«Вы, наверное, помните кадры кинохроники, где колонна немцев, взятых в плен под Сталинградом, змейкой уходит за горизонт. А я видел это своими глазами — меня и еще двух сослуживцев везли на «полуторке» мимо такой колонны», — рассказал мне Ананий ШЕВЧУК. Ананий Иосифович — ветеран Великой Отечественной войны, участник Сталинградской битвы, человек, которому довелось отпраздновать не один, а два Дня Победы: над гитлеровской Германией и милитаристской Японией.
О войне с японцами мы тоже побеседовали. Но наш разговор начался с 22 июня 1941 г.
— Ананий Иосифович, чем вам запомнился тот день?
— Я тогда жил в Виннице. Был курсантом аэроклуба. Ничего особенного вокруг не происходило. Утром 22-го мы вместе с другом Витей Баранчуком пошли на Буг купаться, а когда вернулись, то узнали, что началась война. Вот так все было буднично. Какого-то потрясения мы, честно говоря, не испытали. Хотя было тревожно.
— Как поменялась жизнь в Виннице с началом войны?
— Это произошло немного позже, когда немцы стали подходить ближе к городу (оккупанты заняли Винницу 19 июля 1941 г. — Авт.). Что стало твориться! Местные жители превратились в мародеров. Грабили магазины. Буквально штурмовали их. Разграбили спиртзавод — открыли цистерны, и все ручьем полилось в Буг. Некоторые стояли с посудой, другие вообще лежали на берегу. Милиции я почти не видел. Один раз наблюдал, как грабили магазин рядом с аэроклубом. Там милиционеры пытались толкаться, но толпа так напирала, что они были бессильны.
— А вы в эти дни чем занимались?
— Продолжали летать, хотя самолетов у нас осталось только три.
«Война совсем не фейерверк...»
— Расскажите, пожалуйста, немного о родителях, о своем детстве и о том, как попали в аэроклуб.
— Я родом из села Шендеровка, сейчас это Липовецкий район Винницкой области. Отец Иосиф Данилович и мать Мария Лаврентьевна — колхозники. В семье, кроме меня, были сестра Лида и трое братьев — Олимпий (его, как и меня, назвали с претензией на оригинальность), Владимир и Григорий. Их всех уже нет в живых. Я родился 30 декабря 1924 г. Родители зарегистрировали меня уже 16 января следующего года. Но моя метрика (свидетельство о рождении. — Авт.) потерялась. В школу пошел в 5 лет. А когда закончил семилетку, то из-за возраста никуда не мог поступить, пришлось добавить себе еще 2 года — так что официально я родился в 1923 г. Благодаря этому оказался в Винницком торговом техникуме. Но в 1940 г., когда был на втором курсе, ввели плату за обучение. У родителей денег не было, и я пошел вместе с Витей Баранчуком работать на Винницкую кондитерскую фабрику цеховым грузчиком. Потом мы отправились в местный аэроклуб.
— Почему вы сделали такой выбор?
— В то время все мальчишки мечтали стать Чкаловыми. И мы не были исключением. Набор этот был специальный, полувоенный — нас кормили в аэроклубе, выдали нам комбинезоны и летные шлемы, мы находились на полуказарменном положении. Но я и Витя продолжали работать.
— На каких самолетах летали?
— На легендарном «кукурузнике» У-2 (потом его переименовали в По-2). Хороший самолет, может сам приземлиться, если ему не мешать. Зимой были теоретические занятия в аэроклубе. Потом начали летать — сначала с инструктором, а в конце апреля или начале мая 1941 г. состоялся мой первый самостоятельный полет. Был он не очень удачным — инструкторы остались мной недовольны. Однако для меня этот полет незабываемый. К июлю у меня уже был 41 час налета (из них половина самостоятельно).
— Ананий Иосифович, вы ждали войны или нет, думали ли вообще об этом?
— Мы буквально кожей чувствовали, что вот-вот начнется война. При этом патриотизм захлестывал нас. Мы были уверены, что Красная армия быстро разгромит врага. Но нас ждало жестокое разочарование — на второй или третий день войны довелось наблюдать бой между нашим истребителем И-153 «Чайка» и немецким «Юнкерсом». «Чайка» оказалась тихоходной, слабовооруженной и была сбита, хотя нам рассказывали, что это очень хороший и маневренный истребитель.
Еще сильнее было разочарование, когда через несколько дней пошли купаться на Буг и встретили странного солдата — он был без ремня, нес шинель в руке, имел грязный и замученный вид. Он рассказал, что немцы нас бьют, все бегут, везде бардак. Мы утешали себя тем, что это, наверное, дезертир, но его слова были для нас как ушат ледяной воды.
— Что происходило в аэроклубе, когда немцы стали подходить к Виннице?
— Куда-то пропало начальство, около недели у нас вообще было безвластие. Потом старшина Носков, который уже отслужил в армии и был для нас большим авторитетом, построил всех и отвел в военкомат. Мы остались в строю, а старшина пошел докладывать. Вернулся с военкомом, тот сказал, что в пехоту нас отправлять нельзя, потому что мы почти летчики, и сообщил, что посоветовался с обкомом партии и решено нас отправить дальше, в Черкассы. И мы пошли.
— Пешком?
— Да. Спали где попало — в школах, сараях. Кормили нас сердобольные женщины в селах. «Куда ж вы, родненькие...» — причитали они, провожая нас. Но ни паники, ни страха мы не испытывали. В черкасском военкомате нас разделили: тех, кто уже летал самостоятельно, отправили дальше, а остальных — в пехоту. Пришлось расстаться с другом Витей: его направили под Кременчуг, где в боях он потерял ногу.
Потом были Лубны, Гребенка, Пирятин, правда, добирались мы до них уже по железной дороге. Где-то к осени оказались в Ворошиловграде, нынешнем Луганске.
— Вы, наверное, даже с родными не успели попрощаться...
— Совершенно верно. Когда проходили недалеко от Шендеровки, так хотелось оказаться там, однако я сдержался, хотя по дороге некоторые ребята убежали домой. Но где-то 50 человек из 70 до Черкасс дошли.
— Как ваша семья пережила оккупацию?
— Как все. Я списался с родными уже в 44-м. Все были живы, кроме сестры Лиды. Во время боев за освобождение Виннитчины немцы страшно бомбили село. Она, видимо, испугалась и с сыном, которому всего недели 2—3 было, выбежала во двор. Одним осколком их обоих и убило. Отца после освобождения сразу мобилизовали, ему уже под 50 было. Он в хозяйственном подразделении при лошадях служил. Был на Сандомирском плацдарме.
— Давайте вернемся к Ворошиловграду...
— Прибыли мы в местный аэроклуб. Там тоже самолетов было мало, и нам сказали, что нужно ждать, пока закончат занятия ребята из Одессы. Поэтому мы решили отправиться в какой-нибудь колхоз. Председатель нам очень обрадовался — рабочих рук не хватало катастрофически. Стали работать и ждать, когда нас вызовут. Но не дождались. Тогда пошли в Ровеньковский райвоенкомат, где нам предложили стать курсантами Харьковского военного авиационно-технического училища. Мы согласились.
Прощание с авиацией
— Не тяжело было без пяти минут летчикам становиться авиатехниками?
— Да, мы испытывали некоторое огорчение, но как-то стерпели.
— Вы в Харькове недолго были, ведь в октябре его уже заняли гитлеровцы?
— Как-то нас подняли по тревоге и вывели на площадь Дзержинского (теперь Свободы, возможно, это самая большая площадь в Европе. — Авт.). Оказалось, что немцы сбросили десант. Но с парашютистами справились без нас. Правда, пришлось заночевать прямо на площади — подушкой мне служил тротуар. Буквально на следующий день погрузили нас в теплушки и повезли неизвестно куда. Недели через две оказались мы в городе Сталинабаде (Душанбе).
— Училище оказалось далеко от фронта. У вас не было желания сбежать в действующую армию?
— Пожалуй, нет. Мы подспудно понимали, что еще ничего не умеем и на фронте от нас толку будет мало. Тем более что выпуск должен был состояться всего через 3 месяца. Поэтому наша 7-я рота изучала устройство и обслуживание МиГ-1, совершенно нового самолета. Обучение шло интенсивно, но когда оно подходило к концу, его срок вдруг увеличили и нам ввели общеобразовательные предметы, в том числе математику. Позднее выяснилось, что дело было в нехватке самолетов — промышленность еще не набрала обороты после отступления и эвакуации.
В апреле 1942 г. нас подняли по тревоге и отправили на вокзал. Первая мысль была, что везут на фронт. Но мы оказались в Алма-Ате в Рязанском артиллерийском училище.
— Как вы пережили перевод в артиллерию?
— Поначалу ходили еще с голубыми летными петлицами, потом нас заставили их спороть и надеть черные артиллерийские, что мы делали чуть не плача. Тогда мы в знак протеста вместо самоподготовки сидели и делали себе татуировки в виде крылышек. Но когда вникли в сущность артиллерийской стрельбы, то стало очень интересно. Ведь попасть в цель с закрытой позиции — целая наука.
Однако и это училище мы не закончили — в мае 1942 г. наступление Красной армии на Барвенковском плацдарме под Харьковом завершилось катастрофой. Наши войска были окружены, немцы прорвали фронт и устремились на Сталинград и Кавказ. Тогда Сталин приказал всех курсантов отправить на фронт, но с условием — при стабилизации обстановки вернуть их обратно в училища. Со мной так впоследствии и произошло.
