«Молюсь прекраcному и высшему – Предназначенью своему...»

– Рената Александровна, в одной из статей Вы пишете: «Журналистика – как перчатка по руке, и так славно быть собой – полностью, до донышка, до краешка». Вы, перепробовав 7 профессий, нашли, наконец, свою «перчатку». А каков должен быть человек, какого характера-темперамента, чтобы журналистика пришлась ему по руке?

Конечно, сангвиникам и холерикам проще работать в журналистике именно потому, что они – экстраверты по природе, а роль журналиста – это роль экстраверта. Но в нашей газете были представлены все темпераменты, именно потому она и была настолько интересной. Я проводила тестирование, и оказалось, что из творческого состава у нас трое меланхоликов. Причем один из нас – Илан Полоцк был участником самых замечательных приключений. Он (одним из первых в Союзе) организовал секцию дельтапланеризма, набрал замечательных ребят, они вместе строили машины и вместе летали. У меня самой по тесту Айзенка были самые крайние показания по шкале «признаки меланхолика». И при том, что позвонить незнакомому человеку в частной жизни для меня проблема, стоило только войти в роль журналиста, я могла раздобыть необходимую информацию легко и естественно. Это замечательная палитра – природный интраверт и социальный экстраверт. Мир так и блещет.

– Вы получаете множество читательских откликов на свои статьи. Отличаются ли читатели периода «Советской молодежи» от нынешних, что изменилось в круге волнующих их проблем? В частности, что больше всего интересовало женскую аудиторию тогда и интересует сейчас?

Изменилось главное – письма в редакцию сегодняшних газет практически не пишут, все отделы писем были расформированы в середине 90-х. Наверное, потому, что газеты стремились стать только информативными. (О желтых газетах я даже не говорю – кто же доверит свою душу папарацци?) В результате, с тех пор, как «Молодежки» не стало, приходится писать чисто информативные статьи – все духовное содержание просто вычеркивается редакторами. А раньше письма читателей были нашим зеркалом, мы сразу видели, «как слово наше отзовется». Самые искренние письма я сохранила в личном архиве. Там есть и просьбы помочь, и, наоборот, предложения своей помощи. А волновали женщин, как и теперь, практически все жизненные аспекты, от любви до политики.

– В каких изданиях Вам приходилось работать после закрытия «Советской Молодежи» – «СМ-сегодня»?

После «Молодежки» могу сказать, что не хотела бы работать в штате ни одного из них. Это две большие разницы – быть совладельцем газеты (нас было 37) или наемным работником, кем являются нынешние журналисты. Работа в ежедневной газете – это самосожжение нервов, и вообще, такие страшные перегрузки не окупаются деньгами. У нас была любовь и верность до самого конца «Молодежки». А в других местах – это что-то вроде продажной любви.

Так что положение независимого журналиста меня вполне устраивает – я сама выбираю темы, приношу статью и тут же ухожу, не вникая в отношения в этих конторах. Правда, гонорары могли бы быть побольше, но свобода многого стоит. Вот завтра поднимусь, когда захочу, со вкусом позавтракаю, повяжу, слушая любимую радиопрограмму, и, когда воздух прогреется, пойду по начинающим зеленеть бульварам и паркам, и через двадцать минут окажусь в Старой Риге, покружу по улочкам, а письмо это (с интервью – С.Д.) будет у меня в новой сумочке, а на голове у меня будет итальянская шляпка,совсем новенькая, и я зайду в суперсовременное отделение связи, письма из которого всегда доходят до адресата – и быстро. Куда мне торопиться? В симпатичных мне редакциях уже лежит запас моих статей, остается только ждать публикации и размышлять, о чем интересном мне хотелось бы написать еще.

– Вы пишете, что меланхолик может быть очень счастлив и успешен, но только в тепличных условиях. Расскажите, пожалуйста, что вы понимаете под этой теплицей.

Что такое «теплица» меланхолика? Это свой внутренний мир, который каждый нарабатывает сам. Стихи, книги, путешествия, разговоры с нестандартными людьми. Теперь я думаю, что самое верное – не открывать дверей «теплицы» ни перед кем, а делиться только цветами, выращенными там. Почему я никогда не страдала от собственных откровенных, личностных статей? Да потому, что я писала их, вкладывая душу, – и тут же оказывалась на другой, более высокой ступени, о которой критики не знали и где я была в полной безопасности. Но никакие доводы разума, даже интуиция не в состоянии «отговорить» отдать любимому абсолютно все – и все задаром. Тут и начинается трагедия – оказывается, он прекрасно обходился без такого дара и ищет только простоты. Меня поднял на ноги Менегетти – единственный более яркий человек, чем тот, которого я любила 19 лет.

– Чем отличается меланхолик от людей других темпераментов в процессе самореализации?

Он находится в опасности – никогда не узнать о своей истинной ценности и уникальности – ведь он так отличается от прочих. Сангвинику, легко строящему мосты общения с окружающим миром, даже в голову не приходит, как замечателен иной путь – на интуиции, не видимый внешне. «Верь себе» – вот такие слова всегда должен помнить меланхолик. Ему дано больше других, но на ином языке.

– В статье о Винни-Пухе Вы пишете о том, что наилучшими лидерами являются сангвиники. А может быть лидером меланхолик?

Да, меланхолик может быть лидером – и формальным, и неформальным. Только формальное лидерство требует от него гораздо больше сил, чем у холерика или сангвиника. Но в редкостном коллективе единомышленников он может опробовать все роли. Просто со временем понимаешь, что формальное лидерство пожирает время, которое можно потратить с большей радостью и пользой. А духовным лидером меланхолик часто становится даже незаметно для себя.

– Должны ли психологи, журналисты говорить об общественной ценности, силе и неповторимости меланхоликов?

Конечно, грамотные психологи просто обязаны объяснять меланхоликам их уникальность и ценность. Что же касается роли журналистов, то вряд ли можно ждать массового желания помогать меланхоликам. Потому что произошла смена поколений, и желанный для редактора газеты журналист – шустрое и юное существо, не очень задумывающееся о своей общественной роли и, к сожалению, довольно невежественное. Но посмотрим, ситуация может быть временной.

– Вы пишете в своих книгах и статьях о любви жителей Латвии к вязанию и о своем увлечении им. Можно ли использовать вязание для раскрепощения личности?

Оно и раскрепощает, и успокаивает, и тренирует структуры мозга. Это очень похоже на писательство – ты наедине со спицами и пряжей и можешь вывязать целый мир. Я заканчивала двухлетние курсы вязания, что можно посоветовать и другим – когда в совершенстве владеешь техникой, нет никаких пределов в сочинении каждой вещи. Так, я сочинила летнее пальто из буклированного льна, купила роскошную льняную шляпку с широкими полями и этим удивляю мир. Ко мне даже подходят незнакомые прохожие с благодарностью, что порадовала их взгляд. Сейчас вяжу воздушный джемперок с невероятно широкими рукавами, мохер кончается, значит, будет причина использовать фантазию во всю силу, чтобы найти какое-нибудь удивительное решение.

– Какие у Вас любимые занятия, хобби, кроме вязания?

Мое главное хобби сидит сейчас на диване и хитро косится зеленым глазом. Полтора года назад, в конце курортного сезона, я подобрала в Юрмале полосатого малыша, у которого были одни ребрышки и немного пуха. Это была первая зверушка, которую я вырастила (до того многие годы у нас жили птицы). Это такое счастье – быть Мамой-Кошкой! Он веселый и своенравный, и зовут его Буська (по-латышски – Поцелуй). И теперь мое любимое занятие – придумывать общие игры.

А есть хобби, типичное для половины города: доехать до первой остановки – Лиелупе – и шагать вдоль кромки моря через всю Юрмалу. Тут уж у кого сколко сил хватит – кто две станции пройдет, кто 6-7. На целых 30 километров протянулся этот замечательный город. Замечательные кафешки позакрывались не все, и можно еще выпить горячего шоколада с горячими рожками-креосонами. Курорт в запустении, но все равно волшебно хорош. А на закате после дождя часто можно увидеть двойную радугу, одним концом упирающуюся в песок прямо у тебя под ногами, а другим – уходящую в море. В «суровые годы застоя» у нашей редакции было даже две дачи, сперва отобрали одну, потом мошенническим путем – и другую. Она была в 15 минутах ходьбы от Дзинтарского концертного зала, и можно было отправиться на какой-нибудь чудный концерт, засунув купальник в сумочку. А после концерта искупаться в теплом вечернем море, все еще под впечатлением услышанного. Замечательные были времена!

– Фрези Грант – Бегущая по волнам – спасает всех разом, предупреждая моряков о бедствиях. В то же время она, убежав с корабля, сделала несчастными своих близких, любящего ее человека... Не лучше ли ей было бы остаться на корабле?

Тут сначала нужно поговорить о Предназначении. Окуджава прав:

Не верю року и судьбе,
Молюсь прекрасному и высшему –
Предназначенью своему,
На белый свет меня явившему.

Именно это и произошло с Фрези. Да, ее в Индии ждал жених, они были обручены. Да, на корабле она оставила отца – и навсегда. Но ей больше ничего не оставалось. «Прощайте! – сказала Фрези. – Не знаю, что делается со мной, но отступить уже не могу». Она сказала Предназначению «да». Что было бы, если б ее заперли в каюте или как-то иначе сумели удержать? Она бы резко изменилась и вряд ли бы уже смогла сделать счастливым кого-либо. Потому что мучило бы Великое Несбывшееся, вечная тоска невыбранной дороги.

– Что Вы можете посоветовать людям, стоящим на перекрестке судьбы?

Быть очень внимательными и чуткими. Потому что жизнь обязательно подскажет им, в какую сторону двигаться. И именно меланхолик, при всем богатстве своей интуиции, имеет куда больше шансов, чем сангвиник, услышать эту подсказку. Мне хочется повторить слова Менегетти: «В жизни есть путь, который считается нормальным и который все должны пройти: это замужество, дети. Но этот путь вовсе не обязателен для того, чтобы найти прелестную цель бытия. Есть люди, которые, несмотря ни на что, не совершают, к счастью, ошибок против собственной души. Они ищут то, что за границей простого счастья.»

На одной из своих книг Менегетти написал мне автограф: «Благодаря вам откроются пути для многих». Я выполнила его желание – написала книжку. И на стене моей комнаты висит картина – та, что на обложке: парусник за распахнутым окном. Название картины – «Надежда». Это и мой экслибрис. Когда-то он помог мне в состоянии полной безысходности дождаться появления Менегетти. Это тот корабль, что пришел за мной.