[14.12.06]

Автор дня - Алексей ПОПОВ

Конституционный суд Украины на мировом фоне

Итак, все реальней выглядит перспектива обращения «оранжевых» в Конституционный суд по поводу отмены политреформы. И шансы на успех обращения, вероятно, велики. Ведь как сказал в конце минувшего октября член Высшего Совета юстиции Александр Задорожный, знающий обстановку в КС изнутри - нынешний расклад в нем составляет 12 к 6 против реформы. Правда, буквально в те же дни публиковалось и другое интервью Задорожного, где он, напротив, говорил, что «сегодня рановато говорить о раскладе сил и соответственно позиции каждого судьи Конституционного Суда в отношении политической реформы. Никто не просчитывал этой позиции. И никто не может ее предвидеть». Что значит такое противоречие, я поясню в конце статьи. А пока лишь отмечу, что о сценарий отмены политреформы через КС считают реальным не только Задорожный или заинтересованные в таком ходе событий политики, но и многие другие. Тот же факт, что Верховная Рада приняла закон, запрещающий Конституционному суду касаться уже вступивших в силу изменений Основного закона, то при желании это не станет препятствием. Достаточно сначала признать не конституционным данный закон, а затем уже взяться за политреформу.

Вопиющие достижения десятилетки

Но пока КС за политреформу не взялся, самое время вспомнить давно заштампованную цитату из классики: «А судьи кто?..». Правда, в данном случае целесообразно говорить не о конкретных членах нынешнего состава КС, а о самом суде как структуре, которая в минувшем октябре отметила десятилетний юбилей своей работы.

Чем памятны эти десять лет? По-моему, в первую очередь тем, что суд доказал, что возможности казуистики в украинских условиях не имеют границ. А как иначе оценить принятое в декабре 2003-го решение о том, что Леонид Кучма может баллотироваться на новый срок, ибо это будет на самом деле не третий срок (в чем, кажется, все были убеждены), а второй. Ни одного голоса в поддержку этого решения КС ни в Украине, ни тем более за рубежом не прозвучало.

Впрочем, Кучма в 2004-м баллотироваться не стал, из-за чего масштабных последствий этот вердикт не получил и не получит. Чего нельзя сказать о другом решении суда – отмене 12 июля 2000-го закона о ратификации Европейской хартии региональных языков или языков меньшинств. Напомню, что отменен он был исключительно по процедурным основаниям (кстати, и политреформу-то тоже, если и отменят, то скорей всего не из-за ее сути, а со ссылкой на процедурные нарушения). Суть в том, что данный закон был подписан не президентом, а спикером, тогда как конституция предполагает, что законы подписываются только главой государства. Но такая практика существовала при ратификации всех международных договоров и была закреплена в законе «О международных договорах», принятом в 1993-м. Теперь же положения того закона о порядке ратификации были признаны не конституционными. Однако, за 4 года с небольшим, прошедших от вступления в силу нынешней Конституции до данного решения КС, ратифицировалось еще 295 договоров (именно это число показал поиск по серверу Верховной Рады). В их числе – большой договор с Россией, договор о разделе Черноморского флота, много конвенций Совета Европы (в том числе об отмене смертной казни), договора о кредитах международных финансовых организаций, договоры и соглашения с десятками отдельных стран Запада и Востока. И все законы об их ратификации также публиковались за подписью спикеров. Стало быть, если подать в Конституционный суд соответствующие представления, то ратификация этих документов должна быть объявлена недействительной на том же основании, как и было с европейской Хартией. И понятно, какую бездну проблем это создаст в международных отношениях. Об этом уже писали политики и журналисты, тогда как в данном деле ни один судья КС даже не высказал особого мнения.

Правда, в случае с Хартией, можно предполагать, что суд стал жертвой не своей ангажированности, а необходимости скрупулезно соблюдать букву Конституции. Однако такие предположения заметно корректируются после знакомства с самим текстом дела, из которого ясно, что, хотя инициировали обращение в КС 54 депутата-нацдема, президент тоже приложил к нему руку. Ибо в письме в суд Кучма как раз и просил аннулировать ратификацию Хартии, называя неконституционным существующий порядок ратификации международных договоров, и ничего не говоря о том, какие последствия может повлечь правовая зацепка, позволяющая без проблем отменить иные договора на том же основании.

Что же касается дела о сроке Кучмы, то хотя в акте суда никаких писем президента нет, думается, ангажированность вполне понятна. По логике, одно это решение должно было бы побудить политиков, которые заняли высокие кабинеты в 2005-м под лозунгом борьбы со старой «бандитской властью», публично озаботиться вопросом, как гарантировать независимость Конституционного суда с тем, чтобы его решения воспринимались обществом как независимые и легитимные. Однако никакой заботы проявлено не было. И понятно почему - в силу обоснованной убежденности, что КС может принять только решение, угодное власти. Именно поэтому и большая часть парламентариев прошлого созыва упорно пыталась не избирать судей по своей квоте и не допускала принятия присяги судьями, назначенными Ющенко и съездом судей. Со стороны такое поведение, конечно, выглядело некрасивым. Хотя напомню, что именно «оранжевые» создали здесь прецедент парламентской охлократии, когда 20 января 2005 сорвали принятие присяги как назначенного президентом Валентина Коваленко, так и назначенного съездом судей Андрея Стрижака. После своей инаугурации Ющенко срочно отменил указ Кучмы о назначении Коваленко, а Стрижак смог надеть судейскую мантию только в нынешнем августе, благодаря тому, что новая Верховная Рада отменила положения закона о допустимых временных рамках между назначением и принятием присяги.

Кажется, такого беспредела вокруг судейской присяги не было ни в одной развитой стране мира. Однако, на мой взгляд куда полезней не морализировать по этому поводу и не отыскивать аналогичных прецедентов в далекой истории и дальних странах, а разобраться, чем отличаются полномочия конституционного суда Украины от аналогичных судов других стран.

Как живут без КС

Конституционные суды работают во многих государствах. Есть они и в Гватемале, на Мадагаскаре, в Центрально-Африканской республике (той самой, где президент, а затем император Бокасса людоедством увлекался) и многих других странах, которые никак не доросли до образцов демократии. А вот, например, в Великобритании, которая дала миру парламентаризм и многие другие неотъемлемые элементы демократии, такого суда не было, нет и, очевидно, не будет.

Ибо появление такого органа не совместимо с суверенитетом парламента - фундаментальным принципом британского конституционного права, утвердившимся еще на заре 18 века. Этот принцип, существующий, как и многие другие основы британского правопорядка, в виде не писаного закона, а конституционного обычая, в формулировке выдающегося английского государствоведа А. В. Дайси звучит так: «Только парламент имеет, при английском государственном устройстве, право издавать и уничтожать всевозможные законы... Всякий парламентский акт (или часть его), создающий новый закон или же отменяющий или изменяющий существующий закон, должен быть исполняем всеми судами». Основан же принцип суверенитета парламента на представлении о том, что раз власть принадлежит народу, то практически реализующие эту власть народные избранники, не могут быть ограничены в законотворчестве каким-либо другим органом.

И отсутствие конституционного суда не привело в Британии ни к конфликтам между ветвями власти, ни к ущемлению демократических свобод, напротив, эта страна многими считалась и считается эталоном реализации демократии. Великобритания действительно особенное государство, где, как известно, и писаной конституции не существует, но политическая культура издавна такова, что даже основоположники марксизма допускали, что в силу этой культуры там (и только там) пролетариат может прийти к власти без насилия.

Правда, может показаться, что британский опыт почти невозможно переносить на другую политическую почву. Однако, отсутствие конституционного суда отнюдь не является сугубо британской особенностью. Обходятся без него и многие другие развитые демократии.

Например, в Нидерландах также действует принцип суверенитета парламента. При этом конституция дает ему право без особых сложностей нарушить основной закон, когда речь идет о ратификации международного договора. Так, ее ст. 91.3. гласит: «Любое положение международного договора, вступающее в противоречие с Конституцией, подлежит одобрению большинством не менее чем в две трети голосов депутатов Генеральных штатов».

Нет конституционного суда и в Швеции. Что не мешает ни устойчивости ее демократии и социального государства, ни влиянию, которое имеет ее конституция – многие положения шведского основного закона, в частности, формулировки демократических прав и свобод граждан, заимствовали другие государства. А его ст. 17 главы 8 гласит: «Закон не может быть изменен или отменен иначе как законом». Правда, шведы допускают предварительный контроль за законопроектами со стороны Законодательного совета, куда входят члены Верховного суда и Верховного административного суда. Заключение этого совета может запрашивать правительство или парламентская комиссия. Однако, как следует из дальнейшего текста, такое заключение носит исключительно рекомендательный характер, а его получение требуется далеко не во всех случаях.

Отсутствуют конституционные суды и в других странах Северной Европы. Правда, кое-где они допускают возможность обычным судам выполнять функции, которые у нас и в ряде других стран выполняют конституционные и верховные. Например, ст. 106. Конституции Финляндии «Верховенство Основного закона» гласит: «Если при применении законодательных норм в деле, которое рассматривается судом, будет обнаружено противоречие Основному закону, суд обязан применять нормы Основного закона». Однако отмечу, что подобное положение касается лишь законов и подзаконных актов, а вот признать незаконными вступившие в силу изменения конституции финский суд никак не может.

КС с ограниченными полномочиями

Странам Западной и Южной Европы конституционные суды и аналогичные им органы присущи. Однако полномочия их там далеко неодинаковы. Так, во Франции существует Конституционный совет. Он состоит из 9 членов, назначаемых на 9 лет. Президент и председатель каждой из палат парламента назначают по 3 члена. Таким образом, парламентские назначенцы имеют там большинство. Кроме того, в состав совета пожизненно входят бывшие президенты страны. Любопытно, что при репутации Франции как страны юристов, для назначения в Конституционный совет не обязательны ни опыт юридической работы, ни юридическое образование.

Компетенция Конституционного совета разнообразна. Так, он участвует в организации общенациональных выборов и референдумов, выполняя ряд функций, какие в других странах возложены на центризибиркомы (впрочем, такие же полномочия в области выборов и у многих КС других стран). Но главная функция Конституционного совета - рассмотрение соответствия внутренних нормативных актов и международных договоров основному закону страны. Однако ст. 61 Конституции ограничивает полномочия совета в основном документами, не вступившими в силу (обычно он рассматривает законопроекты между первым и вторым чтениями, а также международные договоры накануне ратификации). Кроме того, совет не может ревизовать изменений конституции и законов, принимаемых на референдуме. Так, противился совет инициированному де Голлем плебисциту о переходе к избранию президента страны всенародным голосованием, но правовых оснований воспрепятствовать ему не было.

Если совет нашел положение какого-либо законопроекта не конституционными, это делает возможным их принятие лишь на референдуме (подразумевается, что в случае принятия будут внесены и конституционные поправки). Но если закон уже обнародован, то Конституционный совет имеет право лишь установить, не вторгается ли этот акт в сферу нормативной компетенции правительства и других ведомств. И такое установление не означает автоматической отмены данного закона, а лишь предоставляет правительству право отменить его своим декретом.

Иными словами, если бы Конституционный суд Украины имел полномочия французского Конституционного совета, то он бы мог, к примеру, помочь аннулировать закон о моратории на повышение коммунальных тарифов, сославшись на то, что ценообразование не отнесено конституцией к прерогативам парламента. Однако, он бы не мог отменить ни политреформу, ни принятый в 1999-м закон о ратификации Европейской Хартии языков.

Правда, во Франции данная хартия (как и Рамочная конвенция совета Европы по защите нацменьшинств) не ратифицированы именно из-за позиции Конституционного совета, который решил, что они противоречат положениям основного закона о неделимости страны. Такое решение кажется политизированным (хотя отмечу, что реально французские власти эти документы соблюдают в куда большей степени, нежели ратифицировавшая их Украина). Но еще большей политизацией выглядят действия совета в отношении Европейской Конституции. Так, его член, экс-президент Жискар д\' Эстен сначала возглавляет конвент, где готовится текст этой Конституции. Затем он же, как член Конституционного совета, рассматривает эту Конституцию на предмет соответствия национальной. А когда проект выносится на референдум, публично высказывает о нем позитивное мнение. Другой же член суда Симона Вайль специально берет отпуск для того, чтобы участвовать в агитационной кампании за ратификацию Евроконституции на плебисците. И это при том, что Конституционный совет Франции на референдумах выступает и в роли центризбиркома.

Но если по части политизации Конституционный Совет Франции все же представляет исключение в Западном мире, то по части ограниченности полномочий, он отнюдь не уникален. Так, Швейцарский Союзный суд выполняет функции и верховного, и конституционного. Однако ст. 191 конституции страны гласит: «Союзные законы и международное право подлежат применению Союзным Судом и другими правоприменительными властями». На практике это означает, что данный суд не может рассматривать законы на предмет соответствия конституции страны, а может лишь выяснять, не противоречат ли они международным договорам. Главные же функции этого суда как конституционного – решение споров между федеральным центром и кантонами и кантонов друг с другом. Отмечу также, что все судьи Союзного суда избираются парламентом.

Необходимость решения аналогичных споров, присущих федерации, обусловила и появление конституционного суда в Бельгии, который официально именуется Арбитражным судом. Он возник в начале 1980-х с превращением страны в федеративное государство, однако в 1988-м и 2003-м его компетенция дважды расширялась. В итоге он получил право контроля за соответствие законов 28-ми статьям конституции (в основном регламентирующим права и свободы). Правда, обратиться по поводу неконституционности того или иного закона властные структуры и рядовые граждане могут лишь в течение полугода после его официальной публикации (при этом граждане должны обосновать, что нормы закона ущемляют их личные права). По истечении этого срока вопрос о соответствии конституции любого закона может быть рассмотрен Арбитражным судом лишь по обращению обычного суда, у которого в ходе рассмотрения конкретного дела возникли подобные сомнения. И в данных обстоятельствах Арбитражный суд не может автоматически аннулировать неконституционный закон, а может лишь установить новый полугодовой срок для подачи обращений по его аннулированию.

Законодательство Бельгии предписывает, что судьи данного суда назначаются королем по представлению парламента, который выдвигает на каждую вакансию по 2 кандидатуры, поддержанных двумя третями депутатов. При этом половина судей должна быть юристами-теоретиками или практиками, а половина – парламентариями, имеющими депутатский стаж минимум 5 лет.

Самые полновластные суды

Наиболее полноправные органы конституционного контроля существуют в Австрии, Германии, Испании, Италии и Португалии. Там они называются конституционными судами. Методы их формирования различны, но на практике ведущую роль играет парламентское большинство. Так, в Германии 8 судей избирает верхняя палата парламента, еще 8 - нижняя (везде требуется большинство в две трети). В Австрии 8 судей назначает президент по предложению правительства (которое, напомню, формируется там парламентским большинством), а еще 6 - само правительство по предложению палат парламента. В Португалии 10 судей избирает парламент, а еще трое - кооптируются решением этих десяти. В Испании все 12 судей назначает король по предложению разных структур власти. По 4 предлагает каждая из палат парламента (большинством в 3/5), еще по 2 - правительство и Генеральный совет судебной власти. Правительство же там формируется парламентским большинством, да и упомянутый генсовет на 40% состоит из кандидатур, утвержденных парламентом. Ну а то, что король или президент в парламентской республики не могут отказать правительству и парламенту в утверждении предложенной кандидатуры – это азбучная истина европейской демократии. Наконец, в Италии по 5 конституционных судей назначают президент (но эти акты требует контрасигнации премьера, утверждаемого парламентским большинством), парламент (на практике учитываются пожелания фракций, как большинства, так и оппозиции в соответствии с их численностью), а также высшие судебные органы. Для принятия решений требуется кворум в 11 судей, причем обязательно присутствие хотя бы одного судьи от каждой из трех назначаемых групп.

Касаясь проблем нашего КС в упомянутом интервью, Александр Задорожный говорил о судебной революции в Италии. Он, очевидно, имел в виду операцию «Чистые руки», которая похоронила в 1990-е карьеру многих политиков страны. Однако политическая система страны тогда не изменилась, проводили эту операцию обычные суды, а не конституционный. Последний же при всей широте своих полномочий может признать неконституционным лишь закон и другой нормативный акт, но никак не изменения конституции, тем более уже вступившие в силу. Это же касается и полномочий КС в Австрии, Германии, Испании, Португалии. Основные законы этих стран, в отличие от украинского, даже не требуют обязательного рассмотрения законопроектов о конституционных поправках в конституционном суде.

Обращает внимание, что Конституция Португалии (ст. 282) дает КС возможность прекращать действие неконституционной нормы закона не с момента ее вступления в силу или соответствующего изменения конституции, а с более позднего срока - «когда того требует юридическая безопасность, соображения справедливости или исключительный общественный интерес особой важности». Иными словами, если бы Конституционный суд Португалии рассматривал дело, аналогичное украинскому Закону о ратификации европейской Хартии (1999), он бы не допустил возможность создать предпосылки для объявления незаконными сотен международных договоров и оставил бы ратификацию за подписью спикера в силе, постановив, однако, что после публикации судебного вердикта ратификационные законы подписываются президентом. Кроме того, в Португалии парламент даже имеет право одобрить закон или международный договор, признанный КС неконституционным. Для этого нужно, чтобы он был «утвержден большинством в две трети голосов депутатов, присутствующих на заседании, если их количество больше абсолютного большинства полномочных депутатов» (ст. 279.2 и 279.4 конституции страны).

В других странах, где КС имеют широкие полномочия, парламенты не располагают такими правами преодоления решений этих судов, но широта полномочий органов конституционного контроля зачастую сочетается там с требованиями квалифицированного большинства. Например, в ФРГ, где КС, пожалуй, самый авторитетный в Европе, решения сената суда по ряду вопросов требуют большинства в 6 голосов из 8. При этом в ходе производства палаты КС должны единогласно делать вывод по поводу отдельных аспектов дела.

Бросается в глаза, что все западноевропейские государства с широкими правами конституционных судов испытали на себе в 20 веке диктаторские режимы. Причем всюду, кроме Испании, диктатура выросла из парламента. Классический пример – утверждение нацизма в Германии. Поэтому желание упомянутых стран обзавестись органами конституционного контроля закономерно. Правда, не стоит думать, что будь в Германии 1930-х конституционный суд, Гитлер был бы своевременно остановлен. Думаю, напротив, такой суд создал бы основательную аргументацию необходимости нового режима. Причем, поступил бы так даже не в силу давления нацистов, а добровольно. Ведь вряд ли бы позиция членов этого суда отличалась бы от позиции массы юристов, а Союз немецких юристов поддержал НСДАП еще до ее прихода к власти.

Кстати, Австрия стала первой страной Европы, учредившей конституционный суд в современном понимании. Было это еще в 1920-м г. Но суд не помешал в 1934-м установлению диктатуры, открывшей путь к присоединению к гитлеровской Германии.

Страны Восточной Европы также имеют конституционные суды с широкими полномочиями. Это выглядит обоснованным с учетом немалого опыта авторитаризма (в отличие от западной Европы не только правого, но и левого) и слабости парламентских традиций. Отмечу, что роль парламентов в формировании этих судов в большинстве восточноевропейских стран заметно больше, чем в Украине, а возможности КС влиять на изменения конституции заметно меньшие. Впрочем, небольшой опыт современной демократии в этих странах и рамки данной статьи делают нецелесообразным подробно говорить о специфике конституционного контроля в Восточной Европе. Также невозможно подробно остановиться и на прецедентах политизированных решений в конституционных судах Запада. Их не так много, но они были – достаточно вспомнить запрет германской компартии в 1956-м.

Верховный суд США как провокатор гражданской войны

Лучше хоть немного остановиться на первой стране мира с опытом конституционного контроля, тем более что там такому опыту более 200 лет, а страна считается едва ли не образцом в разделении властей. Это Соединенные Штаты Америки. Такой контроль там осуществляет (наряду с другими функциями) Верховный суд. Правда, ни президент, ни конгрессмены, ни кто-либо другой не могу обращаться туда с целью того, что правовым языком называется «абстрактным контролем», т. е. проверкой соответствия того или иного закона конституции. Установить несоответствие суд может только при рассмотрении конкретного дела.

Так, например, в ходе рассмотрения дела «Скотт против Сэндфорда» (1857), суд признал неконституционным принятое задолго до этого федеральное законодательство, установившее границы территорий, где возможно рабовладение - так называемый «Миссурийский компромисс». По мнению суда, конституционный принцип народного суверенитета делал вопрос о рабовладении внутренним делом любой территории и штата США.

Еще более примечателен этот вердикт в определении статуса американских негров, даже давно освобожденных от рабства. «Свободный негр африканской расы, чьи предки были привезены в эту страну и проданы в качестве рабов, не является «гражданином» в том смысле, который вкладывает в это слово Конституция США… Когда конституция была принята, эти негры не рассматривались ни в одном из Штатов как члены сообщества, составлявшего штат и не входили в число его «народа или граждан». Следовательно, специальные права и привилегии, гарантированные гражданам, к ним не применяются. И не являясь «гражданами» в определении конституции, они не имеют права обращаться с исками в суды Соединенных Штатов…. Изменение в общественном мнении и чувстве в отношении к африканской расе, имевшее место с момента принятия Конституции, не может изменить формы и содержания этого документа, и он должен пониматься и применяться согласно его истинному смыслу и намерениям, существовавшим на время его написания и принятия».

Прямым последствием этого решения стал отказ в иске негру Дреду Скотту, который пытался доказать, что является не рабом своих хозяев, а свободным гражданином. А косвенным последствием – гражданская война 1861-1865гг. Для многих аболиционистов решение суда стало доказательством захвата всей реальной власти в стране рабовладельцами и необходимости перехода к вооруженной борьбе. В 1859-м группа белых сторонников освобождения негров во главе с Джоном Брауном пыталась захватить арсенал в Виргинии. Они были убиты или казнены, но считались многими северянами национальными героями. Такая атмосфера только подталкивала Юг к отделению. Дальнейшая история хорошо известна.

Эти последствия позволяют считать решение Верховного суда США по делу Дреда Скотта самым деструктивным актом в мировой истории, совершенным органом конституционного контроля. Но, думаю, деструктивность была бы еще большей, если бы этот суд обладал полномочиями Конституционного суда Украины. Так, в 1860-е годы федеральная власть инициировала поправки конституции, предполагавшие отмену рабства и юридическое равенство негров как граждан США. Если бы эти поправки по украинскому образцу были сначала поданы в Верховный суд, они были бы заблокированы – большинство судей в нем и тогда составляли те, кто поддержал вердикт по делу Скотта. Но американское законодательство не предусматривает никакого участия Верховного суда в изменении конституции. Достаточно решения конгресса и ратификации поправок соответствующим числом штатов.

Точно так же с помощью конституционной поправки США в 1913 смогли ввести федеральный подоходный налог. А в 1894 Верховный суд фактически заблокировал введение такого налога – он постановил, что сумма налога в пересчете на душу населения должна быть одинакова в каждом штате, что делало невозможным сбор налога на практике. Такое решение Верховного суда выглядело скрытой защитой богатых американцев. Однако в ту же эпоху суд не стеснялся и прямо защищать самые неприглядные проявления «дикого капитализма». Так, в 1905-м он признал неконституционным закон штата Нью-Йорк об ограничении рабочей недели для булочников, в 1908-м - федеральный закон о запрете контрактов, обязывавших работников не участвовать в профсоюзах, в 1923-м - закон округа Колумбия об установлении минимальной зарплаты. Все это мотивировалось конституционной нормой о свободе контрактов.

А в первый срок президента Рузвельта Верховный суд аннулировал ряд его инициатив по преодолению экономического кризиса. Такая позиция судей была закономерной. Американская система пожизненного назначения в Верховный суд делает этот орган более консервативным, чем другие органы власти и ограничивает их возможность влиять на состав суда. Ведь судей всего 9, назначаются они президентом с согласия сената, и нередко бывает, что за один президентский срок никто из судей не умирает и не уходит в отставку. И поэтому Рузвельт выступил с законодательной инициативой об увеличении числа членов Верховного суда. Но эта инициатива не была реализована, поскольку сразу после нее (историки полагают, что неслучайно) судья Оуэн Робертс стал голосовать не с противниками Рузвельта, а со сторонниками. В результате президент, обычно бывший в меньшинстве 4:5, получил устойчивое большинство 5:4. То, что почти всегда было заранее известно, как распределятся голоса, хорошо показывало политизированность суда.

Однако последствия от несправедливых решений Верховного суда США смягчаются возможностью устранить их в дальнейшем в ходе рассмотрения другого дела – ибо судьи вправе отменить старый прецедент и создать новый. Именно так и был, начиная с 1950-х, аннулирован ряд вердиктов о конституционности расовой сегрегации. В Украине же КС может пересмотреть свое решение лишь по вновь открывшимся обстоятельством

Опасная уникальность

Итак, что же отличает Конституционный суд Украины от аналогичных судов мира? Во-первых, малый объем работы - максимальное число актов принятых украинским КС в течение года составило 25, тогда как арбитражный суд Бельгии выносит в среднем 90 решений в год, а конституционный суд Германии – около 300 решений по одним только жалобам граждан на ущемление своих прав (это при том, что число конституционных судей в обеих странах меньше, чем в Украине). Второе отличие – меньшая в сравнении с развитыми демократиями степень влияния парламента на назначение судей. Впрочем, надо сказать, что в отдельных странах Восточной Европы и третьего мира права парламентов в этом вопросе не больше, чем у нас. Кроме того, украинский закон «О конституционном суде» (ст. 6) предполагает контрасигнацию указов президента о назначении судей премьером и министром юстиции. Однако если до политреформы эта норма содержалась и в тексте конституции, то теперь она из нее исчезла, хотя Венецианская комиссия и считает контрасиганцию в этой сфере желательной. И такие изменения основного закона дают президенту серьезные основания добиваться изменения соответствующих норм закона о КС.

Но все же данные отличия, по большому счету, второстепенны по сравнению с главным - КС Украины уникален на фоне других конституционных судов мира сочетанием широты полномочий (в особенности в отношении изменений Конституции) с частотой решений, которые выглядят явно неправовыми или опасными для общества (думаю, одних решений о новом сроке Кучмы и о Европейской хартии за 10 лет существования суда вполне достаточно для такого вывода).

И вот эта опасная уникальность заставляет задуматься - нужен ли Украине Конституционный суд или нужны ли ей такие полномочия этого суда? Ведь как видно из вышеизложенного, каждая страна решала вопрос о наличии и полномочии таких судов, в основном исходя из конкретного опыта своих ветвей власти, а не из абстрактного принципа разделения властей. И, полагаю, актуальность такого вопроса не изменится от того, как поведет себя КС в отношении политреформы. Кстати, вот почему слова Задорожного, которые я привел в начале статьи, не противоречивы. Да, действительно, сейчас в суде может быть 12 сторонников отмены политреформы и 6 противников, однако исход дела действительно не определен, хотя, полагаю, для себя выводы по правовым аспектам все судьи сделали давно. А не определен он потому, что решающую роль в позиции не всех судей, но, вероятно, их критической массы, будут играть не эти выводы, а их преставление о соотношении сил на вершине украинской власти. И если нынешние противники реформы сочтут, что реальная власть в большей степени у премьера, значит, подыграют ему. Но и сторонники реформы могут стать ее противниками, если найдут, что президент сильнее.

Да, необходимо, чтобы политреформа осталась в силе. Но создание «регионального большинства» в КС на самом деле - не решение проблем. Ибо суд, выполняющий заказы любой власти, отвратителен. А лицемерное решение властями проблем в свою пользу руками «независимых» судов, на мой взгляд, очень сходна с устранением властями своих оппонентов посредством «независимых» киллеров или эскадронов смерти. В обоих случаях речь идет о нужных властям деяниях, которые совершаются формально чужими руками, но реально своими людьми. Разница лишь в том, что такое убийство формально останется противозаконным актом (хотя виновников его и не найдут, да и сам акт порой можно будет расценить как самоубийство), тогда как решение суда, не подлежащее обжалованию, всегда будет формально законным - даже если обществу и будут бросаться в глаза его противоправность или абсурдность.

Поэтому полагаю, что принцип парламентского суверенитета ликвидировал бы подобное лицемерие и ограничил бы возможности власти снимать с себя ответственность, решая проблемы чужими руками. Однако я понимаю, что с традиционно низким авторитетом Верховной Рады (хотя авторитет судов согласно соцопросам никак не выше), эта идея является почти утопической. А нечеткость отдельных положений Конституции в сочетании с желанием политиков оспорить и вполне ясные вещи, увы, создает предпосылки для регулярного арбитража действий ветвей власти третьей стороной. И если таким арбитром будет не Конституционный суд, а Печерский (или другой районный), то вероятность политизированных решений не уменьшится.

Как доказывает мировой опыт, полностью избежать политизации не может ни один Конституционный суд мира. В то же время масштабы политизации не могут не уменьшиться, если его судьи будут ощущать моральную ответственность за свои дела.

В настоящее время регулятором их подобной ответственности выступает лишь собственная совесть. Этого видимо недостаточно. От общественного мнения они защищены общественным равнодушием к себе. Так, президент, правительство, Верховная Рада испытывают на себе давление гражданского общества. Пускай это давление гораздо меньше, нежели в западных демократиях, оно все равно несравненно больше того, который испытывает КС в Украине.

Между тем никакие совершенствования закона (хотя это тоже очень важно) не ликвидируют вероятность неправовых и опасных для общества решений Конституционного суда, если его деятельность не будет постоянно находиться в сфере ощутимого общественного внимания (думаю, понятно, что под этим имеются в виду исключительно дозволенные Конституцией способы выражения гражданских чувств).

Увы, политики ничего не сделали для того, чтобы пробудить это внимание. Для того, чтобы показать обществу, что широта полномочий КС в сочетании с частотой его явно политизированных решений, представляют собой явно гремучую смесь, угрожающую украинской демократии. Между тем, очень логично было бы, если бы общество поставило вопрос о моральной нелегитимности любых новых актов КС, пока тот не найдет способа отменить свои предыдущие неправовые решения - о возможности нового срока Кучмы и об отмене Закона о ратификации Европейской Хартии (1999).

При этом надо заставить и самих судей понять, куда их предшественники затянули Украину, для чего следует, в частности, поставить вопрос о неконституционности законов о ратификации каждого из 295 международных договоров, которые, как и в случае с Хартией, подписаны лишь спикером. С учетом загрузки немецкого КС подобная работа не должна быть обременительной для украинских судей, тем более что во всех случаях речь идет об одном и том же процедурном аспекте. Напомню, что для направления подобных представлений в КС достаточно лишь 45 парламентариев Украины.

---

¹Расширенный вариант статьи, впервые опубликованной в газете «2000».