ЮЖНЫЙ ПАРК

Цветастая тряпка вокруг бедер, на шее железные цепи, в волосах перо марабу, в руках автомат Калашникова. Нет, это не кадр из старого фильма о приключениях безумного Макса — добро пожаловать на юг Эфиопии.

Культурный обмен

В Эфиопию нас с друзьями занесло под Новый год. Нам казалось, раз это где-то рядом с Египтом — значит, должно быть тепло и весело. Реальность превзошла мои ожидания, и значительно: на родине предков Пушкина стояла невыносимая жара. Ну, а что до веселья, то оно началось непосредственно в аэропорту: какие-то люди с автоматами с четверть часа добивались от нашей порядком струхнувшей компании неизвестно чего. В конце концов оказалось, что они всего лишь хотели предложить нам услуги «своего» водителя, чтобы добраться до отеля. Облегченно вздохнув, мы подума ли и воспользовались их услугами. Как ни странно, все обошлось — и спустя час с небольшим, вдоволь наслушавшись энергичного рэпа на амхарском, мы уже входили в свои номера. Эфиопский отель поразил нас
простотой и непредвзятостью: в некоторых номерах была только холодная вода, в других ее вообще не было, подозрительного вида насекомые торжественно маршировали по полу, впечатлений добавляла растянутая над кроватью грязная москитная сетка. Впрочем, скоротать ночь можно где угодно, а наутро мы уже отправлялись туда, ради чего, собственно, приехали, — на юг Эфиопии.

«Привет! Я очень крутой гангстер! Дай мне немного денег на развитие культуры», — встречает меня парень рэперского вида на выходе из гостиницы. Не в силах отказать, я даю два быра — это около 10 центов. Через секунду на меня налетает толпа девушек-нищенок с привязанными к спине детьми. Объясниться по-английски они не могут, поэтому просто тычут меня детьми в грудь, гладят плечи и протягивают ладошки. От суматохи, запаха, солнца и мух я почти теряю сознание. Меня заталкивают в джип. «А-А-Аддис-Абеба!», поют мои спутники, прихлебывая ром местного разлива за 55 быров.

Законы движения

Мы едем по грунтовой дороге с максимально возможной скоростью 50 км/ч. В машине нет кондиционера, окна открыты. Дорожная пыль перемешивается с потом и создает шершавую рыжую пленку на теле. Каждые полчаса пыль приходится выковыривать из носа и глаз. Наш проводник постоянно жует кат, листья местного растения с наркотическим действием. Кат в Эфиопии жуют все мужчины — после обеда вместо кофе и до самой ночи, чтоб сохранять бодрость духа. За окном мелькают однообразные населенные пункты. Содо, Турми, Джинка, Кей-Афер... Ночуем мы в палатках под открытым небом или местных гостиницах, в которых нет либо воды, либо света. Городские администрации выделяют по одному электрогенератору на деревню, который в целях экономии работает с 6 до 10 вечера. Потом электричества нет. Новый год мы встречаем в русле пересохшей реки среди манговых деревьев с неспелыми плодами. Разбиваем палатки, раскладываем привезенные из России шпроты с шампанским вокруг костра. В гости приходят местные ребята из племени хамер с молодой козочкой — новогодним подарком. Хамеры высокие и худые. Женщины носят юбки из коровьей шкуры и мажут волосы коричневой глиной, смешанной с животным жиром. На солнце жир плавится и капает в рот привязанным за спинами женщин младенцев. Нас приглашают в деревню на праздник по поводу помолвки юноши из богатой семьи. В качестве инициации новоявленный жених должен пройти особый обряд. Чтобы доказать свою «мужественность», парню нужно несколько раз самостоятельно запрыгнуть и пробежать по спинам десяти коров, выстроенных в ряд. Пока он прыгает на потеху всей деревне, поодаль происходит вторая часть обряда. Мужчины из рода невесты (братья, дядья и племянники), вооружившись гибкими прутьями, хлещут женщин из рода жениха (сестер, теток и племяшек) по спинам. Хлещут не в шутку. Через две минуты уже видно мясо. Женщины не плачут, а только подзадоривают их ругательствами и неприличными жестами, чтобы доказать, что жених из сильной мужественной семьи. Кого-то из наших тошнит, кто-то пытается упасть в обморок. Слишком впечатлительных отпаивают тхалой — местным пивом, по вкусу и виду напоминающим болотную жижу.

По обочинам дороги — огромные термитники высотой в четыре человеческих роста. По дорогам бредут костлявые коровы и козы под присмотром костлявых ребятишек. При виде джипа с белыми людьми ребятишки забывают про скот и опрометью бегут за машиной, выпрашивая деньги, ручки, конфеты и пустые пластиковые бутылки, которые здесь очень ценятся. В каждом племени нас обдирают как липку — мы платим за то, что едем по их земле, за то, что пришли в гости, за то, что фотографируем их. Сфотографировать местного стоит 2 быра. Если в кадре несколько человек, заплатить нужно каждому. Особо дотошные считают количество нажатий на спуск и требуют плату за каждый снимок. «Белый должен» — это закон, который здесь соблюдают все, а умение развести белого — свидетельство ловкости и потому достойно уважения соплеменников. Разводят на деньги, услуги, вещи, еду. Цены для нас в десять раз выше, чем для местных. У нас клянчат и требуют пожертвовать хоть что-нибудь. Выпрашивают одежду, обувь, сигареты, зажигалки, украшения, игрушки — что угодно. Самые сердобольные отдают последнее и остаются в одном комплекте одежды, даже без носков.

Школа жизни

Наша цель — земли племени мурей. Об агрессивности этих людей среди «цивилизованных» эфиопов ходят легенды. Рассказывают, если мужчина мурси узнает, что его жена беременна, он срочно начинает прикидывать, кого бы убить, чтобы забрать у убитого Калашников и подарить новорожденному. Априори считается, что новорожденный будет мальчиком. А мурси без «калаша» — уже не мужик. Если же родится девочка — никто особо не расстроится. Автомат приберегут до лучшего случая или на продажу, а за девочку при замужестве жених даст минимум 55 коров выкупа. Своим женщинам после замужества мурси прокалывают нижнюю губу, растягивают ее до невероятных размеров и вставляют в нее самодельную глиняную тарелочку, которая называется дайби. Чем больше отворот в губе — тем прелестнее считается красотка. Пошла эта мода еще со времен колонизации, когда мурси придумали вставлять своим женам в нижние губы деревянные палочки, каждую неделю увеличивая их диаметр. Через полгода губы женщин отвисали до середины груди. Колонизаторы считали таких женщин отвратительными и в рабство не забирали. Мужчинам с той же целью загоняли в уши деревянные кольца. Со временем эти практичные отвислости стали эталоном мурси-красоты.  «С мурси лучше не связываться! Они дикие и пьют после обеда, а потом начинают стрелять из kalashnikov, — увещевал нас накануне проводник. — По крайней мере постарайтесь приехать к ним до обеда». Джип по дороге ломается, и в племя мурси мы прибываем слишком уж «после обеда».

Теперь пьяный мурси с «калашом» ходит за мной по всей деревне, требуя сфотографировать его, а потом заплатить. Он противно ноет: «One photo — two birr! Hallo! One photo!» Деньги у меня давно кончились. Я устало плюхаюсь под баобаб. «Быра-нинья, ноу, нихт, нема!» — говорю я и делаю скорбную физиономию. Он обиженно поджимает губы и скидывает автомат с плеча. «****!» — думаю я, зажмуриваясь. Мурси вздыхает и садится рядом. «Ну и как вам здесь? — внезапно говорит он на приличном английском. — Как наша страна? Что привело вас в Эфиопию?» Я изумленно поднимаю глаза: «Где вы учили английский? И какого черта дикаря передо мной изображаете?» «Глупые вы, белые! — говорит он мне. — Мы все учились в школе. У нас там лучшие преподаватели, ООН прислала. Опять же естественные науки, математика на должном уровне... Вот вы претесь сюда на дикарей посмотреть. А нам пиво нужно покупать и kalashnikov. Так что вы сами придумали правила игры. Пойдем, лучше я тебе народный музыкальный инструмент продам со скидкой. Отличный инструмент! Отлично звучит!»

В Москву я возвращаюсь с полутораметровой бандурой: панцирем гигантской черепахи, обтянутым коровьей шкурой. Через два дня оказывается, что в бандуре живут термиты. И она больше не звучит. Я покорно выставляю ее на балкон. Не знаю, как математику, а хитрости мелкого бизнеса мурси, похоже, изучили в совершенстве.

/ Журнал Аэрофлот

 Вернуться к списку статей