За три мгновения до победы.

Этап 3: Остановиться не до, после бы.

Он всегда думал, что марафон это — Победа. Поэтому сейчас он не бежал, ехал, плыл, он — Побеждал. Побежал другие команды, других внутри команды, побеждал себя. Победа никогда не давалась ему легко, но он этого и не ждал. Он боролся за нее, и не видел смысла в борьбе, если победа не светилась где-то на горизонте. Потому, когда команды конкурентов вырывались далеко вперед, уверенно обгоняя Матрицу, Сережа стремительно терял стимул бороться. Силы покидали его, мысли путались, сбивался азимут, смешивались тропинки, порой даже менялся местами север с югом. В противоположность этому, вырывая лидерство на гонке, Серега набирал обороты, двигаясь, все быстрее и уверенней. Порой, даже загоняя остальных членов команды, увеличивая разрыв между своим лидерством и ненавистным вторым местом.

Лена отлично знала эту черту Сережиного характера, поэтому не давала себе и другим снизить темп, или не дай Бог остановиться. Иначе — все пойдет прахом. Лена была заложницей Победы. Сережиной победы. И прекрасно это осознавала, это придавало ей азарт на дистанции. А иногда все становилось похоже на лотерею — когда она упадет? Когда у нее закончатся силы? Когда ноги перестанут работать и отключится голова? Главное не упасть первой. Лена прекрасно понимала, что не была самой сильной девушкой среди мультиспортсменок, регулярно попадая на сольных соревнованиях в середину либо в первую десятку, пропуская вперед тех, кто быстрее, сильнее...

Но, Лена также знала, что в команде, она никогда не будет якорем. Никогда не остановится первой, никогда из-за нее команда не сойдет с маршрута. Она это просто знала. Как и то, что, после десятого часа гонки перестает мучить жажда, пропадает аппетит, тело приспосабливается к дистанции и уже не ждет подарков от жизни. Знала, что потом бывает только хуже.

А чем хуже — тем лучше.

Лена знала и то, что Саня с ней не был согласен. У него били свои соображения на этот счет, и он мог бы спорить об этом с Леной до самого финиша. Но сейчас Саньке это было неважно. Сейчас он был в команде, и команда двигалась единым организмом.

Саша всегда думал, что марафон, это — Команда. Пока Команда вместе — победа гарантирована. А поражение всегда начинается с какого-нибудь пустяка внутри команды, который убивает ее целостность и дробит на отдельные личности. Беда была в том, что Саша уделял этому вопросу времени больше чем тренировкам. Поэтому, если в команде и начинались на дистанции брожения, то в основном по его вине. Сашу это тяготело вдвойне.

Хрусталики инея медленно таяли на ладони, превращались в прозрачные капли, срывались с руки и падали вниз. Замерзлая земля, укрытая ковром пожухлой осенней травы сейчас блестела в лунном серебре, будто звездное небо, куполом висящее над головой. Лес, наполненный тишиной и покоем уже почивал на лавах вчерашнего дня, лишь где-то за лесными опушками, в неизвестном далеком селе, брехали на луну собаки.

Дима запомнил эти мгновения так четко, что даже через неделю после марафона, вспоминая эту ночь, его пробирал мороз. Казалось, секунды неслись бешеным темпом, будто время сорвалось с цепи и понеслось прочь. Короткий привал заканчивался, не позволив насладиться своим великолепием в полной мере. Снова дорога звала к себе. Бесконечной серой лентой ложилась под ноги, вела вперед, стирала подошвы, баюкала заботливой матерью, нагоняла сладкие сны, являющиеся прямо на ходу. Дима поднимался, ступал на дорогу, и шел вперед. А иногда, даже бежал. Видел сны, ловил обочину, раз за разом спотыкался о камни и трещины. Но все-таки, упорно двигался вперед. Потому что Димка с обреченностью висельника понимал, что марафон это - работа. Тяжелая, необходимая работа, требующая упорства и воли. А профессионал, какими считались все участники команды <Заря> должен делать свою работу безупречно.

И Димка, оставив свои мысли здесь, на обочине: чтобы смотреть на сверкающий иней, на бледную монетку-луну, блестящие капли талых снежинок - бежал вперед. Димка определенно был профессионалом, хотя никогда себе не признавался в этом. Просто проверял это при каждом удобном случае.

Тени кружились на стенках вагона бешеным хороводом. Проплывающие мимо фонарные столбы бросали в купе охапки света, заставляя оживать тьму, тут же пускающуюся на новый круг танца. В поезде погас свет сразу после того, как проводник собрал билеты. Не горели даже дежурные лампы, всё вокруг окуталось темнотой. Женя смотрел на игру теней и света, привалившись спиной к стенке купе. Сон никак не шел, несмотря на две предыдущие бессонные ночи. Перед глазами почему-то стояли оранжево-белые флажки призм, баннера главного спонсора гонки Nike, с лаконичным перышком, и еще какие то растяжки и баннера развешанные на финише. А в голове заикающейся пластинкой звучали слова какого-то мужика: „Так ви знайшли ту дорогу чи не?“

В тишине уснувшего купе раздался металлический щелчок. Женя теребил в руках муфту карабина, словно четки: размуфтовывал его, открывал, цеплял за несуществующую веревку, снова замуфтовывал и повторял все сначала.

Свет проплывающего за окном фонаря на мгновение ворвался в вагон. Щелкнул карабин...

... зацепился за натянутую басовой струной веревку, растворяющуюся в темноте пространства над расщелиной. Кто-то вцепился за веревку, повиснув на ней, чьи то руки пристегивали усы страховки, чьи то муфтовали карабин. В глазах туманилось, картинка слегка расплывалась. Вдруг, как-то сразу исчезла вся суета: пропали руки, которые держали веревки, цепляли и муфтовали карабины. Кто-то сзади похлопал по плечу, Женя повернулся. Почва ушла из-под ног, стайка одиноких фонариков стремительно уносилась прочь в ночь. Темнота бросилась навстречу, закручивая известный мир бешеным хороводом...

...щелкнул карабин.

Женя жил этим. Он знал, что марафон состоит из таких коротких мгновений, до краев наполненных переживаниями, искренним восторгом, животным страхом, детской радостью, бесконечным счастьем...

Все остальное неважно.

Сломался. Игорь лежал на траве и тяжело дышал. Его рука еще сжимала раму валяющегося рядом велосипеда, но сил ехать или идти уже не было. Сердце выскакивало из груди, ноги деревенели от судорог, при малейшем напряжении мышц. И единственная мысль заполнила сознание: „Не выдержал. Не смог. Сломался“. Он посмотрел вверх. Три силуэта с велосипедами наперевес медленно поднимались вверх по склону.

А ведь еще каких-нибудь два-три часа назад, когда команда добегала этап треккинга, Оля брела позади, норовя упасть с каждым следующим шагом. Игорь видел это когда оборачивался, и где-то в глубине души, за гранью сознания, надеялся, что она все-таки упадет. Упадет первой, но Оля не падала. Она спотыкалась, ее ноги заплетались, стеклянный взгляд вцепился в какую-то точку впереди, и она все шла, шла, шла...

А потом, когда Сережа после спуска с дюльфера, снял свои кроссовоки и недоуменно смотрел на сбитые в кровь ступни, Игорь понял — это сход. Все, финиш. Он мог бы поклясться, что увидел в этот момент в глазах Капитана — матерого ориентировщика Васи огромное облегчение. Но Серега достал аптечку, обмотал обе ступни бинтами, заклеил пластырями и пошел дальше хромая. Потом побежал.

Игорь сел на землю. Отдышка немного прошла, все стало казаться не таким безнадежным. Еще раз, взглянув на уходящую вверх команду, Игорь медленно поднялся на ноги, поставил рядом своего железного коня. Потом взвалил его на плечи, и медленно ступая побрел вверх. Игорь понимал, что марафон — это постоянное движение. Пока команда двигается, — есть шанс на победу. Голова это понимала, а тело порой наотрез отказывалось признавать очевидное.

Василий был в отчаянии. Сил у него больше не было, а остальные члены его команды напирали вперед, будто кто-то вмонтировал в каждого участника по вечному двигателю. Во всех и каждого, кроме него самого. Такая несправедливость пугала. Вася был хорошим ориентировщиком: местность чувствовал как самого себя, запоминал маршрут, и необходимые детали лишь бегло взглянув на карту, отлично чувствовал расстояния... Да и сейчас он чувствовал всем своим телом, а в особенности гудящими ногами и сбитыми пятками расстояние в 15 км с набором высоты около полу километра до следующего КП. И это по оптимальному маршруту. Счастья в этом чувстве было мало. Мало здесь было и толку от навыков ориентирования — КП стояло чуть ли не на дороге. Надо была только недюжая физуха, которой у него уже не было. Смирившись с мыслью, что любой следующий шаг может быть для него последним, Василий молча шел к КП как агнец на заклание к жертвеннику.

А Жертвенник был на самой верхушке холма, куда вела прямая широкая дорога, та самая, которая усеяна благими намерениями. Чувство обиды витало в воздухе вокруг Василия, и он жадно вдыхал его, страдая от нехватки кислорода. Он пытался осознать происходящее, понять свои ощущения, но усталость убивала любую зародившуюся в голове мысль. А следом за усталостью, приходил его величество — тупняк. Мысли, будто утопающие, цеплялись друг за дружку, барахтались, силясь выбраться из затягивающей в глубину воронки, но все же шли на дно.

И вот ведь совсем недавно, после выполнения технических этапов Серега в кровь сбил себе ноги, что означало стопроцентный сход всей команды. Так нет же, намазался каким то кремом, залепился пластырем и пошел дальше. Оля тоже все никак не могла угомониться, шла вперед несмотря ни на что. Ведь видно было, что ее организму уже крышка: терялась координации, то и дело она соскальзывала с дороги, ловила обочину, но если украдкой заглянуть в ее глаза, язык не поворачивался заговорить о сходе. Железная воля — и пустота вокруг.

Даже Игорь, самый натренированный из всех, человек-машина, только заправляй его и пройдет, сколько надо — еле-еле взобрался на хребет. На подъеме Василий поглядывал, на отставшего было Игоря, и заметил, как тот упал на землю вместе с велосипедом. Уже хотел, было объявить привал, но тут снова помешала Оля. Не то чтобы Оля протестовала, она просто упорно шла вперед. И снова Вася исподтишка посмотрел в глаза Оли, и увидел...

...лесной пожар, охвативший лес. Безнадежный, отчаянный костер пожрал последние деревья не оставляя для себя на будущее ничего. Позади, были лишь обугленные черные стволы и пепел. Стихия бушевала, рвалась наружу, хлестала небо языками пламени, и чем жарче и яростней разгорался лес, тем меньше оставалось жить огненной стихии.

Просто огонь не думал о будущем — он горел здесь и сейчас.

... поэтому Василий не посмел загасить этот костер.

Марафон всегда был бескомпромиссной затеей — все было тщательно обдумано вначале, перед стартом. И если уж Команда начала марафон, то не имела права останавливаться до финиша.

— Я благодарна тебе за эту ночь, которая слишком прекрасна, и слишком холодна, чтобы провести ее в одиночестве. Благодарю тебя, за серебристый лунный свет, переплетающийся с ветвями деревьев вычурным узором. За крики ночных птиц, проснувшихся с последними отблесками закатывающегося за опушку солнца. За молчание дремучих чащей, укрытых периной белого тумана. Спасибо тебе за рассыпанные по земле сверкающие снежные осколки, заметные лишь тогда, когда небо на востоке становится едва светлее, чем на западе, а вечерний воздух становится холодным и колючим.

Еще долго я буду вспоминать тихий звон ручья в царстве ночного леса, огромные звезды-игрушки, гирляндами повисшие на черных ветвях, морозную свежесть осени, которой всегда будет так мало даже для меня одной. Благодарю тебя за эту сказку, короткую словно жизнь, и такую до боли родную, будто рассказанную когда-то кем-то в далеком беззаботном детстве.

И когда-нибудь я расскажу тебе сказку со счастливым концом, под которую, ты будешь сладко засыпать, улыбаясь во сне, изредка ворочаясь и морщась, словно от солнечных зайчиков резвящихся в твоих глазах.

...жили-были люди с горячими сердцами и искорками в глазах. Решили они как-то организовать приключенческие гонки...

И у каждой сказки обязательно будет счастливый конец.

Потому что любой марафон это - маленькая сказка.

— Валька!

— А?

— Ну как ты?

— Иду...

— Во-во! А побежать?

— Метров сто выйдет, а потом мне глЫна!

— Ниче, ниче! Не раскисать! Заиграет еще и на нашей улице музыка!

— Только боюсь, мы ее уже не услышим... — эту последнюю фразу Валька буркнул себе под нос.

Команда „Кот Мартоскин“ дружной компанией брела по дороге, преодолевая самые тяжелые, последние 8 километров до финиша.

Неунывающий, вечный оптимист Махась делал два дела одновременно: подымал упавший было моральный дух команды и пытался не заснуть на ходу. Валька плелся рядом, и его уже давно не интересовало ничего, кроме разлетающихся с кроссовок комков грязи, отпадающих при каждом шаге.

— Валька!

— А?

— А что там Светка?

— Которая?

— Приехали! Ты что, с дубу рухнул? Наша Светка! Помнишь, такая светленькая, мы еще с ней стартовали!?

Валька упорно не желал отрываться от созерцания своей обуви.

— Ну там она идет... где-то. У тебя своих глаз что ли нету?

Михась бросил на своего язвительного коллегу косой убийственный взгляд, и оглянулся назад.

Лес разрезал пронзительный, леденящий душу, крик.

Слава блаженно до этого кунявший, но все же идущий на автопилоте, сейчас стоял как вкопанный с предынфарктным выражением лица и наполненными ужасом глазами. Неизвестно, что спросонья увидел Славик в свете Михасёва Petzla: может несущийся навстречу поезд, а может и просто свет в конце тоннеля, но сон у Славки сразу как рукой сняло.

Герой стоял в гордом одиночестве, и усиленно дрожал. То ли от холода, то ли от выброшенного в кровь адреналина.

— Так! Все машины стоп! — властный голос Михася заставил команду уже и так никуда не двигавшуюся, совсем замереть и обратиться в соляной столб, — Отряд, мы потеряли бойца!

— Потеряли? Значит надо найти! — Валик оторвался от своих ботинок и теперь слепил фонарем обоих товарищей по команде.

— Значиться так: все идем назад, и по дороге вспоминаем, кто, где и когда последний раз видел Светку.

— Я вот ее уже давно нигде не вижу, — Серега плавно съезжал на обочину, - давайте я вас где-то здесь подожду: эээ смысле поищу ее где-то здесь, а?

— Вспомнишь ты это Серега после финиша, и тебе потом будет стыдно, — Михась беспощадно клеймил отступников.

Но Серега имел в виду то светлое время, которое будет после финиша. Он уже копошился в траве у дороги, видимо, и правда разыскивая Свету среди кустов папоротника.

...чайный аромат разносился по комнате. Чашка из тонкого фарфора с изображением журавля стоящего им посреди ночного болота на одной ноге обжигала пальцы. Перебирая чашку из одной руки в другую Света подскочила к комоду и поставила на него горячую чашку. За окном бушевало лето, солнечные зайчики отражаясь от морской воды играли на потолке в догонялки. Мимо проплыла большая бела акула хищно водя хвостом из стороны в сторону. Света подумала, что неплохо бы закрыть форточку, чтобы акула, чего доброго не вплыла в комнату. С внутренней стороны закрыть ее никак не получалось, поэтому пришлось выйти наружу. Стремительное течение сразу обдало Свету холодом. Здесь, в воде, гораздо холоднее, чем казалось в комнате.

Рука потянувшаяся было к форточке, запуталась в водорослях. Света попыталась отдернуть руку, но этим только затянула живой узел еще крепче. Света дернулась еще раз, однако хищные растения, почуяв, что жертва пытается вырваться, потянули к ней новые щупальца, обхватывая за плечи. „Жалко чай стынет“ — с горечью подумала Света.

— Светка! Светка!?

Голос раздался откуда то сверху, но шея стала ватной, и он не смогл поднять голову.

— Светка! Вставай, Свет, труба зовет!

Водоросли скрутили плечи и теперь дергали ее из стороны в сторону. С большим усилием она смогла поднять голову, и сквозь толщу воды увидела знакомое лицо, через несколько секунд до нее дошло, что это лицо Михася. Растения, схватившие ее, сейчас превратились в чьи-то руки, которые и усиленно ee тормошили.

Света окончательно открыла глаза.

— Светик молодец!, — голос Михася теперь доминировал в сознании Светы, — Теперь подымаемся, встаем на ноги. Сколько пальцев видишь?

Михась помахал перед носом обеими руками.

— Все, я здесь! Уже в строю, — Света вытянулась по стойке смирно, затем сладко и заразительно потянулась, — Меня долго не было?

— Хех, спрашиваешь... мы так за тебя волновались! Валик, глянь, боец снова готов воевать! Главное, не сколько ты проспала, а сколько ты готова еще не спать

Произнося это, Михась ткнул пальцем в небо, - Не спрашивай, что команда может сделать для тебя, спроси что ты...

— Михась! Все, Я въехала! Идем... ааа где Серега?

Возникла короткая пауза и два фонарика ткнулись в добродушное Валькино лицо. Лицо выразило крайнее недоумение.

— А я что? Сторож ему что-ли? Идем назад, снова искать пропажу будем...

Марафон закручивался последним витком, повторяя невыученные уроки на своих предыдущих кольцах. Приходилась пересдавать на отлично.

Димка бежал без остановки уже полтора часа. На 65-м часу гонки это казалось невозможным, но все же он бежал. Потому что не мог иначе, потому что бежала вся команда, потому что нельзя, чтобы обогнали, потому что... всегда так много этих потому и каждый жаждет своего вопроса. Они витают в голове как оправдание, непроизнесенными ответами на незаданные вопросы.

Юрке казалось, что он просто летит. Несется быстрее ветра, преодолевая холмы, равнины, леса. Мир проноситься мимо бешеным темпом. Бешеным темпом собственных мыслей. Потому что 9-10 километров в час врядли можно было назвать той умопомрачительной скоростью, которую рисовала сейчас Юркина фантазия.

Спина Димки бегущего впереди закрывала собой пол мира, и Юра цеплялся за нее своим сознанием, чтобы не видеть дороги, расстояний, целей. Всегда мысля рационально, сейчас Юра отвлекал свое сознательное от происходящего вокруг. Путал его лабиринтами ожиданий, подменяя действительность на воображаемое. Ладонями, закрывая глаза сознанию и заботливо ведя его по дороге, будто поводырь слепого. И Юра летел, придумывая небесные просторы. Парил где-то высоко в небе над грешной землей, ныряя в мягкий пух белых облаков. Он летел, потому что не имел права упасть. Только не сейчас.

Потом. Потом можно.

Путь разворачивался перед Мишей объемной картой, начертанной, будто на камне. Миша держал его на ладони и с интересом наблюдал на нем маленького себя, Димку, Юру и Машу, бегущих по шероховатой поверхности камня.

Бережно, с ювелирной точностью Миша стачивал неровные каменные углы, ровняя поверхность, создавая дорогу идеально ровной. С маниакальной настойчивостью Миша огранял камень, который постоянно был в чем-то несовершенен для него. Потому этой работе не будет предела. Предел есть только у него самого, но Миша не хотел его видеть, осознавать, что он уже давно перешел этот предел и теперь очутился за гранью. Миша вытачивал дорогу на поверхности карты-камня, для четырех маленьких человечком движущихся к краю обрыва, до которого было лишь каких то восемь километров.

Закрыты двери на засов, забиты окна в нашем доме. Засну, затихну на изломе — сейчас и завтра, в царстве снов. Но будет сердце волновать, лучи крадущиеся в окна, от солнца звезд и серебра луны, в дремучей чащи шепот Сатаны развеет сны, и бесы выйдут на тропу войны, чтобы сразиться с нами, с небом, с тишиной зимы. Копытом сотрясая твердь земную, рогами протыкая небосвод, отчаянно и безнадежно торжествуя победу над собой... и только.

Поднимется желание из глубины поЖить на всю! Восстав, разбив все окна в доме, ломая двери, потрясся собой основы, сломав тяжелые засовы пустить вперед себя - свою мечту, бежать по тонкому мосту. Над пропастью, над миром, над землею. Над нами: над тобой и надо мной. Спешить успеть перед бедою, пред бездной горечи и боли, перед усталостью седою, развеяв мысль: не поздно ли?

А там, в конце... там будет осень, тепло надежд, и запах сосен, ночами звезд колючих россыпь и сладкий сон, и на губах... прощальное прости, но здесь, сейчас...

Мы не в конце — а где-то возле, до цели — километров восемь, остановиться бы мне только, ни где-то До, а только После.

Послесловие у костра

20.12.08 V