Помощь голодающим детям оказывалась благодаря значительному участию местного населения. Сельские комиссии по питанию распределяли пайки в соответствии со списками, составленными на общих собраниях комитетов крестьянской бедноты. В первую очередь необходимо было обеспечить продуктами беднейшие крестьянские семьи88. Иногда детей включали в списки на питание, но после проверки финансового положения родителей их вычеркивали из этих списков. В то же время комиссии делали все возможное, чтобы разнообразить скудный рацион, повысить питательную ценность пайков и охватить раздачей продуктов как можно больше голодающих детей. По этим причинам было выдано 103,5% пайков (по данным семи округов).
ЦКУЖД также предоставлял медицинскую помощь 1000 крайне истощенным детям. Хороших результатов в этой работе добилось Одесское отделение Красного Креста. ЦКУЖД также боролся с распространением скарлатины, пеллагры и прочих болезней, порожденных голодом. Сельские комиссии по питанию и представители родителей осуществляли «контроль» за деятельностью пунктов выдачи питания. Этим же часто занимались и местные представители Красного Креста и ЦКУЖД. Они выявляли нарушения (их суть не описана), и в ряде случаев виновных привлекали к суду.
ЦКУЖД не смог предложить сельским жителям достаточно простую систему учета, но большинство людей с пунктов выдачи питания трудились бесплатно. Учет на пунктах выдачи питания и в кооперативах был хаотичным, а в некоторых случаях продукты, предназначенные для детей, даже не попадали на эти пункты. ЦКУЖД практически не получал никакой информации из пяти округов.
При изучении отчета ЦКУЖД создается впечатление, что помощь голодающим во время этого кризиса оказывалась не только сверху вниз, но правительство старалось привлечь к этому делу общественность, давая людям определенную автономию в реализации этого проекта. Судя по всему, общественное участие было в определенной мере добровольным и филантропическим, что вновь подчеркивает аналогию с прежними дореволюционными программами борьбы с последствиями голода. Исключение из программ помощи детей, проживавших в менее бедных условиях, не новая или исключительно советская практика, и ниже это будет доказано.
По данным итогового отчета Урядкома, подготовленного в декабре 1929 г.,[89] правительственная комиссия расширила программу оказания помощи, и к ноябрю 1928 г. ею было охвачено 72 района из 11 округов. Комиссия планировала поставить 51 000 т продовольствия взрослым, но реально сумела обеспечить только 37 000 т из-за задержек с поставками, неумения использовать все ресурсы, а также из-за упомянутых выше трудностей с картофелем. Компенсируя непоставленную провизию, комиссия выплачивала зарплату для поддержания проектов общественных работ. Итак, общее количество выданной помощи (продуктами и деньгами) составило 4,05 млн. руб., или 98% планового показателя. Этой помощью было охвачено приблизительно 222 400 взрослых жителей ежемесячно, что составило 12% общего взрослого населения регионов, пострадавших от неурожая.
В отчете отмечается, что во многих округах сократили нормы питания для того, чтобы урезанными пайками накормить большее количество нуждающихся. Предоставляя помощь детям, местные власти также уменьшали или дополняли пайки с тем, чтобы накормить больше детей, чем предусмотрено планом. Несмотря на перебои и дефицит, дети получили 82,3% плановой помощи. Питание началось поздно: в первой группе округов только в октябре, и помощь получали тогда далеко не все. В других округах питанием начали обеспечивать в ноябре и декабре. У Урядкома не было исчерпывающих данных по количеству накормленных детей, но, судя по сведениям из 6 округов, при плане 165 000 детей власти реально кормили 172 300.
Урядком также оказывал помощь в содержании домашнего скота. Несмотря на оптимистические прогнозы, задержки в поставках фуража и отсутствие кредитов привели к ухудшению ситуации зимой 1929 г. Тогда начался падеж скота, и крестьяне принялись продавать его или забивать, чтобы получить страховое возмещение. Только в марте 1929 г. правительственная комиссия получила достаточные объемы кормов. Отчасти это объяснялось тем, что именно в этот период центральные органы власти удовлетворили неоднократные просьбы, поступавшие из Украины. Судя по данным из четырех округов, при плане поддержки 113 200 голов скота спасти удалось 124 100 голов (111% плана).
Общественные работы проводились на основе приблизительных данных, поэтому они претерпели существенные сокращения сообразно с местными условиями. В регионах средства на эти работы получали с опозданием, и часто просто не могли провести технические исследования. Поэтому осенью работы начались только в нескольких округах, и в основном заключались в посадке деревьев. В начале 1929-го, подготовительная часть работ была проведена во всех округах, но из-за поздней весны и посевной кампании общественные работы стартовали только в мае 1929 г. Сбор урожая, осенняя посевная кампания и закупки зерна вновь прервали эти работы (с июля по конец сентября). К тому времени строительный сезон уже завершился, и использовать людей, уже получивших аванс за работу, не представлялось возможным. Планы по общественным работам на осень 1929 г. в целом не были выполнены, но по некоторым категориям отмечается даже перевыполнение: 146% работ по ирригации и мелиорации земель и 179% земляных работ. Несмотря на техническое несовершенство и нехватку ресурсов, у этих общественных работ был достаточно позитивный эффект — приводились в порядок земли, строились или ремонтировались пруды и дороги, сажались деревья.
И вновь при чтении итогового отчета создается впечатление сотрудничества властей с местным населением. Несмотря на существенные препятствия, возникшие на начальном этапе оказания помощи (по большей части они были вызваны именно неурожаем), запланированные цели программы были практически достигнуты в большинстве регионов.
Заключение
Документы из архивов Урядкома подробно описывают работу отдельных ведомств, но здесь отсутствует детальное описание людей, которым оказывалась помощь. В документах их называют «голодающими» детьми и взрослыми. Упоминается по крайней мере 1000 детей в состоянии крайнего истощения, нуждающихся в медицинской помощи. Речь идет об эпидемии цинги и прочих заболеваниях, связанных с голодом. Такие лаконичные слова свидетельствуют о реальном кризисе. Это подтверждается и секретными отчетами с описанием текущей ситуации, отправленными в ЦК с мая по октябрь 1928 г. Документы говорят о том, что в 1928-м, особенно учитывая проблемы со снабжением сел и городов европейской части России и Украины (в том числе и все пострадавшие регионы), ситуация ухудшилась во второй половине года, что привело к нападениям на местных чиновников и склады с зерном, а также вызвало масштабные протесты[90]. Жаль, но в этом источнике обсуждается главная тема беспокойства — оппозиция и бунты, а меры по оказанию помощи не упоминаются. Указ Политбюро от 21 января 1929 г. о закупках зерна косвенным образом упоминает о программе оказания помощи в разделе о централизации контроля за мукомольным налогом: Украина была освобождена от этого контроля[91]. В документе нет пояснений этому, но, по словам Рыкова, члены Политбюро прекрасно знали ситуацию в Украине и, несомненно, понимали зависимость Украины от использования мукомольного налога для программ помощи.
Мое исследование голода в Украине в 1928 — 1929 гг. показывает, во-первых, что зерновой кризис стал важнейшей материальной причиной тяжелых неурожаев в регионах, особенно в Украине, причем неурожай был вызван природными катаклизмами. Действительно ли Советский Союз в 1928 — 1929 гг. испытывал абсолютный дефицит продовольствия? Ответить на этот вопрос невозможно, поскольку статистические данные по урожаям не внушают доверия. Тем не менее в 1928 — 1929 гг. в стране действительно было гораздо меньше продуктов, чем в лучшие годы нэпа (1926—1927)[92]. Никакие изменения в ценовой политике (а их отсутствие часто называют причиной зернового кризиса) не смогли бы предотвратить суровое воздействие погодных условий тех лет[93].
Агротехнические мероприятия, проведенные в качестве ответной реакции на неурожай и голод 1924 г., не сумели уберечь Украину от этой катастрофы. В сентябре 1928-го Рыков, находясь в Украине и изучая эффективность программы оказания помощи, заметил: «Вот уже более четырех лет мы боремся с засухой в Украине. Вполне очевидно, что эффективность наших затрат нельзя считать удовлетворительной»[94]. Учитывая крайне низкий уровень прибавочной стоимости в сельском хозяйстве СССР тех лет, подобный региональный природный катаклизм вполне способен был вызвать голод и катастрофические последствия для экономики всей страны. Используя причинный анализ голода, разработанный Амартией Сеном, становится понятно, что причиной голода 1928 — 1929 гг. в Украине действительно было уменьшение количества продуктов, и речь идет вовсе не о «социальном» голоде, вызванном исключительно рыночными факторами[95].
Во-вторых, правительство предприняло конкретные меры по обеспечению нескольких сотен тысяч крестьян продовольствием. Вполне очевидно, что помогая менее чем 20% всего населения регионов, пострадавших от неурожая, правительство не включило в программу помощи всех, нуждавшихся в пище. Этот факт подтверждается и усилиями чиновников на местах, старавшихся так распределить ресурсы, чтобы накормить больше людей, чем было предусмотрено планом. Задержки бюрократического характера, непредвиденные вмешательства со стороны центральных органов советской власти и, естественно, неурожай — все эти факторы препятствовали выполнению программы помощи.
Тем не менее учреждения и чиновники всех уровней действительно оперативно и организованно реагировали на ситуацию. Они достойно выполняли работу, ставили перед собой только достижимые цели и реализовывали их. Среди стоявших перед ними задач было повышение объемов сельскохозяйственного производства, но сорвано оно было не сопротивлением крестьян (в форме сокращения посевных площадей), а экстремальными погодными условиями. Более того, как уже отмечалось, осенью 1928-го и весной 1929-го крестьяне в действительности засеяли существенно больше площадей, чем ранее.
В-третьих, в вопросах поставки продовольствия в 1928 — 1929 гг. Украина вовсе не выполняла роль сырьевой колонии для России, как утверждал в свое время Волобуев. Как уже отмечалось, во время этого кризиса и голода Украина получила больше продовольствия, чем вывезла в другие республики. Несмотря на то что этот единичный пример неспособен полностью опровергнуть аргументы Волобуева, он вполне показателен. В данном случае советские власти пошли на существенные уступки Украине, отреагировав на, несомненно, природный катаклизм, и передали из России в Украину необходимые ресурсы для оказания продовольственной помощи и восстановления сельского хозяйства.
Во многих работах, посвященных советскому режиму и крестьянству, упор делается на карательном и эксплуататорском характере политики правительства и воплощении ее в жизнь чиновниками. Авторы этих работ утверждают, что подобная практика укоренилась во времена гражданской войны, пошла на убыль во времена нэпа, но затем возродилась во время зернового кризиса и стала единственным вариантом отношений между крестьянами и государством — базовым элементом советского тоталитаризма, фундаментально отличающимся от «нормального» государства[96].
Представленные в данной работе свидетельства открывают перед читателем другую грань советского режима — обеспокоенность необходимостью смягчить страдания (а вовсе не создавать их), особенно в период зернового кризиса. Это правда, что ведомства по оказанию помощи в 1928 — 1929 гг. действительно пытались ограничить размеры помощи беднейшему крестьянству, кормящим матерям и новорожденным. С одной стороны, это выглядит как жестокость, но некоторые западные организации по оказанию помощи во время голода 1921 — 1923 гг. использовали этот же принцип. Например, менониты, оказывавшие помощь в Украине, отказывались помогать тем, у кого были хоть какие-нибудь активы, к примеру лошадь[97]. Такая политика стала отражением существовавшего дефицита продуктовых запасов, который испытывали упомянутые учреждения, и подобная ситуация была характерна для страны в целом, в оба периода голода.
Сегодня правительства используют различные методики «проверок материального положения» — то, что в СССР называли «сальдо», — до того как обеспечить граждан доступом к материальной помощи и прочим социальным благам для бедных. Используемые критерии — сопоставление доходов и активов с утвержденными статистическими нормами типа «черта бедности» — очень похожи на стандарты, использованные Урядкомом в процессе принятия решения о том, имеет ли право конкретный регион на получение помощи.
Учреждения, задействованные в программе помощи в 1928 — 1929 гг., функционировали как обычные бюрократические аппараты в «нормальных» государствах и в остальных вопросах. Существовали определенные конфликты целей и интересов. Эти организации проявляли бюрократическую неповоротливость, но подобные примеры можно встретить в любой стране, в том числе и в США (как в частном, так и в государственном секторе). Несмотря на эти трудности, упомянутые учреждения объединяла общая задача оказания помощи, и им удалось реализовать существенную часть стоявших перед ними задач. Вполне очевидно, что их усилия спасли множество жизней. В этом контексте «экстраординарные меры», предпринятые режимом во время зернового кризиса, приобретают совершенно иной смысл: они приводили к дефициту продуктов в некоторых регионах для некоторых категорий крестьян, но тем не менее существенно облегчили бедственное положение действительно голодающих жителей большей части Украины (не говоря уже об остальных районах страны).
Естественно, результаты этих усилий, в том числе и экстраординарных мер, принесли благо по сравнению с тем, что могло бы случиться, если бы правительство ничего не предпринимало, просто полагаясь на рынок. В таком случае дело обстояло бы так, как это было во времена голода в Индии, когда миллионы людей погибли от голода и сопутствующих ему эпидемий. В некоторых местах, например в 1943 г. в Бенгалии, люди гибли от голода прямо перед витринами магазинов, наполненных деликатесами, которые они не могли себе позволить. А британские колониальные власти в это время утверждали, ссылаясь на классические законы политэкономии, что рынок урегулирует все проблемы без их вмешательства[98]. Как уже отмечалось, многие группы жителей Украины и прочих регионов Советского Союза во время зернового кризиса столкнулись с такой же ситуацией, когда рыночные цены на продукты вырвались из-под контроля.
Обсуждение влияния рассмотренного кризиса на решение советской власти провести коллективизацию сельского хозяйства выходит за рамки данной статьи, особенно с учетом того, что первые крупные кампании по коллективизации и раскулачиванию начались не ранее весны 1929 г. А к тому времени Урядком и его местные отделения практически завершили большую часть своей работы[99]. Голод 1928 — 1929 гг. в Украине грянул в третий раз за 7 лет по причине природных катаклизмов, и стал самым крайним проявлением более масштабного продовольственного кризиса, поразившего большую часть страны. Ценовая политика вовсе не была единственной и даже главной причиной этого кризиса. Советский Союз был очень уязвим перед природными катаклизмами, а советские лидеры трактовали эту уязвимость как отсталость сельского хозяйства по сравнению с Западом. Например, в июле 1928-го, когда украинское правительство начало предпринимать первые шаги по организации помощи жертвам голода, Петровский сравнил советское сельское хозяйство с французским:
«где фермеры составляют 45% населения, но кормят всю страну. Давайте возьмем сельское хозяйство США, обеспечивающее продовольствием все государство, и конкурирующее на всех рынках. Но наши крестьяне — 83% населения — находятся на столь низкой ступени развития, что не могут обеспечивать хлеб в достаточном количестве как для остальных 17% населения промышленных центров и городов, так и для самих себя»[100].
На конференции, посвященной организации совхозов в восточных регионах СССР, проходившей в Москве в мае 1928 г., т. е. вскоре после того как неурожай 1928-го стал вполне очевиден, украинский чиновник Грушевский, руководитель Укрсовхозтреста, одобрил этот проект, пояснив свое мнение ограниченным производственным потенциалом крестьянского сельского хозяйства. Отметив, что Украина обеспечивает около 40% всех запасов советского зерна, он упомянул о неурожае осени 1928 г. и добавил: «Достаточно только одной Украине пережить неурожай, и все мы окажемся в сложной ситуации»[101]. Голод в Украине стал для советских лидеров важной составляющей аргумента о необходимости изменений в советском сельском хозяйстве[102].
Марк Б. ТАУГЕР