархатная революция в Праге; и расстрел Чаушеску 25 декабря. Румыны уверены, что так сбылось древнее проклятье: кто разрушит монастырь в центре Бухареста – а именно таким образом и воплощали в жизнь план социалистической реконструкции столицы – тот умрет в святой день.
Такие похожие с Украиной на тот момент, за последующие 20 лет «жители соцлагеря» сделали разительные шаги вперед – то есть они вернулись назад в Европу. А Украина осталась «в своем 1989-м», будто двоечник, проваливший свой самый важный экзамен.
Накануне 9 ноября, годовщины падения Берлинской стены, я оказалась в музее «Штази», тайной полиции социалистической ГДР. Существует он, кстати, не на деньги государства, функционирует как частная институция. Причем находится в том самом здании, где и располагалось сердце восточногерманского режима. Даже мебель в кабинете главы «Штази» осталась прежней – совсем недавно комнаты послужили декорацией для съемок шедевра Флориана Хенкеля фон Доннерсмарка «Жизнь других».
Но самым интересным для меня лично оказалась не экспозиция, а рассказ экскурсовода о том, как объединенная Германия переосмысливала «Штази». Конечно, в 1989-м в штаб-квартиру тайной полиции ворвались толпы, желавшие увидеть архивы, узнать правду о себе, о своих родных, друзьях, врагах – о собственной стране, в конце концов. На самом деле понять, кто же прав, режим или его узники. Однако ответ на этот вопрос пришел со временем, и он не был связан ни с каким конкретным зданием: сотрудников «Штази», за исключением пары руководителей, никто не посадил на скамью подсудимых, в постсоциалистической неразберихе 1990-х они, оставшиеся без работы, искали себя точно так же, как и все остальные восточные немцы. И по-настоящему тяжело пришлось не им, а политзаключенным, вышедшим на свободу из камер тайной полиции и сталкивавшимся со своими следователями и тюремщиками на улице или в магазине.
Один из лидеров восточногерманского демократического движения рассказывал, что в начале 1990-х получил квартиру в элитном микрорайоне Берлина, где жили и бывшие боссы «Штази». Одного из них, уже престарелого инвалида, он постоянно встречал в парке, во время прогулки с женой и уже без охраны. Казалось бы, шансов отомстить – масса, но что изменила бы в настоящем и будущем месть за прошлое?..
Германия обошлась без люстраций, однако предельно быстро пришла к пониманию того, что «Штази» – это зло, это то, чего нужно стыдиться в своем собственном вчера и в прошлом своего государства. Безнаказанность и террор власти – то, чего не должны позволять совершать по отношению к себе граждане. А коль так произошло, то ответственность за режим лежит и на них тоже, ведь это они разрешали проделывать с собой подобное.
Сегодня ГДР существует для Германии на уровне учебника истории, произведений масскульта и общественного настроения, получившего название «остальгия», то есть тоска части немцев по временам социалистического потребления. И, кстати, очень похоже реагируют Польша на ПНР, или Чехия и Словакия на ЧССР – ведь их демократическим правительствам не было нужды скрывать от граждан неудобную правду о прошлом и настоящем. Потому и граждане взяли на себя ответственность за построение нового государства. Потому и спрашивали с власти, как с себя.
В Украине произошло иначе, поэтому и украинская демократическая система – это все еще «замок на песке», то, что зависит от погоды и внешних обстоятельств, то, что можно обратить вспять. Один очень уважаемый мною отечественный эксперт как-то горько пошутил: возможно, Украине в определенной мере нужно вернуться в зависимость от России и вновь пережить модель отношений с Москвой, скажем, СССР ПНР. Только тогда в Украине сможет родиться ее «Солидарность»…
Не хочется верить, что пауза, взятая Европой в отношении Украины в конце 2009-го, обусловлена той же логикой. Хотя в последние годы Киев немало сделал для того, чтобы усилить метафору «замка на песке». Двадцать лет спустя после 1989-го с Украины спрашивают меньше – теперь как с двоечника. Цена политическому классу страны уже определена, и сейчас главный вопрос – к гражданам. Украинское общество, без сомнения, способно рождать своих Валенс и Гавелов, вот только сможет ли привести их в первый эшелон власти?
Ведь в конце 2009-го в украинском государстве за власть все еще борются дети прошлой страны, независимо от их возраста и политических убеждений.
