Площадь Ла-Скала. Театр Ла-Скала (Милан).

Преодолев искушения Галереи Витторио-Эмануэле II, можно попасть на площадь Ла Скала (piazza della Scala), ко дворцу Марино (palazzo Marino). Дворец этот построил в 1558 году генуэзский купец Томмазо Марино, разбогатевший на испанских госзаказах и откупе налогов. Ровно на том месте, где сейчас стоит палаццо, Томмазо повстречал венецианку Арабеллу Корнаро, в руке которой ему было вскорости отказано из-за отсутствия у него на тот момент приличного жилья. Так что пришлось Марино запустить руки в испанскую казну еще глубже и соорудить себе внушительную резиденцию. В городе уверяли, что дом, построенный на ворованные деньги, либо сгорит, либо разрушится, либо будет уведен у Марино каким-нибудь еще более хитрым вором ("Aut uret aut ruet aut alter raptor rapiet"), но все закончилось куда прозаичнее: в 1568 году недостроенное палаццо конфисковали ограбленные испанцы. Правда, прекрасная Арабелла к тому времени уже стала синьорой Марино, так что основная задача была решена. А дворец, уже успевший прославиться как лучший частный дом в городе, отошел государству. Некоторое время он прослужил казначейством, а с 1860 года стал мэрией (которой и остается до сих пор). Строительство же завершилось только в 1889 году, когда архитектор Лука Бельтрами доделал последний, четвертый, фасад (который теперь считается главным).

Тыльной стороной дворец Марино выходит на площадь Сан-Феделе (piazza San Fedele) с одноименной иезуитской церковью архитектора Пеллегрини и памятником Алессандро Мандзони, автору главной (и, собственно, единственной) итальянской эпопеи "Обрученные" ("I Promessi Sposi"), где значительная часть действия происходит как раз в Милане.

А вот главный фасад смотрит на площадь Ла Скала (piazza della Scala), перестроенную в 1858 году все тем же Бельтрами, который потом будет заниматься доделкой фасада. Именно тогда было решено, что негоже главному городскому театру Ла Скала терпеть соседство ветхих домов, мешавших подъезду публики и портивших вид. Вида, правда, особенного тоже не было: архитектор Джузеппе Пьермарини, проектировавший театр, не стал тратить силы на возведение парадного фасада, ибо в обступавших Ла Скала тесных улочках его все равно никто бы не увидел.

Посреди площади красуется памятник Леонардо да Винчи работы Пьетро Маньи, установленный в 1872 году. Леонардо окружен тут аллегориями четырех искусств: Живописи, Скульптуры, Архитектуры и Гидравлики

А слева от театра стоит палаццо Марино-алла-Скала (palazzo Marino alla Scala). Несколько лет назад это шестиэтажное здание XIX века, в котором размещался очень приличный, но ничем не примечательный отель, было за несусветные деньги куплено Николой Труссарди. Не меньшие средства были вбуханы в грандиозную реконструкцию. Первый этаж был превращен в прозрачный куб: линию огромных витрин прерывают лишь хилые простенки. Такое решение оказалось весьма выгодным для туристов: показы коллекций Trussardi во время миланских Недель моды проходят именно здесь, а значит супермоделей на подиуме могут наблюдать не только посвященные, но и зеваки, оказавшиеся в нужный момент с наружной стороны витрин. Все остальное время первый этаж занят под главный бутик Trussardi, вход в который осуществляется не непосредственно с улицы, а через лобби, где ваши благонадежность и кошелек сканирует охрана. На втором этаже - книжный магазин и весьма модный ресторан на десять столиков, работающий с утра и до закрытия без всяких перерывов, что большая редкость для не привыкшего напрягаться гастрономического Милана. Из окон ресторана открывается замечательный вид на площадь с Леонардо и дворцом проходимца Марино. На самом верху дворца Труссарди - художественная галерея и офисы. При реконструкции здание потеряло пару уровней - шесть рядов окон по фасаду не соответствуют количеству этажей внутри.

При реконструкции площади архитектором были нещадно уничтожены старинные бары вроде Caffe dei Virtuosi или "Гамбринуса", в которых нищие хористы из Ла Скала цедили дешевую кислятину и получали огонь для своих трубок. Впрочем, свернув с площади налево, на улицу Санта-Маргерита (via Santa Margherita), вы сразу же наткнетесь на вполне старинное заведение - Caffe Scala. Возникло оно как раз тогда, когда Бельтрами сносил окружающие развалюхи, - сто пятьдесят лет назад. С тех пор по вечерам здесь пьют шампанское меломаны в смокингах.

Главный оперный театр мира внешне совершенно не соответствует своей репутации: на вид он кажется каким-то очень маленьким (значительно скромнее московского Большого и даже одесского Оперного) и вообще смахивает на комод (а балкон-козырек на слоновьих ногах, который должен был защищать выходящую из карет публику от непогоды, напоминает выдвинутый из комода бельевой ящик). Зал там, правда, что надо, но технических помещений категорически не хватало. Сотрудники, много лет жаловавшиеся на недостаток места, недавно наконец добились своего: в январе 2002 года здание Ла Скала закрылось на трехлетнюю реконструкцию. На улице Верди появились заборы и леса, сценическую коробку снесли, а недавно подрядчики вернули меломанам все, включая уникальную акустику и ручные архаичные механизмы сцены.

Впрочем, творческий процесс под руководством маэстро Мути не прерывается ни на мгновение. Муниципалитет города профинансировал строительство нового оперного театра "Арчимбольди" (Teatro degli Arcimboldi), который в рекордные сроки возвели в фабричном районе Бикокка - миланском Бирюлеве, вотчине резинотехнических предприятий компании Pirelli. С 19 января 2002 года именно там коллектив Ла Скала дает оперы, балеты и симфонические концерты.

Маловпечатляющий фасад, как уже упоминалось, объясняется тем, что никакой площади в конце XVIII века здесь не было и не предусматривалось. Строить же архитектору Джузеппе Пьермарини пришлось всего за 15 месяцев: предыдущий театр "Салон Маргариты", размещавшийся прямо в Королевском дворце, сгорел дотла, и меломаны проявляли страшное нетерпение. Собственно, они-то и оплатили работы, а заодно нашли и место для строительства новой оперы: сбросились и купили участок, где некогда стояла церковь Санта-Мария-делла-Скала; шероховатый мрамор ее колонн и сейчас можно пощупать в подвальных помещениях за главной сценой театра.

Театр открылся в 1778 году оперой Сальери "Признанная Европа" ("L`Europa Riconosciuta"). В малом зале (занятом до ремонта под склад реквизита) стали давать небольшие представления, на большой сцене ставились оперы, а в партере, чтобы поразвлечь благородную публику из лож, иногда даже устраивали травлю быков. Входы в аристократические ложи и в стоячий партер, предназначенный для плебса, устроены так, чтобы зрители никоим образом не смешивались. Ложи представляли собой нечто вроде современного клуба: в них устраивали ужины, деловые встречи и любовные свидания. Отходы при этом выплескивались прямо на улицу: туалетов в театральных зданиях предусмотрено не было. Равно как и оркестровой ямы - она появилась в Ла Скала лишь в 1907 году, а до тех пор оркестр сидел практически в партере, за невысоким барьерчиком. Зато уже в XVIII веке на чердаке над зрительным залом установили резервуары с водой - на случай, если вдруг загорятся деревянные ярусы или сцена. Такая (явно австрийская) предусмотрительность позволила даже оборудовать в одной из лож бельэтажа камин. Во время неофициальных визитов в театр отсюда смотрела спектакли императрица Мария-Терезия, которой по торжественным случаям приходилось высиживать в огромной и холодной центральной ложе.

Конструкция зала с тех пор фактически не изменилась: только к имевшимся четырем ярусам добавили еще парочку. Ложи изнутри тоже выглядят почти так же, как при Габсбургах: небольшая комнатка с пятью креслами (раньше кресел было только два, а кавалеры весь вечер стояли за спинами у дам; теперь их больше, но сцену все равно видно только с трех), прихожая с зеркалом и индивидуальный гардероб напротив входа. Столики, оставшиеся с тех времен, когда премьеры отмечались шампанским прямо в театре, сегодня пустуют: продукты в зал проносить запрещается. Внизу же, в буфете, - пожалуйста. Скорее всего, и когда театр откроется после ремонта, все будет так же: платишь в кассу, подходишь к столику и обмениваешь чек на бокал Bollinger с пригоршней миндаля.

Приобретение билетов в Ла Скала - целая эпопея. Лучше всего заказывать их заранее (не позже чем за месяц) по телефону или через Интернет. Кроме того, можно воспользоваться услугами гостиничного портье (особенно в Four Seasons или Principe di Savoia) или спекулянтов, абсолютно неотличимых от своих коллег у Мариинского и Большого.
Аристократия, как и в прошлом веке, предпочитает ложи. Миланские знатные семьи из года в год покупают абонементы в одно и то же место (скажем, родители Рикардо Мути занимают 18-ю ложу первого яруса). Нувориши и богатые американцы предпочитают места в партере, в так называемой "зоне Т": все кресла на двух первых после центрального прохода рядах M и N, а также по четыре места справа и слева от прохода в рядах с F по L (если посмотреть сверху на указанные кресла, то вместе они образуют букву T).

Настоящие же любители оперы не признают ни партера, ни лож - они, несмотря на неудобства, предпочитают верхние ярусы, где акустика близка к идеальной. Именно туда направляла всю мощь своего голоса Мария Каллас, выбрав специальную точку, называемую среди знатоков "C-point" (она находится чуть ближе к левой от зрителя кулисе, то есть смещена от центра сцены в сторону рампы).

Сцена Ла Скала имеет 30 метров в глубину, и на такое же расстояние над ней подняты колосники. Так что в этом театре можно осуществлять даже очень многолюдные и сложносочиненные постановки. А за сценой все происходило (и после реконструкции будет происходить) почти так же, как и сотню лет назад. Почти все механизмы до сих пор ручные: станки поднимаются и опускаются посредством восемнадцати больших чугунных колес, синхронно приводимых в движение восемнадцатью рабочими, а декорации сменяются при помощи системы тросов и противовесов. Конечно, в театре есть компьютеры: свет (равно как и пожарная охрана) управляется с единого пульта. Однако и после капитального ремонта все, что может делаться вручную, будет делаться именно вручную - такова концепция руководства Ла Скала и профсоюза рабочих сцены.

Кстати, рабочие и артисты ходят в один и тот же служебный бар - по традиции его называют камбузом (La Cambusa). В Ла Скала вообще множество морских названий: ложа прессы, например, именуется "лодкой" - Il Barcaccio.

Множество других историй, связанных с театром и великими музыкантами, можно узнать в Музее Ла Скала, расположенном в правом флигеле театра. Там же - книжно-пластиночный магазин, кафе Biffi Scala и ресторан ToulИ, в котором принято обедать до и ужинать после спектакля. В магазин можно попасть и из фойе театра - во время антрактов или перед представлениями.

Идущим на премьерные спектакли мужчинам необходимо иметь в виду, что без темного костюма в зал могут и не пустить. Во все остальные дни правила требуют пиджака и галстука. Мужские пальто и плащи подлежат, наравне с мобильными телефонами, зонтами, шляпами и фотоаппаратами, сдаче в гардероб. Дамы могут оставить меха при себе. Правила поведения в Ла Скала оставляют за администрацией право не пускать в зал посетителей в туалетах, которые "вступают в противоречие с внутренним убранством театра" (что это значит, автору путеводителя дознаться не удалось).

Дуомо (Флоренция).

Все, что приходит на ум, когда слышишь слово "Флоренция" каким-нибудь унылым, снулым зимним днем; все, что включено в любой учебник и в любую программу-минимум из серии "Классическая Италия за неделю"; все, чем заманивают привокзальные сувенирные лавки - все находится именно здесь, на пространстве в пару квадратных километров между кафедральным собором (он же Дуомо), пьяццей Синьории и дворцом Питти.

Километры эти могут смело претендовать на звание самых затолпленных в округе, а то и во всей стране: так уж исторически сложилось. У античных флорентийцев неподалеку был форум, который по ходу дела превратился в рынок; в Средние века городская жизнь, как водится, вертелась вокруг главной церкви; в республиканские времена население собиралось на пьяцце Синьории вершить государственную политику; Медичи приспособили эту площадь под арену для торжественных церемоний (от свадебных шествий до публичных казней); французы водрузили на ней дерево свободы А сейчас здесь пасутся туристы, портретисты, бродячие артисты, торговцы зонтами, извозчики и попрошайки.
Самое древнее здание Соборной площади (piazza del Duomo) - не собор, а Баптистерий (Battistero). Он тут стоял еще в те (античные) времена, когда никакой площади и в помине не было, а была обычная рабочая окраина. Только назывался не Баптистерием, а храмом Марса (от него сохранились только фрагменты пола - под решеткой, напротив восточной двери). Христиане, оказавшись в большинстве, в IV-V веках приспособили здание под крещальню, но и статую бога войны на всякий случай выкидывать не стали, а поставили на римской дороге, у моста: там, где сейчас начинается Понте-Веккьо. Считалось, что город будет стоять до тех пор, пока Марс не рухнет. Однако в наводнение 1333 года статую смыло вместе с мостом. Флоренция же, как нетрудно догадаться, осталась на месте.

Баптистерий к этому времени перестроили, снаружи покрыли бело-зеленым мрамором (впоследствии, что бы во Флоренции ни облицовывали, за образец брался именно Баптистерий), а изнутри украсили купол мозаиками с житием Иосифа, житием Крестителя, сценами из Нового Завета и исключительно убедительным изображением Страшного суда (конец XII века). В общем, украшали, как могли. Немудрено, что Данте в изгнании из всех флорентийских строений вспоминал именно "мой прекрасный Сан-Джованни" ("il bel San Giovanni") - тот самый Сан-Джованни, где он некогда, к вящей радости последующих антиклерикальных биографов, опрокинул и разбил мраморную купель: спасал младенца, которого нечаянно уронил туда священник!

Между прочим, Сан-Джованни - Иоанн Креститель, в честь которого вполне логично назвали Баптистерий, - был по совместительству еще и покровителем Флоренции. Соответственно посвященная ему церковь считалась одной из самых главных в городе. Одно время (1059-1128) она даже заменяла кафедральный собор. Здесь не только устраивали крестины, но и хоронили особо достойных граждан. Помимо пары епископов, один из которых покоится слева от входа в древнеримском саркофаге, здесь лежат: лжепапа Иоанн XXIII (кардинал Бальдассаре Кошиа - ученый, любитель словесности и друг Козимо Старшего, монумент которому в 1423 году сделали на пару Донателло и Микелоццо), один член семейства Медичи (некий Гуччо, живший в конце XIII века и тоже получивший после смерти древнеримский саркофаг - с изображением охоты на кабана) и один член семейства Строцци (Строццо Строцци, чья плита - напротив восточной двери - украшена изображением Птолемеевой системы планет).

Кстати, о святых покровителях: помимо оставшегося с языческих времен Марса и сменившего его Иоанна Крестителя, флорентийские интересы на небесах защищал еще и святой Зиновий (San Zanobi), один из первых местных епископов. Посвященная ему колонна (1384) стоит как раз перед входом в Баптистерий - на том самом месте, где, как утверждается, посреди зимы зацвел вяз, мимо которого проносили гроб с останками усопшего праведника. Пресловутые останки теперь находятся в соборе, прямо под главным алтарем, в бронзовой урне работы Гиберти.

Впрочем, урна - это так, между делом. Главное, что Гиберти оставил после себя на этом пятачке, - бронзовые двери Баптистерия: северную (1403-1434) и восточную (1425-1452), ту самую, которую щедрый на восторженные определения Микеланджело окрестил "Райскими вратами".

Северная дверь - та, где сейчас вход. На ней скульптор изобразил, во-первых, истории из Нового Завета (от Благовещения до Вознесения), а во-вторых (в левой части рамы, пятая голова сверху), самого себя в довольно причудливом головном уборе. Не удовлетворившись достигнутым, Гиберти с типично ренессансной наглостью повторил автопортрет и на восточной двери, на сей раз - лицом к собору и в позолоченном виде (левая створка, правая часть, четвертый сверху). Впрочем, большая часть барельефов посвящена более благочестивым сюжетам из Ветхого Завета.

Точности ради следует добавить, что в Баптистерии имеется и третья дверь, самая старая, ее сделал Андреа Пизано в 1330 году.

Зачем вообще столько дверей в таком небольшом здании? А все потому, что флорентийцы XII века, в отличие от нынешних, старались не создавать толп: крещение тогда происходило только раз в году, и выходов требовалось много.

Зато Дуомо, собор Санта-Мария-дель-Фьоре (Santa Maria del Fiore), проектировался как раз с таким расчетом, чтобы в нем могло поместиться все население города (на тот момент - 90 000 человек): нечто вроде громадной крытой площади. Получилось и вправду впечатляющее сооружение: длина - 153 метра, ширина в трансепте - 90 метров. По величине - четвертая церковь в мире, после римского Святого Петра, лондонского Святого Павла и миланского Дуомо. Сами по себе эти цифры, возможно, ничего не говорят, но стоит обойти собор кругом, как сразу станет понятно, насколько он огромный.

Строилась эта махина целых шесть веков при участии как минимум шести архитекторов. В 1296 году Арнольфо ди Камбио сделал проект и приступил к возведению стен (в самом начале южной стены, под барельефом с Благовещением, можно прочесть дату: 1310 год). После его смерти пост главного архитектора перешел к Джотто, но тот не стал продолжать начатое, а затеял собственный долгострой: кампанилу (1334), мраморные барельефы которой должны были излагать всю историю человечества от сотворения мира. Затеял - и умер, доведя до конца один лишь первый ярус, так что потом Андреа Пизано и Симоне Таленти пришлось за ним доделывать до 1359 года, да еще заказывать для 16 ниш второго яруса скульптуры (сейчас там остались копии, а оригиналы укрыты от дождя и голубей в музее Опера-дель-Дуомо (Opera del Duomo)). Получилось настоящее чудо: император Карл V даже сказал, что такую драгоценность следует хранить под колпаком и доставать оттуда исключительно по большим праздникам. Правда, завершение собора от этого не приблизилось.
К 1380 году здание все же удалось подвести под купол (немного видоизменив по ходу дела первоначальный план), но тут оказалось, что отверстие слишком велико и перекрыть его никак не получается. 40 лет пришлось ждать решения проблемы. Потом появился знаменитый купол Брунеллески. В 1436 году церковь торжественно освятили, но фасад (хоть и украшенный статуями Донателло) так и стоял недоделанным, пока Франческо I Медичи не решил вообще все снять и начать сначала. Плиты с фасада, чтобы не пропадали, пустили на новый пол, а на сам фасад, пока суд да дело, вместо окончательной мраморной версии прицепили демонстрационную: расписной холст, натянутый на деревянные леса. К каждому торжественному событию декорации приходилось менять, и так продолжалось до XIX века. Точнее, до того момента, пока Флоренция неожиданно не оказалась в роли столицы Италии (1865-1871), и городские власти не постановили положить позору конец. В результате в 1887 году на Санта-Мария-дель-Фьоре появился нынешний фасад, который, несмотря на чрезвычайно пышную церемонию инаугурации, не удовлетворил решительно никого. Однако теперь ничего уже не поделаешь - остается разве что высказать претензии стоящему в углу у входа бюсту автора (звали его Эмилио де Фабрис).

Впрочем, бюст - это далеко не главное, что есть в интерьере собора. Во-первых, прямо на фасаде (с внутренней стороны) имеются довольно необычного вида часы, которые все еще работают, хотя рисовал их еще Паоло Уччелло в 1443 году, и механизм делался тогда же. Только стрелка движется "против часовой".

Во-вторых, тот же Уччелло тремя годами позже сделал на левой стене (во втором пролете) конный монумент английскому кондотьеру Джону Хоквуду (он же - в итальянизированной версии - Джованни Акуто). Кондотьер заслужил памятник тем, что воевал за Флоренцию рекордно долгое время - с 1377 по 1394 год. Но фреска прославилась не из-за него, а из-за его лошади, которую современники в пух и прах раскритиковали за ненатуральность форм и чуть было не замазали совсем. Куда больше им понравился другой конный монумент, нарисованный Андреа дель Кастаньо справа от злополучно геометричного англичанина. Наемник на сей раз итальянского происхождения (Никколо да Толентино), а главная заслуга его - та самая битва при Сан-Романо, изображением которой прославился Уччелло.

Из лиц творческих профессий в соборе представлены: по правой стене - органист Антонио Скварчалупи (бюст работы Бенедетто да Майано с эпитафией Анджело Полициано) и Данте с "Божественной комедией" в руках (фреска середины XV века в четвертом пролете). Напротив поэта, только по правой стене, - бюст философа Марсилио Фичино, главного эксперта Лоренцо Медичи по Платону, а ближе к выходу - Джотто, выкладывающий мозаику (барельеф Бенедетто да Майано, 1490), и бюст Брунеллески работы некоего Андреа Кавальканти (напротив злополучного де Фабриса).

Между прочим, как совсем недавно выяснилось, и Брунеллески, и Джотто были похоронены именно здесь, в кафедральном соборе. Только не в том здании, где стоят их бюсты, а в предыдущем, построенном еще в IV-V веках в честь некоей святой Репараты. К Флоренции эта Репарата никакого отношения не имела: ее замучили в III веке в Палестине. Но почему-то в ночь накануне решающего сражения с готами в 405 году полководцу Стилиху явилась именно она - получив после победы в награду целый собор. При желании его остатки (римская мозаика, средневековый мрамор, фрески XIV века и несколько надгробий) можно изучить, спустившись под пол Санта-Мария-Новелла.

А можно, напротив, не спускаться, а залезть на купол.

Во-первых, только так удастся разглядеть росписи - "Страшный суд" Вазари и Дзуккари (1572-1579): с земли его видно разве что в бинокль. Фрески, правда, довольно сомнительные: флорентийцам они не полюбились изначально, а в прошлом веке вообще поступило предложение их замазать. Но забавных деталей много, особенно в самом нижнем ряду, там, где грешники мучаются в по-дантовски тщательно прописанном аду. А в третьем ряду сверху, среди избранников Божиих, нарисованы заказчик - Козимо I, оба исполнителя (Дзуккари - даже с друзьями и семейством), а также папа Лев X, французский король и германский император. И еще есть Смерть, в знак конца времен переламывающая об колено косу, Время, разбивающее песочные часы, и куча прочих жутковатых подробностей. Во-вторых, любопытно посмотреть, как устроен знаменитый купол изнутри. Его грандиозные размеры особенно впечатляют после того, как проведешь пару десятков утомительнейших минут, карабкаясь по высоченным ступенькам между двумя стенками. А в-третьих, сверху открывается совершенно волшебный вид во все стороны, вполне вознаграждающий за потраченные усилия и пролитый пот.

Между прочим, помимо вида и всемирной славы, хитроумные флорентийцы умудрились извлечь из своего купола еще и чисто практическую пользу. В 1475 году астроном Паоло Тосканелли додумался приспособить его под инструмент для измерения положения Солнца. У южного окна, на высоте 90 метров, он прикрепил бронзовую пластинку с дырочкой посередине, а слева от главного алтаря, в полу капеллы Санта-Кроче (той самой, где Лоренцо Великолепный укрывался во время заговора Пацци) сделал линейку с делениями, куда отражение солнечного диска попадает ровно 2 месяца в году, с конца мая по конец июля. Этот прибор (под названием гномон) местные астрономы использовали до конца XIX века, пока пластинку не сместили несведущие реставраторы.

Больше никаких шедевров всемирного значения на площади, к счастью, нет: а то всем, кто приезжает во Флоренцию, так и пришлось бы проводить на ней целые дни, задрав головы в попытках разглядеть какую-нибудь особо неудобно расположенную достопримечательность вроде статуй Донателло на так называемой Миндальной (северной) соборной двери. Все окрестные здания отданы под благотворительные и богоугодные организации, среди которых, впрочем, тоже попадаются вполне любопытные.
На углу улицы Черретани (Via de’Cerretani), за Баптистерием, стоит Архиепископский дворец (Palazzo Arcivescovile). Нынешнее здание конца XVI века само по себе не примечательно ничем, кроме неоправданно дорогого кафе на первом этаже, пары обувных магазинов и того факта, что до 1895 года оно стояло на 8 метров ближе к Баптистерию, а потом было перенесено. Зато в Средние века, когда Флоренция была тихой провинцией, а столица Тосканы находилась в Лукке, архиепископ был главной персоной в городе, а его дворец - местом, где принимались самые важные гости решения.

Напротив кампанилы Джотто - там, где начинается улица Кальцайоли (via dei Calzaioli), - сохранилось сооружение середины XIV века: лоджия Бигалло (Loggia del Bigallo), где некогда демонстрировали публике потерявшихся и брошенных детей в надежде, что какая-нибудь сердобольная душа их подберет и приютит. Постепенно приют превратился в музей, главный интерес которого - фреска с видом Флоренции, самым ранним из известных (1342 года). Там, в частности, изображена промежуточная стадия строительства собора, когда южная стена была уже возведена, но прихожане все еще продолжали молиться в церкви Санта-Репарата.

По другую сторону улицы от лоджии, за машинами скорой помощи, - здание Мизерикордии (Confraternita della Misericordia). Изначально это было нечто среднее между монашеским орденом и Красным Крестом: Мизерикордию ("Братство милосердных") основали (по разным версиям, то ли в разгаре гвельфско-гибеллинских распрей, то ли во время мора 1326 года) для того, чтобы хоронить невостребованные трупы и заботиться о нуждающихся. В 1576 году братья получили от Франческо I Медичи (сына Козимо Великого) помещение на Соборной площади, где и сейчас (в любое время суток и абсолютно бесплатно!) работает нечто вроде поликлиники. Внутри, помимо кабинетов и белых халатов, имеется деревянное распятие XIII века, Мадонна с младенцем Бенедетто ди Майано, алтарь Андреа делла Роббиа и еще несколько менее известных, но довольно древних скульптур и фресок.

Впрочем, за скульптурой лучше все же отправляться в музей Опера-дель-Дуомо, который легко опознать по мраморному бюсту Козимо Первого над дверью. Когда Санта-Мария-дель-Фьоре только строилась, там был склад мраморных плит и инструментов. Потом устроили мастерские (Донателло, правда, выделили отдельное помещение на углу улицы Серви, там, где сейчас стоит палаццо Никколини). А по завершении работ в здание вселилась Комиссия по надзору за собором - Опера-дель-Дуомо (Opera del Duomo), а заодно - все статуи, которые должны были стоять на фасаде, но остались неиспользованными, все проекты, которые так и остались нереализованными, а также деревянная модель купола Брунеллески.