(с)Петр 'Roxton Семилетов
       24.04.00
       
       
                        КАК Я ПРОВЕЛ ВЫХОДНЫЕ ДНИ
                       (сочинение на вольную тему)
       
           В прошлое воскресенье был на похоронах. Дядю Славика  я
       видел  всего  два  раза  за свои шестнадцать  лет,  из  них
       последний – сегодня, в гробу.
            Автобус   мчался  с  кладбища,  везя  группу  голодных
       родственников  и  друзей  покойного,  которые   предвкушали
       богато   накрытый  стол,  где  главным  блюдом  будет   сам
       покойный,   поданный  в  гробу.  Такой   нарядный,   словно
       праздничный торт.
       Я невольно облизнулся и сглотнул слюну.
       Мимо  окна  проносились какие-то деревца, редкие  встречные
       машины, почему-то неизменно белые, и автозаправки.
       
       --Скажи,  да  –  хорошо  мы провели время  на  кладбище?  –
       говорил чей-то женский голос на сидении спереди.
       --Да,  как  мы  Тимоху  закапывали! – восхищенно  отзывался
       некий баритон.
       
           Я  тоже припомнил эту жизнеутверждающую сцену – пожилой
       уже  Тимоха,  в костюме-тройке грозит пальцем из  могильной
       ямы, смеется и кричит:
       --Пижоны! Ах вы пижоны! Ну давайте уже!
       
           Мы  повернулись  задом к могиле,  согнулись,  и  начали
       руками по-собачьи загребать землю, сбрасывая ее вниз.
       
       --Ах  вы пижоны! – веселился Тимоха. Присутствующие  падали
       от хохота, сучили ногами и бились в конвульсиях.
       --Киньте  мне  хоть  парафину пожевать!  –  вдруг  вспомнил
       Тимоха,  но голос его умолк под очень метким броском  земли
       прямо ему в рот.
       --Пивоны! – огрызнулся он, и больше я Тимохи не слышал.
       
           Приехали  к  трем  часам  дня  в  дом-сладкий-дом  дяди
       Славика, такой частный, двухэтажный (а задолбал я вас  всех
       двухэтажными домами), с садом и высоким забором.
       
       Накрыли  поляну  –  похоронный  тамада  толкнул  спич,  все
       захлопали, и начали скандировать:
       --ТРУП! ТРУП! ТРУП! ТРУП!
       
       --Внесите тело! – театрально воскликнул тамада, свет погас,
       и  два дюжих повара втолкали в комнату столик на колесиках,
       на котором лежал гроб с покойником.
       
          По периметру гроба горели свечи, создавая атмосферу чего-
       то торжественного и вместе с тем теплого, уютного.
       
       --Он был хорошим человеком! – провозгласил тамада.
       
       --Даааа! – завопили гости, стуча о стол вилками и ножами.
       
       --Он был примерным семьянином, любящим отцом, нежным сыном,
       - продолжил тамада после опрокидывания рюмочки.
       
       --Давай  скорее,  я  жрать хочу! –  заорал  раскрасневшийся
       Борька Тугоухов.
       Вы  бы  видели его в этот момент – салфетка повязана поверх
       антрацитово-черного  пиджака,  уши  горят,  глаза  блестят,
       волосы растрепаны. Дикарь, одним словом!
       
       --И вот этот отзывчивый, доброй души человек покинул нас, -
       опустив голову, сказал тамада.
       
       --На  кого  же  ты  нас покинуууууул!? –  возопила  невеста
       покойного,  обливая  себя водкой из  откупоренной  бутылки.
       Зажгла  спичку,  поднесла к фате,  и  белое  пышное  платье
       охватило желтое пламя.
       
           Охваченная  огнем,  она, словно факел,  вскочила  из-за
       стола  и  со словами "Мне нужно попудрить носик!"  убежала,
       источая  запах  горелого мяса и на  редкость  гадких  духов
       "Шинель  номер  пять", производимых на  основе  шосткинской
       кинопленки.
       
           Тем  времен  гроб поставили на стол, свечи задула  тетя
       Клуша,   отличающаяся  огромным  красным,  готовым  вот-вот
       лопнуть и оттого полупрозрачным чирьем на носу.
           Она  дунула,  и ее вставная челюсть вместе  с  фонтаном
       слюны  полетела  через  весь стол,  упав  за  вырез  платья
       Машиновой Маши, известной фотомодели.
       Вот те и декольте.
       
           Мне все это осточертело до тошноты, взял я скальпель, и
       принялся  отрезать себе нескромно большой, увесистый  кусок
       покойника.  Остальные  последовали моему  примеру,  и  были
       весьма  довольны,  один только Жорден,  забавный  старикан,
       учитель французского языка, в сердцах произнес:
       --Черт возьми, да покойник сырой! Merde!
       Впрочем,  через  секунду старик уже отправлял  себе  в  рот
       очередную порцию кишок вместе с золотыми пуговицами.
       
       --Анекдот! Анекдот! – звонко провозгласил тамада.
       --Не хотим, не надо! – отозвались все.
       --Все   равно  слушайте!  Приходят  латвийские  стрелки   к
       Зимнему...
       --Знаем, знаем! – устало орут гости.
       Тамада смущенно мямлит то ли концовку, то ли середину:
       --Этта не Фанни... Этта Керенский...
       
           Я  по  своему  обыкновению нажираюсь и  падаю  лицом  в
       тарелку с салатом.
       Когда  очнулся, виновника торжества уже съели. Черти,  хоть
       бы пару костей оставили – у меня собака!
       
           Вот  так,  собственно,  я провел  выходные.  Думаю,  на
       следующей  неделе  будем   эксгумировать  одного   дальнего
       родича, накроем поляну, будет музон, танцы... Подружку свою
       приглашу, во.
       
                                  КОНЕЦ