«Сани, сани, сани, сани, -
неотступно наступают россияне»
Виктор Соснора, «1111 год»

Пасха в том странном году была ранняя. Начало Страстной недели пришлось, по нашему счёту, на конец марта. Был странный год. От Рождества Христова минуло одна тысяча, одна сотня, один десяток и ещё один год. Четыре единицы. Символ начала. Впрочем, наши предки не считали этот год странным, ибо хронологию вели не от Рождества Христова, а от сотворения мира. Но было, было что-то в том году, что надолго определило судьбу русских земель. В Страстной понедельник того многоначального года Великий князь киевский Владимир Мономах наголову разбил на реке Сальнице не в меру расшалившихся половцев. Князь воевал на своей земле и за свою землю. Он знал её, её природу, её зимы и вёсны, леса и степи. Буйные кочевники половцы, степные наездники, вообще-то, очень не любили воевать зимой: кони в снегу вязнут, корма не добыть, в шатрах холодно и сыро. А март в двенадцатом веке на Руси был сугубо зимним месяцем, - в Европе в разгаре был малый ледниковый период (забавное выражение получилось: ледниковый период в разгаре). Такие малые ледниковые периоды случаются примерно каждые семь столетий, сменяясь ощутимыми потеплениями. Не случайно викинги, открывшие за пять веков до года из четырёх единиц Ньфаундленд, дали ему имя Винъярд – «Страна винограда». И Гренландия, ныне покрытая ледниками и глетчерами, у скандинавов называлась «Зелёной землёй». Но это было до начала малого ледникового… А когда родственнику византийских императоров Владимиру Мономаху надоели грабительские набеги соседей-половцев, он организовал поход с учётом климата и природы своей родины. Против вязнущей в мокром снегу степной конницы он выставил непоколебимую пешую дружину, которой даже не пришлось трудить ноги дальним походом: до места битвы русские доехали комфортно в санях-розвальнях. И прибыли на берега Сальницы свеженькие, готовые к бою и настроенные на победу. Победа далась легко: замученных и оголодавших половецких коней шатало ветром, и русской пехоте оставалось только подчистую вырубать не менее ослабевших всадников боевыми топорами и прямыми славянскими мечами.

Князь Владимир вернулся в Киев, как сейчас сказали бы, триумфатором. Через два года он стал первым Великим князем Всея Руси. Половецкие набеги прекратились надолго. А после двух княжений умных политиков – Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, на Руси впервые за долгое время воцарилось относительное благополучие. Страна, прочно усвоившая христианские традиции, расширялась и крепла, заводя и умножая политические и семейные связи с государствами тогдашней Европы. Для стольного Киева в те времена не было проблем с выбором вектора – Москва или Европа? Русь тогда была вполне Европой, дочь Ярослава Мудрого, Анна, стала королевой Франции, жёнами Владимира Мономаха были последовательно дочь английского и шведского королей. А Москва… Торчала какая-то маленькая крепостца по дороге на Валдай, приблудных медведей с кривых улочек москвичи гоняли дубинками и трещотками. Вокруг бродили, кроме медведей, многоразличные племена, - от финноугров до мордвы и прочих волжских булгар. Вот они-то старательно точили вектор на маленькую крепостцу. Старательно, но опасливо: Москва была под рукой Великого князя, связываться с которым и чудь и мерь опасались, помня печальный пример половцев. Русь отдыхала перед новыми потрясениями.

Вообще, российская история состоит, в основном, из потрясений и кровопролитий. Бисмарк намного позже сказал: «Не словами, а железом и кровью будет объединена Германия». Железом и кровью объединялась Русь. Креститель Руси Владимир Святой, помимо избиения языческих идолов и их наиболее непреклонных приверженцев, не забыл подчистую вырезать смолян, оставив в живых одну Рогнеду, на которой не преминул жениться. Говорят, Рогнеда ненавидела его до самой смерти. И было за что, - семь братьев и родный батюшка полегли в одном кургане под сожжённым Смоленском. Правда, ни ненависть, ни наличие у князя-христианина довольно обширного гарема не помешали ей родить сына, ставшего Ярославом Мудрым. Умерла Рогнеда тоже в рубежном году – тысячном от Рождества Христова. А Ярослав Мудрый спокойно и упрямо шёл курсом евроинтеграции и много в том преуспел. А с Владимиром Мономахом связана легенда, дожившая до сегодняшнего дня, о том, что великокняжеский головной убор, пресловутая шапка Мономаха, достался ему в дар от византийских императоров. На самом деле это не так. Шапка, доныне хранящаяся в сокровищнице московского (!) Кремля, примерно на два с половиной столетия моложе властителя, чьё имя она носит. Сейчас достоверно известно, что этот головной убор восточной работы изготовлен не ранее середины четырнадцатого века, когда кости победителя половцев давно упокоились в киевской земле. Интересно, что на месте знаменитой победы на берегу речки Сальницы стоит несколько неожиданный памятник: отель «Семь ветров». Вот это по-настоящему, по-европейски! Не часовня там, не обелиск – отель! Такое чувство, что мы живём в Швейцарии. Если верить «Новому Сатирикону», там, в Швейцарии, на местах всех великих и не очень событий и свершений сегодня красуются отели. Может, так и надо?

Был в русской истории ещё один Владимир. Не очень Мономах, но очень Ульянов. Половцев на его долю не досталось, христианство на Руси укоренилось прочно, он опоздал родиться, чтобы встретить хлебом-солью казаков-разбойников Разина под стенами родного Симбирска. Но Владимир и тут не растерялся. Нет половцев? – и не надо. Будем побеждать русских, татар, евреев, казаков (далее везде). Укоренилось христианство? – а ежели священнослужителям жилку подрезать, да кресты с храмов посшибать, а? Идея ведь. С Разиным не получилось? – поставим ему памятник в центре столицы – первому из героев революции. А Европа… Да ну её, Европу! У нас всё будет в отдельно взятой стране. Этого Владимира хватило ненадолго. Видать, и впрямь тяжела шапка Мономаха...

Яков КАЧУР