Выступление на совместном Круглом столе клуба «Товарищ», Русского общественного движения и Лиги консервативной журналистики.
Я не буду в очередной раз повторять уже навязшее в зубах предлагаемое определение национализма как приверженности к собственной стране и своему народу, превышающей приверженность к другим странам и народам. Попробую дать столь же краткое определение консерватизма.
На мой взгляд, консерватизм характеризуется в первую очередь бережным отношением к исторически сложившемуся укладу жизни своего народа, склонностью к исключительно постепенным, эволюционным изменениям и реформам и приверженностью к так называемым консервативным ценностям, то есть в первую очередь к ценностям семьи, народа и государства.
Так понимаемый консерватизм оказывается почти синонимом национализма.
Я, конечно, понимаю, что я веду концептуальную игру в духе той, которую вёл покойный Александр Александрович Зиновьев, который для того чтобы доказать аксиоматически, что пространство трёхмерно, закладывал такие аксиомы и определения, что оно иначе, чем трёхмерным, и не могло быть. Но при всём при этом определение национализма мы, в общем, взяли из практики реальных национальных движений и определение консерватизма тоже выводим из практики разных реальных консервативных движений, вынося за скобки… что? Естественно, разные консерватизмы имеют разные представления о том, что является укладом жизни своего народа, то есть консерватизмы различаются вопросом о том, что консервировать.
В этом смысле современный европейский и американский консерватизм и неоконсерватизм в основном всёж-таки консервируют сложившееся развитое рыночно-демократическое общество. Современные неоконсерваторы — это в европейском смысле либералы-рыночники, но при этом патриоты-государственники. Хотя, разумеется, мы всегда имели романтический консерватизм в Европе, который апеллировал к докапиталистическим временам. Однако довольно быстро стало понятно, что такое мировоззрение трудно называть консерватизмом, потому что оно по сути призывает к реставрации уже не существующего образа жизни.
Точно так же сегодня образом жизни нашего народа, то есть тем, что является базовой ценностью для консерватора, всё-таки являются сложившиеся в позднесоветские времена структуры повседневности. Из дореволюционных консервировать сегодня практически нечего, кроме легко встроившегося и ставшего массовым светским мировоззрением облегчённого православия, которое признает за свою веру, наверное, б о льшая половина нашего народа — притом, что, конечно, они не являются практикующими православными с точки зрения внутренних канонов нашей Церкви, и являются в таком смысле православными, в каком буддистами являются японцы, которые ходят в буддистские храмы для того чтобы совершать обряды совершения брака, а в основном проводов покойников. А что им говорят буддистские монахи, прямо сказать, не слушают, разделяя даже не синтоистскую, а в основном неоконфуцианскую этику.
Конечно, когда говоришь о бережном отношении к образу жизни своего народа, то возникает вопрос: относиться ли к образу жизни своего народа безоценочно, то есть принимать за безусловно достойное бережного отношения и сохранения всё, что можно наблюдать в национальной психологии народа, — или, как это более свойственно националистам, воспитывать свой народ, то есть какие-то качества воспринимать как безусловно заслуживающие оберегания как лучшие качества, на какие-то не обращать внимания, а какие-то и осторожно перевоспитывать. И здесь, конечно, опять существуют различия, потому что некоторые русские консерваторы склонны оберегать все качества нашего народа, в том числе его неимоверную покорность почти любой власти и отношение к ней с доверием и с надеждой, некоторые же считают эти качества не самыми лучшими и считают, что в нашем народе нужно потихоньку воспитывать массовое чувство собственного достоинства… Но тем не менее — ценности семьи, государства и народа всё равно остаются консервативными.
Неважно даже, исходит ли консерватор из классического консервативного представления об испорченности человеческой природы и именно поэтому призывает к очень осторожным реформам, или он просто является эволюционистом по убеждению. Но, так или иначе, так понятый консерватизм, мне кажется, является естественной составляющей любого национализма. И в этом смысле русский национализм неизбежно оказывается консервативным. А это значит, что поскольку консервируются в том числе в значительной мере советские ценности, то консерватизм оказывается во многом социально ориентированным, потому что советские ценности во многом близки к социал-демократическим ценностям в их скандинавском понимании, то есть к ценностям социальной справедливости, высокого уровня и качества жизни, по мере возможности минимизации социально-экономического неравенства.
Другое дело, что всё это накладывается на национальный характер нашего народа, который является в общем-то, как мы понимаем, гипериндивидуалистическим и таким являлся всегда. В дореволюционные времена он был умеряем фискальной передельной общиной. В советские времена он был также умеряем, как замечательно описал Зиновьев, трудовым коллективом. Сегодня, когда все преграды разрушены, джинн вырвался на свободу, все коврики сдёрнуты и по стране идёт бульдожья свадьба.
И в этом смысле я думаю, что как раз консерваторы должны проповедовать тот самый коллективизм, который некоторые наивные патриоты считают нашей национальной чертой и который нашему народу действительно очень полезен в связи с его отсутствием в русском национальном характере.
Когда я говорю о советских ценностях, я говорю о тех ценностях, которые реально разделяли люди, а не о тех, которые они лицемерно имитировали, для того чтобы конформистски выжить в социальной среде. Реальные ценности позднесоветского времени, которые большинство из нас застали, и я об этом уже довольно много говорил, это потребительские ценности, и очень интересные, исключительно передовые для Третьего мира и очень аскетические для мира Первого. То есть это и пресловутые «квартира, машина, дача», и такие прогрессивные, как «интересная работа, хорошие отношения в трудовом коллективе» и, как я обычно не без сарказма добавляю, «недалеко от дома». Важно то, что это реальные ценности. В этом смысле при всей моей неприязни к советской власти с её попыткой придавить всякую творческую инициативу, с её начальниками-хамами, реально б о льшая часть народа жила именно в рамках этих ценностей. Добавим к ним традиционные русские ценности семьи и дружбы. И под вопросом останется только государство, потому что для того чтобы быть патриотом государства, это государство должно быть государством твоего народа, а не оккупационной власти.
А всё, что мы наблюдаем с 1992 года, — как бы плохо я ни относился к советской власти, -под определение национального государства и даже государства, минимально терпимого к русскому народу, не подходит.