АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ И ИНТЕГРАЛЬНОЕ ИСКУССТВО |
||||||
Вероника Долина: двадцать лет спустя Двадцать лет назад, осенью 1977 года я скитался по Москве, выступая с маленькими концертами перед столичным андеграундом. О, эти давние московские посиделки, с полуигрой в таинственность и свободу, с водочным надрывом и песнями заполночь! В одной из таких насквозь прокуренных квартирок устроители концертов собрали молодых московских бардов. Их добросовестный эпатаж воспринимался на "ура",но, впрочем был ожидаем и предсказуем. Вскоре гитара перешла к маленькой, худенькой, смуглой девушке, почти школьнице. "Мой сын безбожно на отца похож. почти шепотом запела она, и в комнате словно проскочила искра. "Кто это?" - спросил я хозяина квартиры. "Вероника Долина". "А женщина останется одна, ...Таких простых, искренних и неожиданно совершенных песен мы давно не слыхали. Уезжая, я уговорил хозяина отдать мне пленку, записанную в ту ночь, с песнями этого удивительного юного существа - Вероники Долиной. В Киеве друзья вполне разделили мой восторг, и когда через пару месяцев киевский клуб авторской песни организовал свой фестиваль, Вероника получила на него персональное приглашение. Это был ее первый выезд с песнями в другие города, и вообще чуть ли не первый выход на большую публику. Было когда-то такое словцо: "курировать". Оно означало нечто среднее между "выкуривать" и "кастрировать". Неудобных и неуправляемых поэтов-бардов курировал, естественно, комсомол. Это внешне. И другие органы - по своим каналам. Жесткий регламент, просмотр и "литовка" тестов - все было направлено на кастрацию опасного тогда жанра. ...После трех конкурсных песен, спетых юной дебютанткой, публика взвыла, и, бисируя, никак не соглашалась ее отпустить. Вероника снова взяла гитару: "Когда б мы жили без затей, запела она совсем свежую, месяц назад написанную песенку. На заседании жюри разгорелась нешуточная схватка. Председатель его, композитор Костин, поддержанный всеми "нашими", предложил дать Веронике Гран-при. Кураторы из комсомола, почувствовав в этой тростиночке пугающую их внутреннюю свободу, были категорически против: "- Да что это такое она пишет: "Сестра-простушка учит прясть, Вы что - поддерживаете эту пошлость и аполитичность? Снять ее с конкурса - за нарушение регламента! Или у всех вас будут крупные неприятности! Вы положите партбилеты!" Ночью у меня дома собрался небольшой совет. У нас партбилетов не было. И мы придумали план. На следующий день, на концерте лауреатов, "кураторы" еще круче прикрутили кислород. Решение жюри о том, что за нарушение условий фестиваля Вероника Долина снимается с конкурса, зал встретил свистом и топотом. Костин, объявлявший решение, тонко улыбнулся: "Мы понимаем реакцию зала как одобрение действий жюри..." Зал тоже тонко улыбнулся. Пружина была взведена. Где-то ближе к концу концерта Игорь Лучинкин, певец и актер из Одессы, получал приз за лучшую военную песню. Допевая эту песню, он отступал от микрофона, отступал в глубину сцены, и, вызванный на овации, вдруг появился с огромным букетом цветов. "Я хочу вручить эти цветы от себя и от своих друзей-бардов - Веронике Долиной!" Что тут поднялось в зале! Букет поплыл над головами к Веронике, сидевшей в 7-м ряду. Вероника встала, взяла букет, раскланялась, но буря не утихала. "На сце-ну!" - скандировал зал. Кто-то вынес ее гитару, "случайно" оказавшуюся за кулисами. "Кураторы" в своей ложе сидели зеленые. Но сделать не могли ничего. Зал обезумел. Все догадывались, что происходит. Долина вышла на сцену, отпела свои песни - тихо, спокойно, как бы не замечая ажиотажа, и всем стало ясно, что над страной взошла новая песенная звезда. У нас, конечно, были неприятности. Но это тема других воспоминаний. Песни Вероники Долиной разлетелись по Союзу с потрясающей скоростью. Без всяких "раскруток" и прочих ухищрений нынешнего шоу-бизнеса. У них было удивительное свойство: западать в душу и тревожить ее. При фантастической, еретической простоте, при мелодии в три аккорда в них была некая магическая глубина, в которую хотелось опасливо заглядывать еще и еще. "А хочешь, я выучусь шить, У нее выработалась маска хрупкой полудевочки-полуженщины, витающей в облаках, не от мира сего. Когда она выходила на сцену, тоненькая, беззащитная, словно только что оставившая за кулисами своих кукол, нянь и бабушек, и пела песни о любви, рассыпая горсти поэтических бриллиантов - залы немели. И это было больше, чем овации. "И будет трава расти, Вот это простое: "Я, может быть, брошу петь" читалось почти как предсказание - самоубийства, что ли - и звучало сильней громогласных надрывов ее менее талантливых коллег. Вероника в творчестве сразу оставила далеко позади своих сверстников, и в совсем юном возрасте заставила потесниться признанных мэтров жанра авторской песни. В поэзии так ярко начинала, пожалуй, только Ахмадулина. "Мне другую ночь не спится: И, что совершенно удивительно, ее судьба вполне совпадала с напророченной в собственных песнях. Четверо детей. Помните? - "От всех, кого любила, Всех видов и мастей..." Шли годы. Долина стала одним из самых популярных авторов в жанре бардовской песни. С началом перестройки стали появляться ее пластинки, книги стихов, затем компакт-диски. Она объездила Америку и Германию, Израиль и десятки других стран. Много раз бывала она и в Киеве, и на концертах, по старой памяти, мне доводилось представлять ее киевской публике. Но чем дальше, тем явственней было для меня несоответствие между нынешней Долиной и ее старым, неизменным образом хрупкой девчоночки. Манеры, что пленяли лет пятнадцать назад, сегодня казались вычурными и нарочитыми. Я заметил, что и публика на ее концертах сменилась. Новое поколение, не знавшее прежней Долиной, воспринимало ее скорее как некую экзотику на фоне совершенно иной музыкальной культуры. В 1995 году в разговоре с Булатом Окуджавой мы с Ириной Карпинос спросили его о Долиной. Мастер, некогда благоволивший к Веронике, отозвался о ней довольно резко. С опасениями шел я и на недавний концерт Вероники. Боялся очередного разочарования в чуде. К сожалению, разочарование имело место. Когда она пела старые свои песни - все было при ней: и прекрасные, утонченные, пронзительные стихи, и мгновенно запоминающаяся мелодия, и обаяние, и тайна. В новых ее произведениях, составивших все второе отделение концерта, не было главного: жизни. Это было нечто, обладавшее формальными признаками принадлежности к долинскому творчеству, но без обаяния, без тайны. Когда-то она писала: "Но дремлет точка болевая, Этой болевой точки не было. Осталось нечто самодостаточное. Имитация самой себя. С отсутствием былой энергетики и с никакими мелодиями. Вероника, привыкшая к безоговорочному почитанию, видимо, была своими новыми произведениями вполне довольна. Удивительно, как сильно должен внутренне измениться человек, поглощенный необходимостью постоянно выдавать песенно-поэтическую продукцию, чтобы настолько быть в разладе со своим собственным талантом. Впрочем, мне бы не хотелось совсем отвергать нынешнее творчество Долиной. Будем надеяться, что это только болезненный переход из одного периода в другой. Ведь те, кто когда-то стоял на одной с ней сцене, ее собратья по авторской песне, в подавляющем большинстве вообще повесили гитару на гвоздь, не в состоянии найти себя в новых условиях. Может, этот их уход со сцены честнее перед зрителями и самим собой, но уж слишком однозначен и безысходен. У Долиной все-таки остается надежда на новый взлет, тем более, что в России, перекормленной попсой, наблюдается возрождение интереса к жанру поэтической песни, к русскому городскому романсу, одним из ярчайших представителей которого стала Вероника Долина. (Написано в 1997 году)
ВЕРНУТЬСЯ |
|
'); } else { document.write(''); } //--> |